Зато я получил третий браслет, а у Рагнара в дружине были и взрослые воины, у которых имелось всего по три браслета. Рорик завидовал мне, но он был младше, и отец утешал его, говоря, что его время еще придет.
– Каковы ощущения? – спросил меня Рагнар.
– Здорово! – ответил я – и, видит Бог, так оно и было. Во время того набега я впервые увидел Бриду. Она была примерно моя ровесница – черноволосая, тоненькая, как веточка, с большими темными глазами, с душой дикой, как сокол по весне. Она была среди взятых в плен женщин, и когда датчане начали делить пленниц, взрослая женщина вытолкнула ее вперед, словно предлагая викингам вместо себя. Брида схватила полено, развернулась и ударила женщину, крича, что та криворожая потаскуха, навозная лепешка! Женщина отшатнулась, упала в крапиву, а Брида продолжала на нее наступать. Рагнар захохотал и отвел девочку в сторону – он любил всех сильных духом. Позже он поручил мне заботиться о девчонке.
– Присмотри за ней, – велел он, – и подожги последний дом.
Так я и сделал.
И еще я понял одну вещь. Начни убивать рано, и совесть не будет мучить тебя. Начнешь убивать в детстве – и превратишься в грозного воина.
Мы забрали добычу на корабли, и в ту ночь, попивая свой эль, я считал себя датчанином. Не англичанином – уже нет. Я был датчанин, у меня было прекрасное детство, во всяком случае, с точки зрения мальчишки. Я рос среди мужчин, я был свободен, бегал, где хотел, не знал никаких законов, мне не докучали священники, мне не запрещали драться, и я редко бывал один.
Именно потому, что я редко бывал один, я и остался в живых.
* * *
С каждым новым набегом лошадей становилось все больше – значит, все больше воинов могли отправляться в новые набеги, исследовать новые места, привозить все больше серебра и пленников.
Наши шпионы наблюдали за приближением армии короля Эдмунда, который правил Восточной Англией. Как и Бургред из Мерсии, он был готов безвольно нам сдаться, но все-таки ему пришлось выслать войско, чтобы сохранить королевство, поэтому мы следили за дорогами и ждали.
Брида держалась рядом со мной. Рагнар очень ее полюбил, возможно потому, что она вела себя дерзко и единственная не плакала, попав в плен. Она была сиротой, жила в доме у тетки – той женщины, которую ударила, – и ненавидела ее. Спустя несколько дней Бриде уже гораздо больше нравилось среди датчан, чем среди своих. Она стала рабыней, которой полагалось оставаться в лагере и готовить еду, но на заре, когда мы отправлялись в набег, побежала за нами и забралась в седло позади меня. Рагнар, которого это позабавило, позволил ей ехать с отрядом.
В тот день мы отправились далеко на юг, прочь от плоских болотистых земель, в низкие, поросшие лесом холмы, среди которых лежали жирные угодья и еще более жирные монастыри.
Брида смеялась, когда Рагнар убил аббата.
Пока датчане собирали добычу, она взяла меня за руку и повела по невысокому склону к ферме, которую викинги уже очистили от всего ценного. Ферма принадлежала монастырю, и Брида знала здесь все уголки, потому что тетка часто ходила в этот монастырь молиться.
– Она хотела детей, – пояснила Брида, – но у нее была только я.
Потом указала на дом, наблюдая за моей реакцией.
По словам Бриды, ферму построили римляне, – хотя мы с ней плохо понимали, кто же такие эти римляне, знали только, что они жили в Англии, а потом ушли. Я уже повидал много римских построек в Эофервике, но те дома были полуразрушены, кое-как замазаны глиной, покрыты соломой, а этот выглядел так, словно римляне только что отсюда ушли.
Ферма поражала воображение. Каменные стены, прекрасная кладка, квадратные, тесно подогнанные кирпичи, плотно уложенная фигурная черепица крыши, за воротами – двор, по периметру – галерея с колоннами. На полу самой большой комнаты из тысяч маленьких цветных камешков была выложена удивительная картина: я разинул рот при виде рыбины, тянущей колесницу, в которой стоял бородатый человек с трезубцем... С подобным трезубцем мне пришлось иметь дело в деревне Бриды. Вокруг среди изогнутых веток резвились зайцы. На стенах были и другие картинки, но выцветшие и попорченные водой, протекающей сквозь щели в старой крыше.
– Это дом аббата, – пояснила Брида, потом провела меня в маленькую комнату с кроватью, рядом с которой в луже крови лежал слуга. – Он привел меня сюда, – продолжала она.
– Аббат?
– И велел мне снять всю одежду.
– Аббат?! – снова спросил я.
– Я убежала, – она рассказывала обо всем как о чем-то само собой разумеющемся, – и тетка меня избила, сказав, что я должна была его ублажить, тогда бы он нас наградил.
Мы прошлись по дому, и я все удивлялся, что мы больше не умеем так строить. Мы знали, как вкапывать в землю столбы, как устанавливать балки и перекрытия, как настилать на них крышу из ржаной соломы или камыша, но столбы вскоре подгнивали, солома рассыпалась в труху и дома проседали. Даже летом в наших жилищах было по-зимнему темно, круглый год мы задыхались от дыма, а зимой там еще и воняло скотиной. Этот же дом был светлым, чистым, и вряд ли корова хоть раз роняла лепешку на того человека в колеснице. От таких мыслей мне стало грустно. Как же мы докатились до дымной темноты и неужели нам никогда больше не создать ничего столь же совершенного, как этот небольшой дом?
– Римляне были христианами? – спросил я Бриду.
– Не знаю. А что?
– Ничего.
Я подумал – раз боги вознаграждают тех, кого любят, было бы неплохо узнать, какие боги любили римлян. Я надеялся, что они поклонялись Одину. Хотя, насколько мне было известно, сейчас римляне – христиане, ведь Папа живет в Риме, а Беокка говорил, что Папа – глава всех христиан, самый святой человек. Папу звали Николай, насколько я помнил.
Бриде было глубоко наплевать на римских богов. Она опустилась на колени, исследуя дыру в полу, которая, похоже, уходила в погреб, такой маленький, что туда было не пролезть.
– Может, там живут эльфы? – предположил я.
– Эльфы живут в лесу, – возразила она.
Решив, что у аббата могут быть спрятаны сокровища, она взяла у меня меч, чтобы расширить дыру. То был не совсем меч, скорее, очень длинный нож, но его дал мне Рагнар, и я с гордостью его носил.
– Не сломай клинок, – сказал я.
В ответ она показала мне язык и принялась выковыривать из дыры раствор. Я же вернулся во двор взглянуть на бассейн. Он был грязным и позеленевшим, но когда-то, я не сомневался, был наполнен прозрачной водой. Посреди бассейна на небольшом камушке сидела лягушка, и я снова вспомнил, как называл отец жителей Восточной Англии: жалкие лягушки.
В ворота вошел Веланд, остановился, облизнул губы и слегка улыбнулся.
– Что, потерял свой тесак, Утред?
– Нет, – ответил я.
– Меня послал Рагнар, – сказал он, – мы уезжаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95