Их осаждает седьмой драгунский гарнизон Пражского кремля и четыре легкие батареи. По истечении, кажется, шести часов они откроют огонь. Рейзек, Рейзек, какая это радость — в такое время жить на свете!
— М-да, — буркнул пан Рейзек.
— А в университете, — с упоением продолжал пан Кевал, — там естественный факультет схватился с историческим. Естественники, видите ли, отрицают явления, они вроде как пантеисты. Профессора возглавили демонстрацию, декан Радл сам нес знамя. Историки засели в университетской библиотеке, в Клементинуме, и отчаянно оборонялись, главным образом книгами. Декану Радлу угодили по макушке Веленовским в кожаном переплете — и он тут же на месте испустил дух. Должно быть, сотрясение мозга. Magnificus Арне Новак тяжело ранен томом «Открытий и научных изобретений». Под конец историки засыпали обидчиков Собранием сочинений Яна Врбы . Теперь там работают саперы; пока что отрыли семерых убитых, в том числе — трех доцентов. По-моему, засыпанных книгами не более тридцати.
— М-да, — отозвался пан Рензек.
— «Спарта»-то, голубчик, — тараторил Кевал, захлебываясь от восторга. — «Спарта» объявила единым и неделимым богом древнегреческого Зевса, а «Славия» выступает за Сзятовита. В воскресенье на Летне состоится матч между обоими божествами; оба клуба, кроме бутсов, имеют на вооружении ручные гранаты; «Славия» будто бы намерена прихватить на поле боя пулеметы, «Спарта» — одну стодвадцатимиллиметровую пушку. За билетами — давка, болельщики обоих клубов вооружаются тоже. Ох, Рейзек, что будет! Какой тарарам! Я думаю, выиграет Зевс.
— М-да, — отозвался пан Рейзек, — однако теперь вы могли бы взглянуть на редакционную почту.
— Пожалуй, — милостиво согласился Цирил Кевал, — знаете ли, как-то привыкаешь к этому богу. Так что новенького в ЧТА?
— Ничего особенного! — пробурчал пан Рейзек. — Кровавые демонстрации в Риме. В Уолстере что-то назревает — видно, зашевелились иранские католики. Святой Килд вообще отвергается. В Пеште — погромы. Раскол во Франции, там снова объявились, вальденсы, а в Мюнстере — анабаптисты. В Болонье избран лжепапа, некий патер Мартин из общества «Босоногих братьев». И так далее. С мест — ничего. Хотите посмотреть корреспонденцию?
Цирил Кевал успокоился и стал знакомиться с почтой; редакция получила сотни две писем; он прочитал от силы шесть, на большее его не хватило.
— Взгляните, Рейзек, — начал он, — все дудят в одну дуду. Взять хоть это. «Хрудим. Уважаемая редакция! Я давний подписчик вашей уважаемой газеты… Ваших читателей, наверное, как и всю общественность, взбудораженную бесплодными дискуссиями…» Ну так и есть, — остановился пан Кевал, — он забыл написать «заинтересует». Итак, «…заинтересует великое чудо, которое сотворил местный священник Закоупил». И так далее. В Ичнне это проделал старьевщик, а в Бенешове — директор школы. В Хотеборже — владелица табачной лавочки вдова Иракова. И что же, прикажете мне читать все это?
На мгновенье воцарилась рабочая тишина.
— Черт побери, Рейзек, — зазвучал опять голос Кевала, — послушайте, какую бы сенсацию выдумать, а? Уникальную, бесподобную утку? Про то, что некогда что-то совершалось само собой, безо всяких чудес? Только, по-моему, нам никто не поверит. Погодите, я, может, выдумаю что-нибудь?
Они помолчали.
— Рейзек, — жалобно простонал Кевал, — ничего естественного мне не приходит в голову. Когда начинаешь размышлять, ловишь, себя на том, что это тоже, собственно, чудо, Все, что ни на есть, — магия и чудеса.
В этот момент в комнату ворвался главный редактор.
— Кто-нибудь уже просматривал «Трибуну»? У них такая новость, а мы проморгали!
— Что за новость? — полюбопытствовал Рейзек.
— В разделе экономики. Американский консорциум скупил Тихоокеанские острова и сдает их внаем. Крохотный коралловый атолл — за шестьдесят тысяч долларов ежегодно. Спрос огромный, даже на Европейском континенте. Акции уже поднялись на две тысячи семьсот. Г. X. Бонди участвует сто двадцатью миллионами, А мы проморгали! — упрекнул сотрудников шеф и с грохотом захлопнул за собой двери.
— Рейзек, — заговорил Кевал, — вот очень любопытное письмо: «Уважаемая редакция! Извините, что я, старый, убежденный патриот, не забывший злых времен угнетения и мрака, осмеливаюсь просить вас, чтобы вы резвым пером своим народу чешскому растолковать изволили убежденных патриотов беспокойство и щемящую душу тоску…» и так далее. А вот… «…Вижу народ наш, древний, славянский, в ссоре брат против брата, несчетные партии, секты и церкви, аки волки, грызутся друг с другом, взаимно удушая один другого, в ослеплении братоубийственной ненависти…» Старенький, должно быть, корреспондент, очень уж рука у него дрожит, неразборчиво получается. «…а между тем извечный наш неприятель, аки лев рыкающий, обхаживает нас, бросает древнему народу чешскому призыв германский „Отколитесь от Рима“, будучи в том заодно с лжепатриотами, для коих шкурные интересы превыше желанного единства национального. Со скорблю и сокрушением видим мы, что приближается новая битва у Липан , в коей, когда чех пойдет против чеха ради защиты каких-то церковных идей, все на поле брани полягут. И о горе! Сбудутся слова Писания о царстве, в себе разделенном, И начнутся сечи да бранн, как предсказывают наши славные, неподдельные богатырские рукописи …
— Хватит, — отмахнулся пан Рейзек.
— Потерпите маленько, тут он толкует о чрезмерном разрастании партий и церкви. Будто бы это наследственный чешский порок. «…И в том не может быть ни малейшего сомнения, то же самое утверждал и доктор Крамарж . Отчего и заклинаю вас в сей час полнощный, когда со всех сторон нам грозит опасность, великая и страшная, бросьте клич народу чешскому, дабы слился он воедино ради защиты родины нашей. А ежели единства ради надобно связующее звено — не будем мы ни протестантами, ни католиками, ни монистами, ни даже абстинентами, — все перейдем в единую славянскую, могущественную и братскую веру православную, которая объединит нас в одну великую семью славянских братьев и в бурные эти времена даст нам опору — монарха славянского. Те же, кто не примкнет в дружном и добровольном порыве к этой славной идее всеславянства, будет государственной мощью или другим каким средством, чрезвычайностью положения продиктованным, вынужден отринуть свои групповые и сектантские интересы на благо единства общенародного». И дальше в том же духе. Подпись: «Старый убежденный патриот». Что вы на это скажете?
— Ничего не скажу, — буркнул пан Рейзек.
— А я думаю, тут что-то есть, — начал пан Кевал, но в этот момент в редакцию ворвался телефонист и сообщил:
— Звонят из Мюнхена. Вчера в Германии вспыхнула не то гражданская, не то религиозная война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— М-да, — буркнул пан Рейзек.
— А в университете, — с упоением продолжал пан Кевал, — там естественный факультет схватился с историческим. Естественники, видите ли, отрицают явления, они вроде как пантеисты. Профессора возглавили демонстрацию, декан Радл сам нес знамя. Историки засели в университетской библиотеке, в Клементинуме, и отчаянно оборонялись, главным образом книгами. Декану Радлу угодили по макушке Веленовским в кожаном переплете — и он тут же на месте испустил дух. Должно быть, сотрясение мозга. Magnificus Арне Новак тяжело ранен томом «Открытий и научных изобретений». Под конец историки засыпали обидчиков Собранием сочинений Яна Врбы . Теперь там работают саперы; пока что отрыли семерых убитых, в том числе — трех доцентов. По-моему, засыпанных книгами не более тридцати.
— М-да, — отозвался пан Рензек.
— «Спарта»-то, голубчик, — тараторил Кевал, захлебываясь от восторга. — «Спарта» объявила единым и неделимым богом древнегреческого Зевса, а «Славия» выступает за Сзятовита. В воскресенье на Летне состоится матч между обоими божествами; оба клуба, кроме бутсов, имеют на вооружении ручные гранаты; «Славия» будто бы намерена прихватить на поле боя пулеметы, «Спарта» — одну стодвадцатимиллиметровую пушку. За билетами — давка, болельщики обоих клубов вооружаются тоже. Ох, Рейзек, что будет! Какой тарарам! Я думаю, выиграет Зевс.
— М-да, — отозвался пан Рейзек, — однако теперь вы могли бы взглянуть на редакционную почту.
— Пожалуй, — милостиво согласился Цирил Кевал, — знаете ли, как-то привыкаешь к этому богу. Так что новенького в ЧТА?
— Ничего особенного! — пробурчал пан Рейзек. — Кровавые демонстрации в Риме. В Уолстере что-то назревает — видно, зашевелились иранские католики. Святой Килд вообще отвергается. В Пеште — погромы. Раскол во Франции, там снова объявились, вальденсы, а в Мюнстере — анабаптисты. В Болонье избран лжепапа, некий патер Мартин из общества «Босоногих братьев». И так далее. С мест — ничего. Хотите посмотреть корреспонденцию?
Цирил Кевал успокоился и стал знакомиться с почтой; редакция получила сотни две писем; он прочитал от силы шесть, на большее его не хватило.
— Взгляните, Рейзек, — начал он, — все дудят в одну дуду. Взять хоть это. «Хрудим. Уважаемая редакция! Я давний подписчик вашей уважаемой газеты… Ваших читателей, наверное, как и всю общественность, взбудораженную бесплодными дискуссиями…» Ну так и есть, — остановился пан Кевал, — он забыл написать «заинтересует». Итак, «…заинтересует великое чудо, которое сотворил местный священник Закоупил». И так далее. В Ичнне это проделал старьевщик, а в Бенешове — директор школы. В Хотеборже — владелица табачной лавочки вдова Иракова. И что же, прикажете мне читать все это?
На мгновенье воцарилась рабочая тишина.
— Черт побери, Рейзек, — зазвучал опять голос Кевала, — послушайте, какую бы сенсацию выдумать, а? Уникальную, бесподобную утку? Про то, что некогда что-то совершалось само собой, безо всяких чудес? Только, по-моему, нам никто не поверит. Погодите, я, может, выдумаю что-нибудь?
Они помолчали.
— Рейзек, — жалобно простонал Кевал, — ничего естественного мне не приходит в голову. Когда начинаешь размышлять, ловишь, себя на том, что это тоже, собственно, чудо, Все, что ни на есть, — магия и чудеса.
В этот момент в комнату ворвался главный редактор.
— Кто-нибудь уже просматривал «Трибуну»? У них такая новость, а мы проморгали!
— Что за новость? — полюбопытствовал Рейзек.
— В разделе экономики. Американский консорциум скупил Тихоокеанские острова и сдает их внаем. Крохотный коралловый атолл — за шестьдесят тысяч долларов ежегодно. Спрос огромный, даже на Европейском континенте. Акции уже поднялись на две тысячи семьсот. Г. X. Бонди участвует сто двадцатью миллионами, А мы проморгали! — упрекнул сотрудников шеф и с грохотом захлопнул за собой двери.
— Рейзек, — заговорил Кевал, — вот очень любопытное письмо: «Уважаемая редакция! Извините, что я, старый, убежденный патриот, не забывший злых времен угнетения и мрака, осмеливаюсь просить вас, чтобы вы резвым пером своим народу чешскому растолковать изволили убежденных патриотов беспокойство и щемящую душу тоску…» и так далее. А вот… «…Вижу народ наш, древний, славянский, в ссоре брат против брата, несчетные партии, секты и церкви, аки волки, грызутся друг с другом, взаимно удушая один другого, в ослеплении братоубийственной ненависти…» Старенький, должно быть, корреспондент, очень уж рука у него дрожит, неразборчиво получается. «…а между тем извечный наш неприятель, аки лев рыкающий, обхаживает нас, бросает древнему народу чешскому призыв германский „Отколитесь от Рима“, будучи в том заодно с лжепатриотами, для коих шкурные интересы превыше желанного единства национального. Со скорблю и сокрушением видим мы, что приближается новая битва у Липан , в коей, когда чех пойдет против чеха ради защиты каких-то церковных идей, все на поле брани полягут. И о горе! Сбудутся слова Писания о царстве, в себе разделенном, И начнутся сечи да бранн, как предсказывают наши славные, неподдельные богатырские рукописи …
— Хватит, — отмахнулся пан Рейзек.
— Потерпите маленько, тут он толкует о чрезмерном разрастании партий и церкви. Будто бы это наследственный чешский порок. «…И в том не может быть ни малейшего сомнения, то же самое утверждал и доктор Крамарж . Отчего и заклинаю вас в сей час полнощный, когда со всех сторон нам грозит опасность, великая и страшная, бросьте клич народу чешскому, дабы слился он воедино ради защиты родины нашей. А ежели единства ради надобно связующее звено — не будем мы ни протестантами, ни католиками, ни монистами, ни даже абстинентами, — все перейдем в единую славянскую, могущественную и братскую веру православную, которая объединит нас в одну великую семью славянских братьев и в бурные эти времена даст нам опору — монарха славянского. Те же, кто не примкнет в дружном и добровольном порыве к этой славной идее всеславянства, будет государственной мощью или другим каким средством, чрезвычайностью положения продиктованным, вынужден отринуть свои групповые и сектантские интересы на благо единства общенародного». И дальше в том же духе. Подпись: «Старый убежденный патриот». Что вы на это скажете?
— Ничего не скажу, — буркнул пан Рейзек.
— А я думаю, тут что-то есть, — начал пан Кевал, но в этот момент в редакцию ворвался телефонист и сообщил:
— Звонят из Мюнхена. Вчера в Германии вспыхнула не то гражданская, не то религиозная война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41