Вскоре она, казалось, совершенно приспособилась ко всей этой ситуации, и чем больше она себя чувствовала как дома, тем ниже соскальзывал с нее мой серый халат, пока, к концу второго дня, она не стала расхаживать и вовсе без одежды.
Между тем по телефону было слышно, что Вив становится все хуже. Ее желудок был в огне, в то время как врачи бомбардировали ее направлениями на анализы и ничего не находили.
– Вив больна, – сказал я Вентуре, вернувшись под его капающий свод.
– Она умирает, – ответил он, не глядя на меня. – Я умираю, ты умираешь.
Он сидел за своим столом и сосредоточенно сортировал старые бумаги и письма; он даже снял шляпу и сапоги и завершал свои последние дела в носках. Стол, где обычно высились горы книг и статей, теперь был, наряду с бумагами и письмами, завален латуком, морковкой, помидорами и обезжиренными заправками для салата, и вдобавок там лежал французский батон из булочной по соседству. Посреди этого силоса находился какой-то очень официально выглядящий документ – оказывается, Вентура уже начал писать завещание.
– Мне что-нибудь оставишь? – спросил я.
– А зачем мне тебе что-то оставлять? – ответил он. – Ты – человек, который от всего избавляется. К тому времени, когда ты умрешь, у тебя ничего не останется, чтобы кому-то оставить. Ты уже решил, что никому ни долбаной пылинки не оставишь.
– Ну хотя бы пару твоих фильмов. Истеричных. «Обнаженную шпору». «Странную любовь Марты Иверс».
Тут он поднял глаза.
– Это все, что тебе нужно? – сказал он в негодовании. – Из всего этого, – он величественно обвел рукой беспорядок, царящий в квартире, – тебе нужны «Обнаженная шпора» и «Странная любовь Марты Ивере»?
– У меня проблемы. Кроме того факта, конечно же, что я умираю.
– Ты не понимаешь, – сказал Вентура, тыкая в меня пальцем. – Очевидно, до тебя до сих пор не дошло. Кроме того факта, что ты умираешь, у тебя нет никаких проблем.
– Ты будешь меня слушать или нет?
– Ах, ну почему же нет. Давай послушаем.
И я рассказал ему о Принцессе.
– Ты имеешь в виду, – сказал он, разрывая пакет с латуком и засовывая лист салата в рот, – что эта девушка находится здесь последние два дня?
– У меня в квартире.
– Где ты все это время спал?
– На полу.
– Вив об этом знает?
– Нет.
– О, Вив ничего не знает. О-о-о, – сказал он, смакуя слова, – вот такой поворот событий мне нравится. Можно спросить, а почему она не знает?
– Потому что я ей ничего не сказал.
– Можно спросить, а почему ты ей ничего не сказал?
– Ну, она болеет, и… Слушай, конечно же, мне надо было ей все рассказать. Я не сделал ничего такого, из-за чего мне следовало бы чувствовать себя виноватым, но тем самым, что я ей не рассказал, я повел себя так, будто я виноват, и теперь, если я ей расскажу… Пару вечеров назад она сказала, что у меня голос странный. Если я теперь ей расскажу, это подтвердит ее подозрения. У мужчин не бывает странный голос просто так.
– Да, – согласился Вентура, – просто так у мужчин странного голоса обычно не бывает. Обычно это значит, что у них рыльце в пушку, с женской точки зрения.
– Но если она узнает потом, – продолжил я, – что, хотя я ничего и не сделал, я все равно попытался скрыть это от нее, хотя скрывать было и нечего…
– О господи, и ты еще думаешь, что у меня с женщинами все хуже, чем у тебя? У человека, который очень плохо врет, даже когда говорит правду? – Он покачал головой. – Почему бы тебе просто не выкинуть эту маленькую шлюшку на улицу?
– Ей некуда идти. И она боится дождя.
– Ну, ты знаешь, насколько это остановило бы меня. Будь она в этой квартире – чего бы вообще не произошло, – у нее была бы ровно минута, чтобы придумать, куда идти, прежде чем я выкинул бы ее несомненно восхитительную, несомненно прибыльную задницу обратно на улицу, дождь там или не дождь.
– Вот! – воскликнул я. – Вот оно! Ты можешь это сделать, ты гораздо больший козел, чем я…
– Забудь, – покачал он головой, не обращая внимания на комплимент и указывая на овощи, бумаги и завещание. – У меня есть дела, требующие неотложного внимания. Мне не нужен милый ребенок, который будет ходить за мной следом, как влюбленный щенок.
– Она не будет ходить за тобой следом, как влюбленный щенок. Ты, конечно, не поверишь, но она будет сидеть в кресле и читать журнал, словно тебя на свете нет.
– Как же, как же.
– Ну, в таком случае будет даже лучше, если она станет ходить за тобой, как щенок. Тебе будет легче ее выгнать.
Вентура оторвал кусок батона и откусил от помидора, задумавшись.
– Она не уйдет, пока дождь не кончится, – сказал я подавленно.
– Дождь будет еще долго, – заметил он. – Произошли серьезные изменения погодных условий. Все эти вулканы, что извергались на северо-востоке в прошлом году. Где она живет?
– Она нигде не живет. Ей некуда идти. Ей некому звонить, и ей нигде не нужно быть. У нее нет проблем. Прикинь: я спросил ее, где она живет, и она сказала: «Я живу там, где я есть».
У него отвисла челюсть.
– Она так сказала? – Он достал свой блокнотик и начал писать. – Как зовут эту экзистенциалисту?
– Не знаю. Я зову се Принцессой. Он резко перестал писать.
– Принцессой?
– Ты не можешь забрать ее хотя бы на один…
– Минутку, минутку. Принцесса?
Он закрыл блокнот, отложил недоеденный помидор и вытер рот ладонью. Потом он запрокинул голову и хохотал пять минут подряд. Когда он отсмеялся, в его глазах загорелся сумасшедший, вредный мерцающий огонек; я буквально слышал, как похрустывают костяшки его мозга.
– Ах, в таком случае, – ухмыльнулся он, – конечно же. Веди эту маленькую Принцессу сюда скорей.
Я невольно описал Вентуре ситуацию в единственных словах, которые были для него неотразимыми. Живущий в нем сицилийский анархист долгие годы ждал, пока на мушке не покажется принцесса, или любая девушка, которой выпала неудача считать себя какой-либо принцессой, местной ли королевой красоты, красоткой ли университетского клуба, или же гулящей девицей с бульвара Сансет; и теперь, когда вся его жизнь практически проплыла перед его глазами, он не собирался упустить последний шанс дефлорировать ее буржуазное притворство.
– Я считаю, – прорычал он счастливо, выговаривая каждый слог, в то время как по углам его рта скапливались пенные струйки, – у каждого человека хотя бы раз должна пожить в квартире принцесса. Я хочу сказать, что, если я ночью испущу последний вздох, кому тут убирать за мной кровь и желчь и грязь и дерьмо, как не принцессе?
– Я сейчас же вернусь! – прокричал я.
Я помчался к своему люксу за ней. Если бы я не так ликовал, то, может быть, почти пожалел бы ее, только я знал, конечно же, что это у Вентуры нет никаких шансов. Принцесса тоже это знала. Ее давно уже не впечатляли ни я, ни Вентура, ни какой-либо другой мужчина;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Между тем по телефону было слышно, что Вив становится все хуже. Ее желудок был в огне, в то время как врачи бомбардировали ее направлениями на анализы и ничего не находили.
– Вив больна, – сказал я Вентуре, вернувшись под его капающий свод.
– Она умирает, – ответил он, не глядя на меня. – Я умираю, ты умираешь.
Он сидел за своим столом и сосредоточенно сортировал старые бумаги и письма; он даже снял шляпу и сапоги и завершал свои последние дела в носках. Стол, где обычно высились горы книг и статей, теперь был, наряду с бумагами и письмами, завален латуком, морковкой, помидорами и обезжиренными заправками для салата, и вдобавок там лежал французский батон из булочной по соседству. Посреди этого силоса находился какой-то очень официально выглядящий документ – оказывается, Вентура уже начал писать завещание.
– Мне что-нибудь оставишь? – спросил я.
– А зачем мне тебе что-то оставлять? – ответил он. – Ты – человек, который от всего избавляется. К тому времени, когда ты умрешь, у тебя ничего не останется, чтобы кому-то оставить. Ты уже решил, что никому ни долбаной пылинки не оставишь.
– Ну хотя бы пару твоих фильмов. Истеричных. «Обнаженную шпору». «Странную любовь Марты Иверс».
Тут он поднял глаза.
– Это все, что тебе нужно? – сказал он в негодовании. – Из всего этого, – он величественно обвел рукой беспорядок, царящий в квартире, – тебе нужны «Обнаженная шпора» и «Странная любовь Марты Ивере»?
– У меня проблемы. Кроме того факта, конечно же, что я умираю.
– Ты не понимаешь, – сказал Вентура, тыкая в меня пальцем. – Очевидно, до тебя до сих пор не дошло. Кроме того факта, что ты умираешь, у тебя нет никаких проблем.
– Ты будешь меня слушать или нет?
– Ах, ну почему же нет. Давай послушаем.
И я рассказал ему о Принцессе.
– Ты имеешь в виду, – сказал он, разрывая пакет с латуком и засовывая лист салата в рот, – что эта девушка находится здесь последние два дня?
– У меня в квартире.
– Где ты все это время спал?
– На полу.
– Вив об этом знает?
– Нет.
– О, Вив ничего не знает. О-о-о, – сказал он, смакуя слова, – вот такой поворот событий мне нравится. Можно спросить, а почему она не знает?
– Потому что я ей ничего не сказал.
– Можно спросить, а почему ты ей ничего не сказал?
– Ну, она болеет, и… Слушай, конечно же, мне надо было ей все рассказать. Я не сделал ничего такого, из-за чего мне следовало бы чувствовать себя виноватым, но тем самым, что я ей не рассказал, я повел себя так, будто я виноват, и теперь, если я ей расскажу… Пару вечеров назад она сказала, что у меня голос странный. Если я теперь ей расскажу, это подтвердит ее подозрения. У мужчин не бывает странный голос просто так.
– Да, – согласился Вентура, – просто так у мужчин странного голоса обычно не бывает. Обычно это значит, что у них рыльце в пушку, с женской точки зрения.
– Но если она узнает потом, – продолжил я, – что, хотя я ничего и не сделал, я все равно попытался скрыть это от нее, хотя скрывать было и нечего…
– О господи, и ты еще думаешь, что у меня с женщинами все хуже, чем у тебя? У человека, который очень плохо врет, даже когда говорит правду? – Он покачал головой. – Почему бы тебе просто не выкинуть эту маленькую шлюшку на улицу?
– Ей некуда идти. И она боится дождя.
– Ну, ты знаешь, насколько это остановило бы меня. Будь она в этой квартире – чего бы вообще не произошло, – у нее была бы ровно минута, чтобы придумать, куда идти, прежде чем я выкинул бы ее несомненно восхитительную, несомненно прибыльную задницу обратно на улицу, дождь там или не дождь.
– Вот! – воскликнул я. – Вот оно! Ты можешь это сделать, ты гораздо больший козел, чем я…
– Забудь, – покачал он головой, не обращая внимания на комплимент и указывая на овощи, бумаги и завещание. – У меня есть дела, требующие неотложного внимания. Мне не нужен милый ребенок, который будет ходить за мной следом, как влюбленный щенок.
– Она не будет ходить за тобой следом, как влюбленный щенок. Ты, конечно, не поверишь, но она будет сидеть в кресле и читать журнал, словно тебя на свете нет.
– Как же, как же.
– Ну, в таком случае будет даже лучше, если она станет ходить за тобой, как щенок. Тебе будет легче ее выгнать.
Вентура оторвал кусок батона и откусил от помидора, задумавшись.
– Она не уйдет, пока дождь не кончится, – сказал я подавленно.
– Дождь будет еще долго, – заметил он. – Произошли серьезные изменения погодных условий. Все эти вулканы, что извергались на северо-востоке в прошлом году. Где она живет?
– Она нигде не живет. Ей некуда идти. Ей некому звонить, и ей нигде не нужно быть. У нее нет проблем. Прикинь: я спросил ее, где она живет, и она сказала: «Я живу там, где я есть».
У него отвисла челюсть.
– Она так сказала? – Он достал свой блокнотик и начал писать. – Как зовут эту экзистенциалисту?
– Не знаю. Я зову се Принцессой. Он резко перестал писать.
– Принцессой?
– Ты не можешь забрать ее хотя бы на один…
– Минутку, минутку. Принцесса?
Он закрыл блокнот, отложил недоеденный помидор и вытер рот ладонью. Потом он запрокинул голову и хохотал пять минут подряд. Когда он отсмеялся, в его глазах загорелся сумасшедший, вредный мерцающий огонек; я буквально слышал, как похрустывают костяшки его мозга.
– Ах, в таком случае, – ухмыльнулся он, – конечно же. Веди эту маленькую Принцессу сюда скорей.
Я невольно описал Вентуре ситуацию в единственных словах, которые были для него неотразимыми. Живущий в нем сицилийский анархист долгие годы ждал, пока на мушке не покажется принцесса, или любая девушка, которой выпала неудача считать себя какой-либо принцессой, местной ли королевой красоты, красоткой ли университетского клуба, или же гулящей девицей с бульвара Сансет; и теперь, когда вся его жизнь практически проплыла перед его глазами, он не собирался упустить последний шанс дефлорировать ее буржуазное притворство.
– Я считаю, – прорычал он счастливо, выговаривая каждый слог, в то время как по углам его рта скапливались пенные струйки, – у каждого человека хотя бы раз должна пожить в квартире принцесса. Я хочу сказать, что, если я ночью испущу последний вздох, кому тут убирать за мной кровь и желчь и грязь и дерьмо, как не принцессе?
– Я сейчас же вернусь! – прокричал я.
Я помчался к своему люксу за ней. Если бы я не так ликовал, то, может быть, почти пожалел бы ее, только я знал, конечно же, что это у Вентуры нет никаких шансов. Принцесса тоже это знала. Ее давно уже не впечатляли ни я, ни Вентура, ни какой-либо другой мужчина;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61