Клеопатра Максимовна. Почему?
Егорушка. Вам меня не понять, Клеопатра Максимовна, потому что вы женщина потустороннего класса.
Аристарх Доминикович. Как же так, извиняюсь, потустороннего? А позвольте спросить вас, Егор Тимофеевич: кто же сделал, по-вашему, революцию?
Егорушка. Революцию? Я. То есть мы.
Аристарх Доминикович. Вы сужаете тему, Егор Тимофее­вич. Разрешите, я вам поясню свою мысль аллегорией.
Егорушка. Не могу отказаться. Всегда готов.
Аристарх Доминикович. Так сказать, аллегорией зверино­го быта домашних животных.
Все. Просим!.. Просим!
Маргарита Ивановна. Вы не слушайте, пейте, Семен Семенович.
Аристарх Доминикович. Под одну сердобольную курицу подложили утиные яйца. Много лет она их высиживала. Мно­го лет согревала своим теплом, наконец высидела. Утки вылупились из яиц, с ликованием вылезли из-под курицы, ух­ватили ее за шиворот и потащили к реке. «Я ваша мама, – вскричала курица, – я сидела на вас. Что вы делаете?» – «Плыви», – заревели утки. Понимаете аллегорию?
Голоса. Чтой-то нет.
– Не совсем.
Аристарх Доминикович. Кто, по-вашему, эта курица? Это наша интеллигенция. Кто, по-вашему, эти яйца? Яйца эти – пролетариат. Много лет просидела интеллигенция на проле­тариате, много лет просидела она на нем. Все высиживала, все высиживала, наконец высидела. Пролетарии вылупились из яиц. Ухватили интеллигенцию и потащили к реке. «Я ваша мама, – вскричала интеллигенция. – Я сидела на вас. Что вы делаете?» – «Плыви», – заревели утки. «Я не пла­ваю». – «Ну, лети». – «Разве курица птица?» – сказала ин­теллигенция. «Ну, сиди». И действительно посадили. Вот мой шурин сидит уже пятый год. Понимаете аллегорию?
Зинка Падеспань. Что же здесь не понять? Он казенные день­ги растратил, наверное.
Аристарх Доминикович. Деньги – это деталь. Вы скажите, за что же мы их высиживали? Знать бы раньше, так мы бы из этих яиц… Что бы вы, гражданин Подсекальников, сде­лали?
Семен Семенович. Гоголь-моголь.
Аристарх Доминикович. Вы гений, Семен Семенович. Золо­тые слова.
Груня. Вы о чем заскучали, гражданин Подсекальников?
Семен Семенович. Вот скажите вы мне, дорогие товарищи, мо­жете ли вы понимать суть, и если вы можете ее понимать, то скажите вы мне, дорогие товарищи, – есть загробная жизнь или нет?
Александр Петрович. Про загробную жизнь вы у батюшки спрашивайте. Это их специальность.
Отец Елпидий. Как прикажете отвечать: по религии или по совести?
Семен Семенович. А какая же разница?
Отец Елпидий. Ко-лос-саль-на-я. Или можно еще по науке ска­зать.
Семен Семенович. Мне по-верному, батюшка.
Отец Елпидий. По религии – есть. По науке – нету. А по со­вести – никому не известно.
Семен Семенович. Никому? Значит, нечего даже и спра­шивать?
Пугачев. А зачем же вам спрашивать? Вот чудак. Вы же сами ми­нут через тридцать узнаете.
Семен Семенович. Через тридцать? Так, значит, сейчас половина двенадцатого? Как… Уже половина двенадца­того?
Маргарита Ивановна. Вы не думайте, пейте, Семен Семенович.
Семен Семенович. Неужели уже половина двенадцатого? По­ловина двена… Отпевайте меня, дорогие товарищи. Пойте, милые. Пойте, сволочи.
Цыгане гаркают хоровую.
Пострадаю за всех. Пострадаю за вас.
Цыгане. Эх, раз! Еще раз!
Семен Семенович. Вот когда наступила, товарищи, жизнь. На­ступила за тридцать минут до смерти.
Егорушка. За здоровьице масс!
Цыгане. Эх, раз! Еще раз!
Семен Семенович. Массы! Слушайте Подсекальникова! Я сей­час умираю. А кто виноват? Виноваты вожди, дорогие това­рищи. Подойдите вплотную к любому вождю и спросите его: «Что вы сделали для Подсекальникова?» И он вам не отве­тит на этот вопрос, потому что он даже не знает, товарищи, что в советской республике есть Подсекальников. Подсекаль­ников есть, дорогие товарищи. Вот он я. Вам оттуда не видно меня, товарищи. Подождите немножечко. Я достигну таких грандиозных размеров, что вы с каждого места меня увиди­те. Я не жизнью, так смертью своею возьму. Я умру и, зары­тый, начну разговаривать. Я скажу им открыто и смело за всех. Я скажу им, что я умираю за… что я за… Тьфу ты, черт! Как же я им скажу, за что я, товарищи, умираю, если я даже предсмертной записки своей не читал.
Аристарх Доминикович. Мы сейчас все устроим, Семен Семенович. Дайте кресло и стол, Маргарита Ивановна.
Маргарита Ивановна. Костя, стол!
Официанты вносят стол и кресло. На столе письменный при­бор, бумага, ваза с цветами, бутылка шампанского и рабочая лампа с зеленым абажуром.
Аристарх Доминикович. Потрудитесь прочесть, гражданин Подсекальников.
Семен Семенович. Это что?
Аристарх Доминикович. Здесь написано.
Семен Семенович. «Почему я не в силах жить!» Вот, вот, вот. Я давно уже этим интересуюсь.
Аристарх Доминикович. Так садитесь и переписывайте.
Семен Семенович садится за стол.
Мы не будем мешать вам, Семен Семенович. Будьте добры, маэстро, негромкий вальс.
Музыка.
Семен Семенович (переписывает). «Почему я не в силах жить!» Восклицательный знак. Дальше. «Люди и члены партии, посмотрите в глаза истории». Как написано! А! «По­смотрите в глаза истории». Замечательно. Красота.
Пугачев. Уважаемые, до чего я люблю красоту, даже страшно ста­новится. Красота, уважаемые…
Зинка Падеспань. Вольдемар, вы начнете сейчас блевать. Уверяю вас.
Пугачев. Я? Пожалуйста. Сколько хочите.
Семен Семенович (читает). «Потому что нас всех коснулся очистительный вихрь революции!» Восклицательный знак. С красной строки. (Переписывает.)
Клеопатра Максимовна. Мне претит эта скучная, серая жизнь. Я хочу диссонансов, Егор Тимофеевич.
Егорушка. Человек!
Костя. Что прикажете?
Егорушка. Диссонансов. Два раза. Для меня и для барышни.
Костя. Сей минут.
Семен Семенович (читает). «Помните, что интеллигенция соль нации и, если ее не станет, вам нечем будет посолить кашу, которую вы заварили». Значит, так: помните… (Пере­писывает.)
Виктор Викторович. Червячок уже есть, Аристарх Доминикович.
Аристарх Доминикович. Это вы про кого?
Виктор Викторович. Я вчера вам говорил про Федю Питунина. Замечательный тип, положительный тип, но уже с червяч­ком, Аристарх Доминикович.
Раиса Филипповна. Говорят, что вы были за рубежом?
Виктор Викторович. Был в рабочих кварталах Франции.
Раиса Филипповна. А скажите, во Франции в этом сезоне парижанки какие же груди носят – маленькие или боль­шие?
Виктор Викторович. Кто как может, смотря по средствам.
Клеопатра Максимовна. Между прочим, я так и думала. Ах, Париж… А у нас? Ведь у нас даже дама со средствами сплошь да рядом должна оставаться такой, какова она есть.
Семен Семенович. Дайте волю интеллигенции.
Пугачев. Дайте ванную. Дайте ванную. Маргарита Ивановна, дайте ванную.
Маргарита Ивановна. Для чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21