– Осторожно разверни, посмотри и скажи, что ты об этом думаешь.
Зачем он задал этот вопрос, подумал Луи, он ведь и без того знал, что это. Вероятно, затем, чтобы Марк мог самостоятельно оценить находку, как сделал это Луи. Этот отпрыск Вандузлера-старшего возбуждал его любопытство. Отчеты, которые он составлял, были великолепны. И потом, он ловко разобрался с делом Симеонидис, распутав подлое двойное убийство полгода назад. Но Вандузлер предупреждал его: Марка интересуют только Средние века и несчастная любовь. Он прозвал племянника святым Марком. Похоже, тот был специалистом в своем деле. Но его знания могли пригодиться и в другом, почему бы нет. Три дня назад Луи узнал, что Делакруа считался сыном Талейрана, и ему это очень понравилось. Гений порождает гения, даже если их жизненные пути проходят в столь разных мирах, как живопись и политика.
– Ну что? – спросил Луи.
– А где ты это нашел?
– В Париже на решетке под деревом, рядом со скамьей 102, на Контрескарп. Что скажешь?
– На первый взгляд я бы сказал, что это кость из собачьего дерьма.
Кельвелер выпрямился и оглядел Марка. Честное слово, любопытный парень.
– Или нет? – спросил Марк. – Я ошибся?
– Не ошибся. Как ты догадался? У тебя есть собака?
– Нет, у меня есть охотник – собиратель эпохи палеолита. Он специалист по первобытной истории, причем убежденный, тут с ним лучше не спорить. И хотя он специалист по первобытной истории, он мой друг. Я интересовался мусором, в котором он копается, потому что он человек ранимый, и я не хотел его обижать.
– Это его твой дядя называет святым Лукой?
– Нет, тот Люсьен, он изучает Первую мировую войну и тоже убежденный специалист. Нас в лачуге трое – Матиас, Люсьен и я. Да еще Вандузлер-старший, который упорно зовет нас святыми Матфеем, Лукой и Марком, отчего мы выглядим придурками. Еще немного, и старик назовет себя Богом. Короче, это дядюшкины бредни. А с Матиасом другая история. В мусоре, где он копается, попадаются кости в точности как эта, с маленькими дырочками. Матиас говорит, что они из дерьма доисторических гиен и их нельзя путать с объедками охотников-собирателей. Он раскладывал их на кухонном столе, пока Люсьен не завопил, что нельзя путать дерьмо доисторических гиен с его собственной едой, а поесть Люсьен любит. Короче, их свара тебе не интересна, но раз в Париже не водится доисторических гиен, я думаю, что эта штука вышла из желудка собаки.
Кельвелер с улыбкой кивнул.
– Только что с того? – продолжал Марк. – Собаки грызут кости, такова их природа, а потом кости выходят в таком виде, пористые и во вмятинах. Разве что… – прибавил он, помолчав некоторое время.
– Разве что… – повторил Кельвелер. – Потому что эта кость человеческая, крайняя фаланга большого пальца ноги.
– Это точно?
– Абсолютно. Это подтвердил специалист из музея естественной истории. Большой палец ноги женщины, довольно пожилой.
– Да уж… – помолчав, проговорил Марк. – Такое не часто встретишь.
– Легавых это не впечатлило. Окружной комиссар не хочет верить, что это кость, он таких никогда не видел. Конечно, узнать ее трудно, и я сам его запутал. Он подозревает, что я готовлю ему западню, и правильно делает, только не знает, с какой стороны ждать подвоха. В округе никто не пропадал, и они не станут заводить дело из-за косточки в собачьем дерьме.
– А ты-то сам что думаешь?
Марк говорил «ты» всем, кто обращался к нему на «ты». Кельвелер вытянул длинные ноги и заложил руки за голову:
– Я думаю, что фаланга кому-то принадлежит, но не думаю, что этот кто-то жив. Несчастный случай я отметаю, в это с трудом верится. Всякое бывает, и все же. Я думаю, что пес, скорее всего, полакомился трупом. Собаки питаются падалью, как и твои гиены. Естественную смерть дома или в больнице мы исключим. Вряд ли пес мог оказаться в морге.
– А если умершая старуха была дома одна со своим псом?
– А как же собака вышла из дому? Нет, это исключено, труп где-то вне дома. Тело брошено на месте смерти или убийства, в подвале, на стройке, на пустыре. Там вполне могут гулять собаки. Пес сжирает палец, переваривает и испражняется, а потом всю ночь идет ливень и смывает грязь.
– Если где-то на пустыре лежит труп, это еще не значит, что совершено убийство.
– Но кость оказалась в Париже, вот что меня гнетет. Парижские собаки не роются далеко от своих жилищ, а в городе труп не останется не замеченным надолго. Его давно бы нашли. Я утром виделся с инспектором Ланкето, новостей по-прежнему никаких, трупов в столице не обнаружено. А рутинные расследования смерти одиноких людей ничего не дали. Я нашел кость в четверг вечером. То есть прошло три дня. Нет, Марк, здесь что-то не так.
Марк не понимал, для чего Кельвелер все это ему рассказывает. Хотя и не имел ничего против. Слушать Луи было приятно, его спокойный, низкий голос действовал умиротворяюще. По правде сказать, ему было плевать на это собачье дерьмо. Сидеть на скамейке становилось все холоднее, но Марк не решался сказать «я замерз, пойду домой». Он только плотнее запахнул куртку.
– Замерз? – спросил Луи.
– Есть немного.
– Я тоже. Ноябрь, ничего не поделаешь.
Поделать-то можно, мысленно возразил Марк, зайти в бистро, например. Хотя, конечно, в бистро не очень удобно говорить о таких вещах.
– Надо еще подождать, – сказал Кельвелер, – некоторые люди неделю выжидают, прежде чем заявить о пропаже человека.
– Да, – согласился Марк, – но тебе-то что до этого?
– А то, что, как я тебе уже сказал, здесь что-то не так. Где-то совершено гнусное убийство, я уверен. Эта кость, эта женщина, эта гнусность – как заноза у меня в голове, отступать поздно, я должен узнать и найти.
– Порочная страсть, – сказал Марк.
– Нет, это искусство. Неистребимое искусство, и оно принадлежит мне. Тебе это не знакомо?
Да, Марку было это знакомо, только он поклонялся Средневековью, а не косточкам на решетках.
– Оно мое, – повторил Кельвелер. – Если через неделю Париж не выдаст тайну, дело сильно осложнится.
– Конечно. Пес мог откуда-нибудь приехать.
– В том-то и дело.
Кельвелер выпрямился и встал. Марк поглядел на него снизу.
– Пес, – продолжал Луи, – мог за ночь проехать в машине сотню километров! Он мог сожрать кость в провинции и оставить ее в Париже. Единственное, что можно предположить благодаря этой собаке, – где-то находится труп женщины, но как узнать, где именно? Франция сама по себе достаточно велика. Где-то лежит тело, но как его искать, неизвестно…
– С ума сойти, сколько всего можно узнать по собачьему дерьму, – пробормотал Марк.
– Ты в региональной прессе ничего не заметил? Убийства, несчастные случаи?
– Убийств не было. Несчастные случаи – как обычно. Но никаких историй с ногой, это точно.
– Продолжай читать и будь внимателен, не важно, будет там нога или нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Зачем он задал этот вопрос, подумал Луи, он ведь и без того знал, что это. Вероятно, затем, чтобы Марк мог самостоятельно оценить находку, как сделал это Луи. Этот отпрыск Вандузлера-старшего возбуждал его любопытство. Отчеты, которые он составлял, были великолепны. И потом, он ловко разобрался с делом Симеонидис, распутав подлое двойное убийство полгода назад. Но Вандузлер предупреждал его: Марка интересуют только Средние века и несчастная любовь. Он прозвал племянника святым Марком. Похоже, тот был специалистом в своем деле. Но его знания могли пригодиться и в другом, почему бы нет. Три дня назад Луи узнал, что Делакруа считался сыном Талейрана, и ему это очень понравилось. Гений порождает гения, даже если их жизненные пути проходят в столь разных мирах, как живопись и политика.
– Ну что? – спросил Луи.
– А где ты это нашел?
– В Париже на решетке под деревом, рядом со скамьей 102, на Контрескарп. Что скажешь?
– На первый взгляд я бы сказал, что это кость из собачьего дерьма.
Кельвелер выпрямился и оглядел Марка. Честное слово, любопытный парень.
– Или нет? – спросил Марк. – Я ошибся?
– Не ошибся. Как ты догадался? У тебя есть собака?
– Нет, у меня есть охотник – собиратель эпохи палеолита. Он специалист по первобытной истории, причем убежденный, тут с ним лучше не спорить. И хотя он специалист по первобытной истории, он мой друг. Я интересовался мусором, в котором он копается, потому что он человек ранимый, и я не хотел его обижать.
– Это его твой дядя называет святым Лукой?
– Нет, тот Люсьен, он изучает Первую мировую войну и тоже убежденный специалист. Нас в лачуге трое – Матиас, Люсьен и я. Да еще Вандузлер-старший, который упорно зовет нас святыми Матфеем, Лукой и Марком, отчего мы выглядим придурками. Еще немного, и старик назовет себя Богом. Короче, это дядюшкины бредни. А с Матиасом другая история. В мусоре, где он копается, попадаются кости в точности как эта, с маленькими дырочками. Матиас говорит, что они из дерьма доисторических гиен и их нельзя путать с объедками охотников-собирателей. Он раскладывал их на кухонном столе, пока Люсьен не завопил, что нельзя путать дерьмо доисторических гиен с его собственной едой, а поесть Люсьен любит. Короче, их свара тебе не интересна, но раз в Париже не водится доисторических гиен, я думаю, что эта штука вышла из желудка собаки.
Кельвелер с улыбкой кивнул.
– Только что с того? – продолжал Марк. – Собаки грызут кости, такова их природа, а потом кости выходят в таком виде, пористые и во вмятинах. Разве что… – прибавил он, помолчав некоторое время.
– Разве что… – повторил Кельвелер. – Потому что эта кость человеческая, крайняя фаланга большого пальца ноги.
– Это точно?
– Абсолютно. Это подтвердил специалист из музея естественной истории. Большой палец ноги женщины, довольно пожилой.
– Да уж… – помолчав, проговорил Марк. – Такое не часто встретишь.
– Легавых это не впечатлило. Окружной комиссар не хочет верить, что это кость, он таких никогда не видел. Конечно, узнать ее трудно, и я сам его запутал. Он подозревает, что я готовлю ему западню, и правильно делает, только не знает, с какой стороны ждать подвоха. В округе никто не пропадал, и они не станут заводить дело из-за косточки в собачьем дерьме.
– А ты-то сам что думаешь?
Марк говорил «ты» всем, кто обращался к нему на «ты». Кельвелер вытянул длинные ноги и заложил руки за голову:
– Я думаю, что фаланга кому-то принадлежит, но не думаю, что этот кто-то жив. Несчастный случай я отметаю, в это с трудом верится. Всякое бывает, и все же. Я думаю, что пес, скорее всего, полакомился трупом. Собаки питаются падалью, как и твои гиены. Естественную смерть дома или в больнице мы исключим. Вряд ли пес мог оказаться в морге.
– А если умершая старуха была дома одна со своим псом?
– А как же собака вышла из дому? Нет, это исключено, труп где-то вне дома. Тело брошено на месте смерти или убийства, в подвале, на стройке, на пустыре. Там вполне могут гулять собаки. Пес сжирает палец, переваривает и испражняется, а потом всю ночь идет ливень и смывает грязь.
– Если где-то на пустыре лежит труп, это еще не значит, что совершено убийство.
– Но кость оказалась в Париже, вот что меня гнетет. Парижские собаки не роются далеко от своих жилищ, а в городе труп не останется не замеченным надолго. Его давно бы нашли. Я утром виделся с инспектором Ланкето, новостей по-прежнему никаких, трупов в столице не обнаружено. А рутинные расследования смерти одиноких людей ничего не дали. Я нашел кость в четверг вечером. То есть прошло три дня. Нет, Марк, здесь что-то не так.
Марк не понимал, для чего Кельвелер все это ему рассказывает. Хотя и не имел ничего против. Слушать Луи было приятно, его спокойный, низкий голос действовал умиротворяюще. По правде сказать, ему было плевать на это собачье дерьмо. Сидеть на скамейке становилось все холоднее, но Марк не решался сказать «я замерз, пойду домой». Он только плотнее запахнул куртку.
– Замерз? – спросил Луи.
– Есть немного.
– Я тоже. Ноябрь, ничего не поделаешь.
Поделать-то можно, мысленно возразил Марк, зайти в бистро, например. Хотя, конечно, в бистро не очень удобно говорить о таких вещах.
– Надо еще подождать, – сказал Кельвелер, – некоторые люди неделю выжидают, прежде чем заявить о пропаже человека.
– Да, – согласился Марк, – но тебе-то что до этого?
– А то, что, как я тебе уже сказал, здесь что-то не так. Где-то совершено гнусное убийство, я уверен. Эта кость, эта женщина, эта гнусность – как заноза у меня в голове, отступать поздно, я должен узнать и найти.
– Порочная страсть, – сказал Марк.
– Нет, это искусство. Неистребимое искусство, и оно принадлежит мне. Тебе это не знакомо?
Да, Марку было это знакомо, только он поклонялся Средневековью, а не косточкам на решетках.
– Оно мое, – повторил Кельвелер. – Если через неделю Париж не выдаст тайну, дело сильно осложнится.
– Конечно. Пес мог откуда-нибудь приехать.
– В том-то и дело.
Кельвелер выпрямился и встал. Марк поглядел на него снизу.
– Пес, – продолжал Луи, – мог за ночь проехать в машине сотню километров! Он мог сожрать кость в провинции и оставить ее в Париже. Единственное, что можно предположить благодаря этой собаке, – где-то находится труп женщины, но как узнать, где именно? Франция сама по себе достаточно велика. Где-то лежит тело, но как его искать, неизвестно…
– С ума сойти, сколько всего можно узнать по собачьему дерьму, – пробормотал Марк.
– Ты в региональной прессе ничего не заметил? Убийства, несчастные случаи?
– Убийств не было. Несчастные случаи – как обычно. Но никаких историй с ногой, это точно.
– Продолжай читать и будь внимателен, не важно, будет там нога или нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52