Я разрывалась надвое, я понимала, что теперь мне придется ночевать то в одном, то в другом доме, и это рождало у меня чувство нестабильности. Я не знала теперь, где мой дом, где мое место. Было бы вполне естественно, если бы я жила с матерью, но я чувствовала себя виноватой перед отцом, я просто не могла оставить его одного. Но в конце концов мне пришлось смириться с мыслью о том, что отныне моим домом будет эта квартира.
Джейн*чувствовала себя виноватой перед отцом, хотя посторонний человек вряд ли возложит на нее ответственность за одиночество отца. Ее вина была рождена преданностью отцу, чувством долга перед ним, которое заслуживает одобрения и похвалы. Она чувствовала себя виноватой, поскольку ей казалось, что она отказалась от отца, предала его. Однако мы не только не можем винить ее в разводе родителей, но и должны признать, что страдающей стороной здесь был не столько ее отец, сколько она сама. В каком-то смысле будет верно сказать, что девушка страдала чужой виной, той, которую, вероятно, испытывали ее родители. Джейн оказалась перед тяжелым выбором, она должна была решить, где теперь будет ее дом. Ее выбор в пользу матери вполне естественен и разумен, но он усугубил ее чувство вины перед отцом; чувство, которого девушка не заслужила.
Для возникновения чувства вины необходима «интернализация» определенных стандартов поведения. Это значит, что диктуемые обществом стандарты поведения переходят из разряда внешних в разряд внутренних норм. Сам человек становится источником и хранителем этих норм, он сам следит за их соблюдением. Он несет ответственность за свои поступки в первую очередь перед собой, и поэтому чувствует себя виноватым, если его поведение не соответствует усвоенным им нормам*.
Хотя вина Джейн и кажется безосновательной, она вполне закономерна. Джейн — хорошая дочь. Ценности, связанные с семейной жизнью, стали ее собственными ценностями, именно они определяли ее поведение по отношению к родителям. Развод родителей неизбежно разрушал сложившуюся модель ее дочернего поведения, вынуждал ее «встать на сторону» одного из родителей. Она не могла жить и сютцом и с матерью, не могла жить сразу в двух домах, в каждом из которых недоставало одного из родителей.
Стандарты поведения различны в разных культурах и даже семьях внутри одной и той же культуры. Кроме того, нормы многих типов поведения могут изменяться от поколения к поколению. Читая рассказ Сильвии, нетрудно понять, что ее стандарты сексуального поведения отличны от стандартов ее родителей; возможно, они отличны и от ваших стандартов. У девушки было много сексуальных контактов, и этот факт многими людьми рассматривается как нарушение нравственных или религиозных норм. Как мы увидим, ее поведение в конце концов вступило в противоречие с совестью и породило у нее сильное чувство вины. Однако это чувство вины было связано не столько с нарушением норм сексуального поведения, сколько с представлениями девушки о дружбе и преданности.
В седьмом и восьмом классах я подружилась с «распутными девицами» (конечно, они были «распутными» по мерке католической школы, то есть вполне нормальными). Одна из них, Мария, научила меня краситься, целоваться и показала мне, «чем занимаются мальчики с девочками». Она вела себя так, словно была мальчиком, и это коробило меня,
__________________Вина, совесть и нравственность________________379
потому что меня вполне устраивало, что она была девочкой. Я и сейчас бисексуальна. Моей лучшей подругой стала Изабель.
Во время летних каникул меня изнасиловал один парень. Ему было 19 лет, и я была едва знакома с ним. Я никому не рассказала о случившемся и даже не очень переживала по этому поводу, я тревожилась только оттого, что боялась забеременеть. Тогда я просто не сочла это насилием, гораздо позже, когда я стала работать в SOS (телефон доверия для жертв насилия, который действует в нашем в студенческом городке), я поняла, что это было насилие. После этого случая у меня были интимные отношения с другом нашей семьи (он был старше меня на восемь лет), я отбилась от рук и стала вести довольно беспорядочную сексуальную жизнь. Все мои мужчины были, как правило, старше меня. Я понимала, что^не могу рассчитывать на любовь этих мужчин и на сколько-нибудь прочные отношения с ними, ведь мне было только 14 лет, неважно, что физически я была развита не по годам и мне часто давали все 20.
Я была уже на втором курсе колледжа, когда изнасиловали мою лучшую подругу Изабель. Как мне представляется сейчас, случившееся больше расстроило меня, чем саму Изабель. Мы с Изабель были так похожи, что порой не могли удержаться от ревности по поводу успехов друг друга. Мы обе хорошо рисовали, обе писали стихи и обе претендовали на исключительность.
Вскоре Изабель сошлась с одним парнем, они быстро сблизились. Однако спустя некоторое время я также стала встречаться с ним. До сих пор я до конца не понимаю, почему пошла на это. Я чувствовала себя злой, порочной и страшно виноватой перед Изабель. Даже сейчас, по прошествии многих лет я считаю, что это был самый дурной, самый глупый поступок в моей жизни. Наша связь была мимолетной, но только через восемь месяцев я призналась в ней Изабель. После этого она целый год не разговаривала со мной, она словно не замечала меня, несмотря на то что пять раз в неделю мы виделись с ней на уроке живописи, где кроме нас и преподавателя никого не было.
На старшем курсе колледжа у меня появился постоянный друг. Мы познакомились с ним на семинаре по психологии общения. Это была любовь с первого взгляда. Ему тогда было уже 25 лет, и он только две недели как вышел из тюрьмы (хотя ничем не походил на обычного уголовника). Целый год я была от него без ума. На мой выпускной бал мы пришли вместе. Я знала, что Изабель посещает тренинг сенситивности, куда ход^ил и мой новый друг, я очень боялась, что, узнав о нашей связи, Изабель захочет отомстить мне. Но мои опасения оказались напрасными. На выпускном балу она неожиданно заговорила со мной, впервые после целого года молчания, и это был самый счастливый момент в моей жизни. Пока шла торжественная церемония, мы все были рядом — я, мой друг Джон, Изабель, ее друг Ник (тот самый, с которым у меня была связь), мои родители, — как это было чудесно. На следующий день мы с Изабель сходили на могилу нашего любимого учителя. Впервые после целого года ссоры мы были вместе всю ночь. Мы смеялись над разлучившими нас обидами и подозрениями. Я помню охватившее меня в ту ночь чувство, что Изабель я люблю даже больше, чем Джона, но к утру это чувство прошло.
Рассказ Сильвии показывает нам, как осознание совершенного предательства вызывает чувство вины. Предательство, особенно предательство друга или любимого человека, по-видимому, можно Считать универсальной причиной вины, поскольку предательство нарушает стандарты поведения, общие для всех культур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Джейн*чувствовала себя виноватой перед отцом, хотя посторонний человек вряд ли возложит на нее ответственность за одиночество отца. Ее вина была рождена преданностью отцу, чувством долга перед ним, которое заслуживает одобрения и похвалы. Она чувствовала себя виноватой, поскольку ей казалось, что она отказалась от отца, предала его. Однако мы не только не можем винить ее в разводе родителей, но и должны признать, что страдающей стороной здесь был не столько ее отец, сколько она сама. В каком-то смысле будет верно сказать, что девушка страдала чужой виной, той, которую, вероятно, испытывали ее родители. Джейн оказалась перед тяжелым выбором, она должна была решить, где теперь будет ее дом. Ее выбор в пользу матери вполне естественен и разумен, но он усугубил ее чувство вины перед отцом; чувство, которого девушка не заслужила.
Для возникновения чувства вины необходима «интернализация» определенных стандартов поведения. Это значит, что диктуемые обществом стандарты поведения переходят из разряда внешних в разряд внутренних норм. Сам человек становится источником и хранителем этих норм, он сам следит за их соблюдением. Он несет ответственность за свои поступки в первую очередь перед собой, и поэтому чувствует себя виноватым, если его поведение не соответствует усвоенным им нормам*.
Хотя вина Джейн и кажется безосновательной, она вполне закономерна. Джейн — хорошая дочь. Ценности, связанные с семейной жизнью, стали ее собственными ценностями, именно они определяли ее поведение по отношению к родителям. Развод родителей неизбежно разрушал сложившуюся модель ее дочернего поведения, вынуждал ее «встать на сторону» одного из родителей. Она не могла жить и сютцом и с матерью, не могла жить сразу в двух домах, в каждом из которых недоставало одного из родителей.
Стандарты поведения различны в разных культурах и даже семьях внутри одной и той же культуры. Кроме того, нормы многих типов поведения могут изменяться от поколения к поколению. Читая рассказ Сильвии, нетрудно понять, что ее стандарты сексуального поведения отличны от стандартов ее родителей; возможно, они отличны и от ваших стандартов. У девушки было много сексуальных контактов, и этот факт многими людьми рассматривается как нарушение нравственных или религиозных норм. Как мы увидим, ее поведение в конце концов вступило в противоречие с совестью и породило у нее сильное чувство вины. Однако это чувство вины было связано не столько с нарушением норм сексуального поведения, сколько с представлениями девушки о дружбе и преданности.
В седьмом и восьмом классах я подружилась с «распутными девицами» (конечно, они были «распутными» по мерке католической школы, то есть вполне нормальными). Одна из них, Мария, научила меня краситься, целоваться и показала мне, «чем занимаются мальчики с девочками». Она вела себя так, словно была мальчиком, и это коробило меня,
__________________Вина, совесть и нравственность________________379
потому что меня вполне устраивало, что она была девочкой. Я и сейчас бисексуальна. Моей лучшей подругой стала Изабель.
Во время летних каникул меня изнасиловал один парень. Ему было 19 лет, и я была едва знакома с ним. Я никому не рассказала о случившемся и даже не очень переживала по этому поводу, я тревожилась только оттого, что боялась забеременеть. Тогда я просто не сочла это насилием, гораздо позже, когда я стала работать в SOS (телефон доверия для жертв насилия, который действует в нашем в студенческом городке), я поняла, что это было насилие. После этого случая у меня были интимные отношения с другом нашей семьи (он был старше меня на восемь лет), я отбилась от рук и стала вести довольно беспорядочную сексуальную жизнь. Все мои мужчины были, как правило, старше меня. Я понимала, что^не могу рассчитывать на любовь этих мужчин и на сколько-нибудь прочные отношения с ними, ведь мне было только 14 лет, неважно, что физически я была развита не по годам и мне часто давали все 20.
Я была уже на втором курсе колледжа, когда изнасиловали мою лучшую подругу Изабель. Как мне представляется сейчас, случившееся больше расстроило меня, чем саму Изабель. Мы с Изабель были так похожи, что порой не могли удержаться от ревности по поводу успехов друг друга. Мы обе хорошо рисовали, обе писали стихи и обе претендовали на исключительность.
Вскоре Изабель сошлась с одним парнем, они быстро сблизились. Однако спустя некоторое время я также стала встречаться с ним. До сих пор я до конца не понимаю, почему пошла на это. Я чувствовала себя злой, порочной и страшно виноватой перед Изабель. Даже сейчас, по прошествии многих лет я считаю, что это был самый дурной, самый глупый поступок в моей жизни. Наша связь была мимолетной, но только через восемь месяцев я призналась в ней Изабель. После этого она целый год не разговаривала со мной, она словно не замечала меня, несмотря на то что пять раз в неделю мы виделись с ней на уроке живописи, где кроме нас и преподавателя никого не было.
На старшем курсе колледжа у меня появился постоянный друг. Мы познакомились с ним на семинаре по психологии общения. Это была любовь с первого взгляда. Ему тогда было уже 25 лет, и он только две недели как вышел из тюрьмы (хотя ничем не походил на обычного уголовника). Целый год я была от него без ума. На мой выпускной бал мы пришли вместе. Я знала, что Изабель посещает тренинг сенситивности, куда ход^ил и мой новый друг, я очень боялась, что, узнав о нашей связи, Изабель захочет отомстить мне. Но мои опасения оказались напрасными. На выпускном балу она неожиданно заговорила со мной, впервые после целого года молчания, и это был самый счастливый момент в моей жизни. Пока шла торжественная церемония, мы все были рядом — я, мой друг Джон, Изабель, ее друг Ник (тот самый, с которым у меня была связь), мои родители, — как это было чудесно. На следующий день мы с Изабель сходили на могилу нашего любимого учителя. Впервые после целого года ссоры мы были вместе всю ночь. Мы смеялись над разлучившими нас обидами и подозрениями. Я помню охватившее меня в ту ночь чувство, что Изабель я люблю даже больше, чем Джона, но к утру это чувство прошло.
Рассказ Сильвии показывает нам, как осознание совершенного предательства вызывает чувство вины. Предательство, особенно предательство друга или любимого человека, по-видимому, можно Считать универсальной причиной вины, поскольку предательство нарушает стандарты поведения, общие для всех культур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146