Когда-то она, наверно, действительно была забав-
ной, но сейчас мяч слегка сдулся, потерял форму, и улыбка
превратилась в некоторое подобие кривой ухмылки.
- Мда-а... - протянул директор. - Вы, конечно, пони-
маете... э-э-э... Юлий Моисеевич, что каждый новый факт
из жизни великого Ленина требует тщательнейшей проверки,
и мы бы не хотели...
- Я вижу, вы мне не доверяете, - с обидой в голосе
перебил его старичок. - Но есть доказательства того, что
я рассказал вам истинную правду. Мой отец вел подробней-
шие дневники. Конечно же, он записал в них и тот случай,
и свой наказ мне после смерти Ленина.
- А где сейчас эти... - начал было директор и оста-
новился.
- Разумеется, - сухо произнес Юлий Моисеевич, - дне-
вники отца были изъяты при его аресте. Но говорят, - тут
старичок зачем-то понизил голос, - говорят,что все архивы
на Лубянке сохранились, ведь так?
- Мда-а... - опять промычал директор, разглядывая
снимок.
- Я считаю, - с достоинством заявил Юлий Моисеевич,
поглядывая через стол то на директора, то на фотографию,
- что теперь это по праву должно занять место в Мавзолее,
рядом с телом Ильича.
Директор ошарашенно уставился на удивительного ста-
ричка.
- Послушайте, Юлий Моисеевич, вы это что, вы это
серьезно?!
- Абсолютно серьезно, - подтвердил посетитель. - Или
вы полагаете, что дыхание великого Ленина значит меньше,
чем его тело?
- Но как же вы не понимаете, - с тоской сказал Иван
Антонович, - что в Мавзолее эта вещь будет совершенно не-
уместна!
- Я прекрасно понимаю ваши сомнения, - с готовностью
подхватил Юлий Моисеевич, - разумеется, я и сам думал об
этом. Но оболочку можно перекрасить в соответствующий
цвет! Конечно, мне будет немного жаль. Я ведь так привык
к нему... такому, - слегка сокрушенно добавил старикашка.
"Интересно, какой цвет он считает соответствующим, -
раздраженно подумал директор. - Тьфу ты черт, да о чем мы
вообще тут беседуем!" Он шумно вздохнул и сказал:
- Юлий Моисеевич, вы рассказали нам очень необычную
и очень... гмм.. интересную историю. Я, конечно, некомпе-
тентен принимать такие решения, но я скажу вам свое мне-
ние. Что касается Мавзолея, то это мне представляется со-
вершенно невозможным. Что же касается нашего музея...
Впрочем, тут нам необходимо посоветоваться. Вы не могли
бы оставить нам эту фотографию и ваш телефон? Мы непре-
менно позвоним вам на днях.
Старичок молча кивнул, всем своим видом показывая:
"Конечно, я понимаю, что не вы решаете столь важные во-
просы". Он протянул директору карточку с телефоном, под-
нялся со стула, старомодно поклонился и направился к две-
ри. За ним поднялся и молчавший все это время Иванов, ли-
цо которого выражало тревогу и даже, пожалуй, некоторый
испуг. "Юлий Моисеевич Левин", - прочел на карточке Иван
Антонович. Словно почувствовав спиной вопросительный
взгляд директора, старик в дверях обернулся и сообщил:
- После ареста отца я принял фамилию матери. Я от-
рекся от своего отца в тот страшный год. Но я должен был
спастись сам, чтобы исполнить его завет. Ведь я был Хра-
нителем! - старичок поднял вверх сухонький палец. - И я
сохранил, я сберег для истории живое дыхание Ильича!
Когда дверь за Юлием Моисеевичем закрылась, дирек-
тор еще раз тяжело вздохнул и поднял трубку того телефон-
ного аппарата, на котором не было диска.
Инструктор идеологического отдела ЦК КПСС Кострюков
был немного озадачен звонком из музея. Обдумывая рассказ
директора, инструктор пытался определить, не станет ли
это дело началом новой важной идеологической кампании, и
как бы ему, Кострюкову, с наибольшей для себя выгодой ис-
пользовать то, что он первым в ЦК узнал о находке музея.
Понятно, впрочем, что сам он ничего решать не стал, а по-
шел докладывать начальству.
Заведующий идеологическим отделом Алексей Алексеевич
Прошников, выслушав Кострюкова, сразу же позвонил дирек-
тору музея и попросил его приехать в ЦК немедленно. Ин-
структор был отправлен встречать Ивана Антоновича. "Так-
так-так, - подумал Кострюков. - Похоже, будет кампания.
Тут не прощелкать надо!"
Всего полчаса спустя директор Центрального Музея
В. И. Ленина Иван Антонович Буреев и инструктор Кострюков
уже входили в кабинет Алексея Алексеевича. Рассказ дирек-
тора слушал Прошников внимательно, не перебил ни разу,
потом долго молча рассматривал фотографию. Лицо его,
впрочем, никаких чувств не выражало.
- Та-ак, - произнес наконец заведующий. - Значит,
говорите, в Мавзолей предлагал? Народную святыню - на по-
смешище выставить?
Директор музея молчал.
- Алексей Алексеевич, - сказал Кострюков. - Конечно,
о Мавзолее не может быть и речи. Но как экспонат для му-
зея? Добавить, так сказать, еще несколько теплых челове-
ческих черточек к великому облику вождя. Владимир Ильич
играет в мяч с маленькой девочкой. По разделу "Ленин и
дети".
- В музей, говоришь? - повернулся к Кострюкову Алек-
сей Алексеевич. - А ты соображаешь, как это будет выгля-
деть? "Посмотрите направо - вот шарик, который надул
основатель первого в мире государства рабочих и кресть-
ян"? И там эта рожа? Тьфу! Человеческих черточек ему, ви-
дишь ли, захотелось добавить. "Елка в Сокольниках" у нас
по этому разделу, и достаточно, вполне достаточно! И по-
том... - Прошников изучающе посмотрел на инструктора. -
"Ленин и дети". А чьи дети, ты подумал? Ты хоть знаешь,
кто такой Руднев?
"Ай-яй-яй!" Обгоняя одна другую, мысли с невероятной
скоростью понеслись в голове Кострюкова. "Неужели проко-
лолся? Директор упомянул, что этот Руднев был репрессиро-
ван. Но ХХ-ый съезд, реабилитация... Ведь о них снова
можно говорить, только не вспоминать, что были репресси-
рованы. Постой, ведь реабилитированы были не все! А кто
не... Зиновьев, Каменев... Но это оппозиционеры, враги
ленинского плана построения социализма. А тут друг Лени-
на... Или старик наврал? Хотя вроде и Зиновьев... Пронин
за пивом трепался, что Зиновьев был другом Ленина, в ша-
лаше с ним сидел. Почему я тогда не стукнул на Пронина?
Конечно, врал, ведь Ленин сам писал, что Зиновьев и Каме-
нев - предатели. Пронин врал, и старик наврал. А я-то как
прокололся! И черт меня дернул вылезти!"
Между тем Прошников подошел к книжному шкафу, выта-
щил толстый синий том из собрания сочинений Ленина, от-
крыл его в самом конце, на именном указателе, и прочитал
вслух:
- "Руднев (Кацнельсон) Моисей Соломонович (1879-1937).
Член партии с 1902 года. Делегат IV-XV съездов партии,
член ЦК с 1906 по 1925 год. После Октябрьской социалисти-
ческой революции находился на партийной и дипломатической
работе.
1 2 3 4
ной, но сейчас мяч слегка сдулся, потерял форму, и улыбка
превратилась в некоторое подобие кривой ухмылки.
- Мда-а... - протянул директор. - Вы, конечно, пони-
маете... э-э-э... Юлий Моисеевич, что каждый новый факт
из жизни великого Ленина требует тщательнейшей проверки,
и мы бы не хотели...
- Я вижу, вы мне не доверяете, - с обидой в голосе
перебил его старичок. - Но есть доказательства того, что
я рассказал вам истинную правду. Мой отец вел подробней-
шие дневники. Конечно же, он записал в них и тот случай,
и свой наказ мне после смерти Ленина.
- А где сейчас эти... - начал было директор и оста-
новился.
- Разумеется, - сухо произнес Юлий Моисеевич, - дне-
вники отца были изъяты при его аресте. Но говорят, - тут
старичок зачем-то понизил голос, - говорят,что все архивы
на Лубянке сохранились, ведь так?
- Мда-а... - опять промычал директор, разглядывая
снимок.
- Я считаю, - с достоинством заявил Юлий Моисеевич,
поглядывая через стол то на директора, то на фотографию,
- что теперь это по праву должно занять место в Мавзолее,
рядом с телом Ильича.
Директор ошарашенно уставился на удивительного ста-
ричка.
- Послушайте, Юлий Моисеевич, вы это что, вы это
серьезно?!
- Абсолютно серьезно, - подтвердил посетитель. - Или
вы полагаете, что дыхание великого Ленина значит меньше,
чем его тело?
- Но как же вы не понимаете, - с тоской сказал Иван
Антонович, - что в Мавзолее эта вещь будет совершенно не-
уместна!
- Я прекрасно понимаю ваши сомнения, - с готовностью
подхватил Юлий Моисеевич, - разумеется, я и сам думал об
этом. Но оболочку можно перекрасить в соответствующий
цвет! Конечно, мне будет немного жаль. Я ведь так привык
к нему... такому, - слегка сокрушенно добавил старикашка.
"Интересно, какой цвет он считает соответствующим, -
раздраженно подумал директор. - Тьфу ты черт, да о чем мы
вообще тут беседуем!" Он шумно вздохнул и сказал:
- Юлий Моисеевич, вы рассказали нам очень необычную
и очень... гмм.. интересную историю. Я, конечно, некомпе-
тентен принимать такие решения, но я скажу вам свое мне-
ние. Что касается Мавзолея, то это мне представляется со-
вершенно невозможным. Что же касается нашего музея...
Впрочем, тут нам необходимо посоветоваться. Вы не могли
бы оставить нам эту фотографию и ваш телефон? Мы непре-
менно позвоним вам на днях.
Старичок молча кивнул, всем своим видом показывая:
"Конечно, я понимаю, что не вы решаете столь важные во-
просы". Он протянул директору карточку с телефоном, под-
нялся со стула, старомодно поклонился и направился к две-
ри. За ним поднялся и молчавший все это время Иванов, ли-
цо которого выражало тревогу и даже, пожалуй, некоторый
испуг. "Юлий Моисеевич Левин", - прочел на карточке Иван
Антонович. Словно почувствовав спиной вопросительный
взгляд директора, старик в дверях обернулся и сообщил:
- После ареста отца я принял фамилию матери. Я от-
рекся от своего отца в тот страшный год. Но я должен был
спастись сам, чтобы исполнить его завет. Ведь я был Хра-
нителем! - старичок поднял вверх сухонький палец. - И я
сохранил, я сберег для истории живое дыхание Ильича!
Когда дверь за Юлием Моисеевичем закрылась, дирек-
тор еще раз тяжело вздохнул и поднял трубку того телефон-
ного аппарата, на котором не было диска.
Инструктор идеологического отдела ЦК КПСС Кострюков
был немного озадачен звонком из музея. Обдумывая рассказ
директора, инструктор пытался определить, не станет ли
это дело началом новой важной идеологической кампании, и
как бы ему, Кострюкову, с наибольшей для себя выгодой ис-
пользовать то, что он первым в ЦК узнал о находке музея.
Понятно, впрочем, что сам он ничего решать не стал, а по-
шел докладывать начальству.
Заведующий идеологическим отделом Алексей Алексеевич
Прошников, выслушав Кострюкова, сразу же позвонил дирек-
тору музея и попросил его приехать в ЦК немедленно. Ин-
структор был отправлен встречать Ивана Антоновича. "Так-
так-так, - подумал Кострюков. - Похоже, будет кампания.
Тут не прощелкать надо!"
Всего полчаса спустя директор Центрального Музея
В. И. Ленина Иван Антонович Буреев и инструктор Кострюков
уже входили в кабинет Алексея Алексеевича. Рассказ дирек-
тора слушал Прошников внимательно, не перебил ни разу,
потом долго молча рассматривал фотографию. Лицо его,
впрочем, никаких чувств не выражало.
- Та-ак, - произнес наконец заведующий. - Значит,
говорите, в Мавзолей предлагал? Народную святыню - на по-
смешище выставить?
Директор музея молчал.
- Алексей Алексеевич, - сказал Кострюков. - Конечно,
о Мавзолее не может быть и речи. Но как экспонат для му-
зея? Добавить, так сказать, еще несколько теплых челове-
ческих черточек к великому облику вождя. Владимир Ильич
играет в мяч с маленькой девочкой. По разделу "Ленин и
дети".
- В музей, говоришь? - повернулся к Кострюкову Алек-
сей Алексеевич. - А ты соображаешь, как это будет выгля-
деть? "Посмотрите направо - вот шарик, который надул
основатель первого в мире государства рабочих и кресть-
ян"? И там эта рожа? Тьфу! Человеческих черточек ему, ви-
дишь ли, захотелось добавить. "Елка в Сокольниках" у нас
по этому разделу, и достаточно, вполне достаточно! И по-
том... - Прошников изучающе посмотрел на инструктора. -
"Ленин и дети". А чьи дети, ты подумал? Ты хоть знаешь,
кто такой Руднев?
"Ай-яй-яй!" Обгоняя одна другую, мысли с невероятной
скоростью понеслись в голове Кострюкова. "Неужели проко-
лолся? Директор упомянул, что этот Руднев был репрессиро-
ван. Но ХХ-ый съезд, реабилитация... Ведь о них снова
можно говорить, только не вспоминать, что были репресси-
рованы. Постой, ведь реабилитированы были не все! А кто
не... Зиновьев, Каменев... Но это оппозиционеры, враги
ленинского плана построения социализма. А тут друг Лени-
на... Или старик наврал? Хотя вроде и Зиновьев... Пронин
за пивом трепался, что Зиновьев был другом Ленина, в ша-
лаше с ним сидел. Почему я тогда не стукнул на Пронина?
Конечно, врал, ведь Ленин сам писал, что Зиновьев и Каме-
нев - предатели. Пронин врал, и старик наврал. А я-то как
прокололся! И черт меня дернул вылезти!"
Между тем Прошников подошел к книжному шкафу, выта-
щил толстый синий том из собрания сочинений Ленина, от-
крыл его в самом конце, на именном указателе, и прочитал
вслух:
- "Руднев (Кацнельсон) Моисей Соломонович (1879-1937).
Член партии с 1902 года. Делегат IV-XV съездов партии,
член ЦК с 1906 по 1925 год. После Октябрьской социалисти-
ческой революции находился на партийной и дипломатической
работе.
1 2 3 4