А так
- премия нас просто спасла. Посыпались предложения. Я спросила у мамы,
можно ли, и подписала контракт с Карденом. Два года прошелестели яркими
тряпками, парфюмерией, шикарными авто. Ни в одно из них я не села. Не
спорю, среди ухажеров бывали и вполне симпатичные ребята, достойные и без
заскоков. С ними было легко, весело, но забываться я ни им, ни себе не
позволяла. Слова папы: "Доченька, Господь щедро одарил тебя, но помни:
честь рода Маккелли - превыше всего", звучали в нашем доме так часто, что
я совсем забыла бы их, не повтори этого папа перед смертью. Услышав слово
"честь", мальчики куда-то исчезали.
Но Аллан был не такой, как все. Он ни на чем не настаивал, но я с
первой встречи поняла, что _э_т_о_ произойдет, и когда произошло, не
винила ни его, ни себя. Ведь мы собирались пожениться...
Я приехала в Ялту раньше шефа. Конечно, резиденция всегда содержится
в полном порядке, но я обязана была проверить, оборудована ли комнатка для
Эвелины. Она ведь существо капризное, хотя и очень доброе. Шеф любит
посмеиваться над руководителями Союза, порою весьма язвительно. Мол,
чувствуют они себя уверенно только в окружении хорошеньких женщин, как
будто Галактика населена дураками и никто не понимает, что эти референтки
умеют стрелять не только глазками. Что до моего шефа, он не любит охрану,
он убежденный демократ, как и положено президенту ДКГ. Где бы он ни был -
рядом с ним только Эвелина. Она очень смешная в своем матросском
костюмчике, постоянно ухмыляется, почесывается и клянчит конфеты.
Шимпанзе, милая слабость сильного человека. Шефа так и называют: "Человек
с обезьянкой". А этот противный Сан-Каро пишет, что президент водит на
поводке собственного предка. Мадам говорит, что живи Сан-Каро в Союзе, его
сослали бы в Сибирь. Шеф, правда, отвечает, что увлечение Достоевским
мадам до добра не доведет и что в Сибири теперь курорты, а в Союзе -
демократия. Может, и не такая, как у нас, но тоже вполне приличная.
С Эвелиной я познакомилась вскоре после того, как Аль исчез, оставив
непонятную, глупую записку. Контракт к тому времени закончился, я работала
сестрой милосердия в госпитале Сан-Исидро, знаете - из категории "Все для
ваших любимцев"? Ее привезли к нам на длинной черной машине с затененными
окнами. Ножевые ранения были очень странными для зверушки. Впрочем, люди
из Зоопсихологического Центра объяснили, что Эвелина не совсем обезьяна.
Действительно, глаза у нее, как у человека, да и разум тоже. И умеет она
очень многое. Бедняга так ко мне привязалась... Когда за ней приехали -
кричала, отбивалась, плакала. Через три дня меня пригласили в Звездный Дом
и разложили все по полочкам. Так я и стала секретарем президента ДКГ, а
главное - нянькой, воспитательницей, подругой и старшей сестрой
сверхтелохранителя Большого Босса.
...Аль позвонил мне и сказал, что завтра снова будет в Ялте. Мы
договорились встретиться. Может быть, я не очень умна, но еще с того
вечера знала, что он обязательно позвонит. И что больше мы уже не
расстанемся.
Три года я ни к одной встрече не готовилась так, как в этот день.
Прохожие оглядывались на меня чаще обычного; мужчины присвистывали, бабы
шипели. Дверь номера была полуоткрыта, и я вошла без стука. Аля в комнате
не было, а перед зеркалом разминался какой-то смуглый паренек в шароварах.
Я вышла, посмотрела номер апартаментов и зашла снова. В комнате,
оказывается, были двое. Парнишка, по-прежнему, у зеркала, а в кресле
развалился лысоватый полненький человечек в халате с драконами. Он
внимательно изучал свежий выпуск "Радостей Копенгагена". Увидев меня,
лысенький засуетился, уронил куда-то журнальчик, встал и довольно изящно
шаркнул ножкой:
- Какая приятная неожиданность!
Тут я его узнала. Вчера, в холле "Ореанды", он истошно кричал, что
как ветеран земной сцены имеет все права расположить своего артиста именно
на девятнадцатом этаже. Я спросила, где Аль. Они ничего не знали: парнишка
только сегодня въехал в освободившийся номер. Извинившись, я вышла.
В баре прохладно и пусто. Вот и опять я - одна. Как три года назад.
Совсем одна. Аль... не хочу называть тебя подлецом. Но как еще? Три года
назад - и теперь... Трус, трус, трус. "Что у вас есть покрепче? "Билли"?
Нет, лучше водки..." Тепло разливается по телу, в голове гудит. Зал
понемногу заполняется. "Вот теперь, пожалуй, "билли". Двойной!" Я смотрю в
полумрак: там смеются, танцуют, жмутся друг к другу... Карлики, вы знаете,
что такое любовь? Где вам... Аль! Карлик, трус, пигмей... "Еще двойной
"билли"!" В зале темнеет. Перед моим столиком качаются два... нет, один
гном, мерзкий, носатый ли-ли-пут. Откуда-то издалека доносятся слова:
- Вставай, красотка. Йошко Бабуа будет с тобой танцевать!
Уйди, карлик... не хочу... не хочу...
- Я - Бабуа!
Становится совсем тихо. Все чего-то ждут. Отпусти руку, мне больно!
- Дэвочка, музыка ждет!
- Я никуда не пойду!!! - кричу изо всех сил.
- Я - Бабуа, и ты пойдешь со мной. Пока - только танцевать...
Он тащит меня из-за столика, и мне страшно. Голова раскалывается.
Туман словно выдуло. Аль, трус, ничтожество! Эвелина, где ты?! Люди-и-ии!
Нет, нет! Людей нет. Белые лица вокруг - как маски. Страх и интерес,
шепот: "Бабуа, Бабуа, глядите, Бабуа!". И только давешний парень прорывает
толпу. "Отпусти сестру, друг-землянин, ибо сказал Вождь: поднявший руку на
сестру - плохой брат!" Скалится носатая рожа: "Отойди, бичо!" И шепот со
всех сторон: "Отойди, это же Бабуа..." Но поверх шепотка - мелодичный
голос: "Позволь напомнить, друг-землянин, что и так сказал Вождь: не
внимающий брату - не брат!" Короткий смешок: "Понюхай, бичико, смертью
пахнет!".
Меня отпустили, и я падаю на стул под омерзительное хихиканье. Прямо
надо мной две тени, большая и крошечная. О чем они?
- Жаль, землянин, но сказано Вождем: не внимающий умолкнет...
Почему так тихо? Совсем-совсем тихо! Только медленно звучит в сумраке
бара: "Дай. Дан. Дао. Ду", - и большая тень летит на визжащие столы,
сметая вилки, фужеры, блюда с объедками. Какой грохот... и как
раскалывается голова... Где я? Почему я тут? Кто-то маленький, чернявый,
прикрывшись табуреткой, кричит: "Бабуа бьют!" - и к стенам отлетают
пиджаки. Воняет пОтом. Парнишка деловит и спокоен, он вроде даже не
движется - но вслед за пиджаками под стенки отправляются их владельцы.
Вновь возникает носатый: в одной руке нож, в другой - обломок бутылки, он
идет прямо на меня, мне страшно... но мальчик рядом, а на стойке,
притоптывая пухлыми ножками, надрывается ветеран сцены:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
- премия нас просто спасла. Посыпались предложения. Я спросила у мамы,
можно ли, и подписала контракт с Карденом. Два года прошелестели яркими
тряпками, парфюмерией, шикарными авто. Ни в одно из них я не села. Не
спорю, среди ухажеров бывали и вполне симпатичные ребята, достойные и без
заскоков. С ними было легко, весело, но забываться я ни им, ни себе не
позволяла. Слова папы: "Доченька, Господь щедро одарил тебя, но помни:
честь рода Маккелли - превыше всего", звучали в нашем доме так часто, что
я совсем забыла бы их, не повтори этого папа перед смертью. Услышав слово
"честь", мальчики куда-то исчезали.
Но Аллан был не такой, как все. Он ни на чем не настаивал, но я с
первой встречи поняла, что _э_т_о_ произойдет, и когда произошло, не
винила ни его, ни себя. Ведь мы собирались пожениться...
Я приехала в Ялту раньше шефа. Конечно, резиденция всегда содержится
в полном порядке, но я обязана была проверить, оборудована ли комнатка для
Эвелины. Она ведь существо капризное, хотя и очень доброе. Шеф любит
посмеиваться над руководителями Союза, порою весьма язвительно. Мол,
чувствуют они себя уверенно только в окружении хорошеньких женщин, как
будто Галактика населена дураками и никто не понимает, что эти референтки
умеют стрелять не только глазками. Что до моего шефа, он не любит охрану,
он убежденный демократ, как и положено президенту ДКГ. Где бы он ни был -
рядом с ним только Эвелина. Она очень смешная в своем матросском
костюмчике, постоянно ухмыляется, почесывается и клянчит конфеты.
Шимпанзе, милая слабость сильного человека. Шефа так и называют: "Человек
с обезьянкой". А этот противный Сан-Каро пишет, что президент водит на
поводке собственного предка. Мадам говорит, что живи Сан-Каро в Союзе, его
сослали бы в Сибирь. Шеф, правда, отвечает, что увлечение Достоевским
мадам до добра не доведет и что в Сибири теперь курорты, а в Союзе -
демократия. Может, и не такая, как у нас, но тоже вполне приличная.
С Эвелиной я познакомилась вскоре после того, как Аль исчез, оставив
непонятную, глупую записку. Контракт к тому времени закончился, я работала
сестрой милосердия в госпитале Сан-Исидро, знаете - из категории "Все для
ваших любимцев"? Ее привезли к нам на длинной черной машине с затененными
окнами. Ножевые ранения были очень странными для зверушки. Впрочем, люди
из Зоопсихологического Центра объяснили, что Эвелина не совсем обезьяна.
Действительно, глаза у нее, как у человека, да и разум тоже. И умеет она
очень многое. Бедняга так ко мне привязалась... Когда за ней приехали -
кричала, отбивалась, плакала. Через три дня меня пригласили в Звездный Дом
и разложили все по полочкам. Так я и стала секретарем президента ДКГ, а
главное - нянькой, воспитательницей, подругой и старшей сестрой
сверхтелохранителя Большого Босса.
...Аль позвонил мне и сказал, что завтра снова будет в Ялте. Мы
договорились встретиться. Может быть, я не очень умна, но еще с того
вечера знала, что он обязательно позвонит. И что больше мы уже не
расстанемся.
Три года я ни к одной встрече не готовилась так, как в этот день.
Прохожие оглядывались на меня чаще обычного; мужчины присвистывали, бабы
шипели. Дверь номера была полуоткрыта, и я вошла без стука. Аля в комнате
не было, а перед зеркалом разминался какой-то смуглый паренек в шароварах.
Я вышла, посмотрела номер апартаментов и зашла снова. В комнате,
оказывается, были двое. Парнишка, по-прежнему, у зеркала, а в кресле
развалился лысоватый полненький человечек в халате с драконами. Он
внимательно изучал свежий выпуск "Радостей Копенгагена". Увидев меня,
лысенький засуетился, уронил куда-то журнальчик, встал и довольно изящно
шаркнул ножкой:
- Какая приятная неожиданность!
Тут я его узнала. Вчера, в холле "Ореанды", он истошно кричал, что
как ветеран земной сцены имеет все права расположить своего артиста именно
на девятнадцатом этаже. Я спросила, где Аль. Они ничего не знали: парнишка
только сегодня въехал в освободившийся номер. Извинившись, я вышла.
В баре прохладно и пусто. Вот и опять я - одна. Как три года назад.
Совсем одна. Аль... не хочу называть тебя подлецом. Но как еще? Три года
назад - и теперь... Трус, трус, трус. "Что у вас есть покрепче? "Билли"?
Нет, лучше водки..." Тепло разливается по телу, в голове гудит. Зал
понемногу заполняется. "Вот теперь, пожалуй, "билли". Двойной!" Я смотрю в
полумрак: там смеются, танцуют, жмутся друг к другу... Карлики, вы знаете,
что такое любовь? Где вам... Аль! Карлик, трус, пигмей... "Еще двойной
"билли"!" В зале темнеет. Перед моим столиком качаются два... нет, один
гном, мерзкий, носатый ли-ли-пут. Откуда-то издалека доносятся слова:
- Вставай, красотка. Йошко Бабуа будет с тобой танцевать!
Уйди, карлик... не хочу... не хочу...
- Я - Бабуа!
Становится совсем тихо. Все чего-то ждут. Отпусти руку, мне больно!
- Дэвочка, музыка ждет!
- Я никуда не пойду!!! - кричу изо всех сил.
- Я - Бабуа, и ты пойдешь со мной. Пока - только танцевать...
Он тащит меня из-за столика, и мне страшно. Голова раскалывается.
Туман словно выдуло. Аль, трус, ничтожество! Эвелина, где ты?! Люди-и-ии!
Нет, нет! Людей нет. Белые лица вокруг - как маски. Страх и интерес,
шепот: "Бабуа, Бабуа, глядите, Бабуа!". И только давешний парень прорывает
толпу. "Отпусти сестру, друг-землянин, ибо сказал Вождь: поднявший руку на
сестру - плохой брат!" Скалится носатая рожа: "Отойди, бичо!" И шепот со
всех сторон: "Отойди, это же Бабуа..." Но поверх шепотка - мелодичный
голос: "Позволь напомнить, друг-землянин, что и так сказал Вождь: не
внимающий брату - не брат!" Короткий смешок: "Понюхай, бичико, смертью
пахнет!".
Меня отпустили, и я падаю на стул под омерзительное хихиканье. Прямо
надо мной две тени, большая и крошечная. О чем они?
- Жаль, землянин, но сказано Вождем: не внимающий умолкнет...
Почему так тихо? Совсем-совсем тихо! Только медленно звучит в сумраке
бара: "Дай. Дан. Дао. Ду", - и большая тень летит на визжащие столы,
сметая вилки, фужеры, блюда с объедками. Какой грохот... и как
раскалывается голова... Где я? Почему я тут? Кто-то маленький, чернявый,
прикрывшись табуреткой, кричит: "Бабуа бьют!" - и к стенам отлетают
пиджаки. Воняет пОтом. Парнишка деловит и спокоен, он вроде даже не
движется - но вслед за пиджаками под стенки отправляются их владельцы.
Вновь возникает носатый: в одной руке нож, в другой - обломок бутылки, он
идет прямо на меня, мне страшно... но мальчик рядом, а на стойке,
притоптывая пухлыми ножками, надрывается ветеран сцены:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31