Вы мне скажете, – сэр Чарльз пробежал взглядом по внимающим лицам своих слушателей и остановился на мистере Мортоне Харроугейте Брэдли, как будто предвидя, что именно он выдвинет против него подобное возражение, – вы скажете, – сурово повторял сэр Чарльз, обращаясь к мистеру Брэдли, – что в этом не было необходимости. Пакет мог быть отправлен ничего не подозревающим сообщником по просьбе преступника, с тем чтобы последний имел бесспорное алиби на этот промежуток времени. Тем более что лицо, которое я подозреваю, действительно находилось за границей. И потому тем проще было обратиться к подруге, которая могла в тот момент направляться в Англию, и попросить ее бросить пакет в ящик у нас в стране, дабы избежать излишних почтовых расходов, которые при пересылке писем за границу составляют немалую сумму. Нет, я с вами не могу согласиться, – грозно продолжал сэр Чарльз, направляя весь свой гнев против мистера Брэдли. – Я хорошо это продумал и могу смело заявить, что лицо, имеющее отношение к преступлению, не пошло бы на такой риск, потому что подруга непременно бы вспомнила инцидент с письмом, прочтя некоторое время спустя криминальную хронику в газете. Почти неизбежно, что так оно и было бы. Нет, – заключил сэр Чарльз, окончательно сокрушая своего оппонента в лице мистера Брэдли, – я убежден, что лицо, которое у меня на подозрении, считало, что пакет должен быть опущен собственноручно, минуя каких бы то ни было посредников.
– Совершенно верно, но, однако же. – произнес тоном ученого мужа мистер Брэдли, – леди Пеннфазер могла иметь сообщницей вполне осведомленную особу, готовую разделить с ней вину. Вы не рассматривали такую возможность?
Мистер Брэдли всем своим видом демонстрировал, что все, что говорил сэр Чарльз, ему глубоко безразлично, но поскольку сэр Чарльз обращался именно к нему, то приходилось из вежливости ему отвечать.
Сэр Чарльз залился краской. Он всегда гордился особым своим умением скрывать имя подозреваемого, не произнеся его ни разу до конца своей речи, и когда нервы слушателей уже на пределе, он небрежно это имя обронит, совсем как в детективных романах. И надо же было гнусному писаке все испоганить.
– Сэр, я хотел бы подчеркнуть то обстоятельство, что я вообще не называл имен, это было бы слишком опрометчиво, – сэр Чарльз модулировал голосок; совершенно в джонсоновской манере. – Нет нужды напоминать вам о том, что такое диффамация?
Мистер Харроугейт улыбнулся своей возмутительной наглой улыбкой (в самом деле, он был несносный молодой человек).
– А что тут такого, сэр Чарльз? – веселился он, лаская пальцами нечто плюгавое и лоснящееся под его носом, чем были его усы. – Я же не собираюсь писать роман о том, как леди Пеннфазер намеревалась убить своего мужа Вы это имели в виду или закон о клевете?
Сэр Чарльз, который, конечно, имел в виду закон о клевете, кинул на него разъяренный взгляд.
Роджер поспешил ему на помощь. Спор напоминал ему схватку быка с оводом, которую всегда забавно наблюдать. Но Клуб криминалистов был создан, чтобы раскрывать чужие преступления, а не плодить новые в собственной среде. Нельзя сказать, что Роджер как-то особенно не любил быка или овода. Каждый из них забавлял его по-своему. Он не питал антипатии ни к тому, ни к другому. Мистер Брэдли же, наоборот, терпеть не мог обоих: и Роджера, и сэра Чарльза. Он не терпел Роджера даже больше, чем сэра Чарльза, потому что Роджер был джентльмен, но не обнаруживал этого, сам же Брэдли джентльменом не был, но изо всех сил старался показать, что он истинный джентльмен.
– Я рад, что вы затронули эту сторону, сэр Чарльз, – умиротворенно произнес Роджер. – Нам надо как следует это обдумать. Я даже себе не могу представить, как вести дело дальше, не придумав, как обойти закон о клевете.
Гнев сэра Чарльза смягчился.
– Трудная задача, – с готовностью согласился он. Адвокат в его душе взял верх над поддавшимся гневу простым смертным. Настоящий адвокат всегда прежде всего займется толкованием запутаннейшего подпункта в параграфе закона, отложив все мелкие дела, как, например, выступления на процессе, точно так же, как настоящая женщина прежде наденет самое тонкое белье и напудрит носик, а уж потом сунет голову в газовую духовку.
– Мне кажется, – осторожно начал Роджер, стараясь не задеть профессиональной гордости сэра Чарльза (потому что он, как непрофессионал, собирался высказать нечто отчаянно дерзкое),– мне кажется, нам следует пренебречь этим законом. Что я имею в виду? – заспешил он, заметив, как при этих словах исказилось лицо сэра Чарльза. Еще бы, его призывали посягнуть на святая святых, на lex intagenda. – Я хочу сказать, мы должны условиться, что когда мы начнем тут высказываться, чтобы у нас все было совсем как в компании близких друзей, чтобы говорили без предубеждений, не принимая ничего на свой счет, но и не… – он путался, сбивался, – ну, словом, чтобы не получилась игра в кошки-мышки, как в суде.
Не очень тактично сэр Роджер все это выразил.
Но вряд ли сэр Чарльз его слышал. Он сидел с каким-то странным, отрешенным взором, как сам Лорд Вершитель Кассационного Суда, размышляющий над людскими судьбами.
– Как известно, – пробормотал он, – под клеветой понимаются словесные утверждения порочащего характера, произносимые с целью публичной огласки, дающие противоположной стороне законное основание на подачу судебного иска за клевету на сторону, распространяющую не соответствующие действительности порочащие сведения. В этом случае констатируется судебно наказуемый проступок, который влечет за собой судебную ответственность. При отсутствии доказательств относительно материального ущерба в состав преступления входят словесные утверждения клеветнического характера, ложность которых презюмируется, причем бремя доказательства состоятельности порочащих утверждений ложится на плечи обвиняемого. Из чего следует, что мы можем оказаться в весьма двусмысленной ситуации, когда ответчик по делу о клевете становится, по сути дела, свидетелем обвинения в гражданском деле об убийстве. И я не знаю, чем это может кончиться, – в крайнем замешательстве произнес сэр Чарльз.
– А как насчет привилегии? – тихо подсказал ему Роджер.
– Конечно, – продолжал сэр Чарльз, не обращая на него внимания, – в исковом заявлении о клевете должны быть точно зафиксированы словесные утверждения, а не только их смысл и общие выводы. При невозможности доказать факт произнесения этих утверждений свидетель обвинения освобождается от обвинения в клевете. Но я не знаю, как иск может быть запущен в дело, если выступления не будут протоколироваться, а затем протокол не буде! – подписан каким-нибудь свидетелем, который сможет таким образом подтвердить факт распространения клеветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61