..
Словно хлыстом по спине, прошлись эти слова по моим ушам! Я осекся на полуслове и весь как-то обмяк сразу и обвис лишней кожей.
Ида тоже расслышала брошенную грубость, но продолжала улыбаться, хотя глаза ее смотрели в мои и уже мучились моей болью.
– Пойдем отсюда! – предложила она, тут же встала из-за стола, бросила на скатерть купюры по счету и пошла к выходу.
Проходя мимо стола, за которым сидел автор гадости, Ида склонилась на мгновение к уху мелкого обшарпанного человека и на весь ресторан сказала столь бранное слово, что в ту же секунду все зазвенело столовым серебром, выроненным клиентами в фарфоровую посуду.
– Откуда ты знаешь такое? – изумился я, когда мы отошли от ресторана на значительное расстояние.
– Бог его знает, – ответила девушка, улыбаясь всем лицом. – Просто вспомнилось!..
А потом она пригласила меня к себе домой и после чая вдруг поцеловала в губы долгим настоящим поцелуем, в котором я чуть было не поймал рыбку ее языка!
Я хотел что-то говорить, но Ида прикрывала мой рот теплой ладошкой и сама говорила быстро-быстро, захлебываясь чувством как счастьем, и было в ее щебетании столько прекрасного, столько чудного многоцветия, как в оранжерее ботанического сада.
Она говорила, что я глупый, что я близорукий, что она любит меня уже много лет, с тех пор, как я, сжимая маленькую ручку в своей большой, вел ее в зоопарк и показывал всяких зверей и птиц.
Она расстегивала мою рубашку неловко, срывая пуговицы через одну. Они падали с пластмассовым звуком на деревянный пол и катились куда-нибудь в разные стороны с белыми ниточками на хвостах…
Она была в эти минуты агрессором, а я слабо сопротивляющейся жертвой, хотя жертва была куда как опытнее своего хищника.
– Мой дорогой! – шептала Ида. – Мой любимый!..
Я встречал ее неловкие руки своим телом, поддаваясь ласкам все более, пока не сломился совершенно и не стал нападать в свою очередь, припоминая те любовные науки, которые не забываются и за десятилетия.
В какой-то момент она тихо вскрикнула, а потом обмякла подо мною маленькой девочкой…
А потом я увидел на ее коленке алую капельку…
Она спала, обнимая меня за плечи, а я смотрел на себя в зеркало, лежа на боку, и сквозь полумрак видел лицо, заросшее седой щетиной, впалые глаза, безвозвратно теряющие свой цвет, и губы – серые и дряблые.
Господи! – закричал я про себя. – Мне уже за шестьдесят! Мой бег уже слишком быстр, чтобы она, юная и чистая, могла угнаться за мной и перегородить собою прыжок в небытие!.. Господи, почему ты заставляешь меня так мучиться всю жизнь!.. Почему все не ко времени!.. Господи, прошу тебя, дай ей счастья! Пусть слова старого следователя не сбудутся, и пусть она живет всегда, еще долго-долго после меня!..
А потом что-то стало происходить с нами…
Как-то утром, когда она причесывалась перед зеркалом, взметая рыжими волосами, словно крыльями, я заметил седые волоски возле розового ушка. Тогда я ничего не сказал Иде, лишь поцеловал ее в висок.
Через неделю я посетил психотерапевта.
– Разница в возрасте никакого значения не имеет! – выразил свое мнение врач.
– А когда она в сорок пять лет?
– Тоже никакого.
– Я гожусь ей в деды.
– Если вы будете об этом помнить, то и она непременно это почувствует. Относитесь к годам легче, и вскоре разница сотрется. Вот увидите! Главное – молодеть душой!
– Спасибо, доктор.
– Сколько, вы говорите, ей лет? – полюбопытствовал психотерапевт, когда я был уже в дверях.
– Шестнадцать.
– Педофил, – послышалось мне на прощание.
Я оглянулся, но увидел лишь сочувственную улыбку…
А еще потом Ида как-то сказала, что общение с нею пошло мне на пользу, что я стал выглядеть гораздо лучше и что в моих глазах появился юношеский блеск.
– Любовь омолаживает! – наставляла она. – А ты комплексуешь!
И действительно, наблюдая себя в зеркале, я нашел, что кожа моя порозовела, а волосы заблестели, как будто я смазал их травяным бальзамом.
А еще через неделю, проснувшись утром, я почувствовал себя сильным и молодым, а потому мне внезапно захотелось вытащить из-за шкафа лук, колчан со стрелами и отправиться на стрельбище, на котором я не был столько времени.
– Конечно, пойди!
– Хочешь со мною? – спросил я.
– Нет. Мне что-то нездоровится, – ответила девушка и, видя, что я после ее признания собираюсь отложить свой поход, замахала на меня руками и почти вытолкала за дверь насильно.
Самое удивительное, что я не промахнулся ни разу! Все стрелы легли в самый зрачок мишени, и сын старого Лу в восхищении захлопал в ладоши, призывая остальных посмотреть на столь значительный результат.
– Это потрясающе! – кричал он. – Вы, месье Сандал, могли бы с успехом выступать на чемпионате мира!
– Да, – подхватил какой-то тридцатилетний стрелок. – В пятьдесят лет такая поразительная точность!
– В шестьдесят два, – поправил я…
А еще через месяц, когда большинство моих седых волос потемнели и стали походить на воронье крыло, когда отвислый и дряблый живот подтянулся, а грудь окрепла, я понял, что происходит какая-то непонятная, неладная вещь.
Когда я ласкал свою Иду долгими ночами, поражаясь своей силе и выносливости, то чувствовал теперь под ладонями не упругую девичью спину, а мягкое тело взрослой женщины с сильными, чуть полными ногами…
– Что же происходит? – спрашивал я, когда она, довольная, разметавшаяся по постели, прикрывающая простыней прибавившийся животик, жмурилась негой и перебирала пальцами мои черные волосы.
– Ах, – вздыхала она. – Я делюсь с тобою своей молодостью!..
– Прошу тебя, не надо!
– Ах, я не могу этого не делать! Таково уж мое предназначение! Вскоре с тобою произойдут и вовсе непонятные вещи, но ты не пугайся и относись к этому как к должному.
Она потянулась в постели, заколыхав большие рыжие груди, усыпанные веснушками.
– Я – это ты, мой дорогой! – улыбнулась Ида…
Старые знакомые, встречавшие меня на улице, делали совершенно удивленные лица и, прижимая руки к груди, восторгались по-детски.
– Месье Сандал! – поражались они. – Это вы?!. Как вам это удалось?!.
Сначала я кивал утвердительно, но когда по прошествии еще одного месяца тело мое избавилось от полутора пудов веса, то на вопрос, не Сандал ли моя фамилия, я сам делал удивленную физиономию.
– А как похож на Аджип Сандала! – поражались встречные. – На молодого Аджип Сандала!..
Мне пришлось перестать посещать стрельбище и кафе «Рамазан», в котором меня знали как облупленного. Я перестал появляться там, где меня знали, и проводил почти все время с моей Идой.
Весь ужас происходящего заключался в том, что пока я молодел, превращаясь в двадцатипятилетнего юношу, моя Ида претерпевала обратное превращение, словно бы она действительно отдавала мне свою жизнь, перекачивая ее через ночные поцелуи и проникновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Словно хлыстом по спине, прошлись эти слова по моим ушам! Я осекся на полуслове и весь как-то обмяк сразу и обвис лишней кожей.
Ида тоже расслышала брошенную грубость, но продолжала улыбаться, хотя глаза ее смотрели в мои и уже мучились моей болью.
– Пойдем отсюда! – предложила она, тут же встала из-за стола, бросила на скатерть купюры по счету и пошла к выходу.
Проходя мимо стола, за которым сидел автор гадости, Ида склонилась на мгновение к уху мелкого обшарпанного человека и на весь ресторан сказала столь бранное слово, что в ту же секунду все зазвенело столовым серебром, выроненным клиентами в фарфоровую посуду.
– Откуда ты знаешь такое? – изумился я, когда мы отошли от ресторана на значительное расстояние.
– Бог его знает, – ответила девушка, улыбаясь всем лицом. – Просто вспомнилось!..
А потом она пригласила меня к себе домой и после чая вдруг поцеловала в губы долгим настоящим поцелуем, в котором я чуть было не поймал рыбку ее языка!
Я хотел что-то говорить, но Ида прикрывала мой рот теплой ладошкой и сама говорила быстро-быстро, захлебываясь чувством как счастьем, и было в ее щебетании столько прекрасного, столько чудного многоцветия, как в оранжерее ботанического сада.
Она говорила, что я глупый, что я близорукий, что она любит меня уже много лет, с тех пор, как я, сжимая маленькую ручку в своей большой, вел ее в зоопарк и показывал всяких зверей и птиц.
Она расстегивала мою рубашку неловко, срывая пуговицы через одну. Они падали с пластмассовым звуком на деревянный пол и катились куда-нибудь в разные стороны с белыми ниточками на хвостах…
Она была в эти минуты агрессором, а я слабо сопротивляющейся жертвой, хотя жертва была куда как опытнее своего хищника.
– Мой дорогой! – шептала Ида. – Мой любимый!..
Я встречал ее неловкие руки своим телом, поддаваясь ласкам все более, пока не сломился совершенно и не стал нападать в свою очередь, припоминая те любовные науки, которые не забываются и за десятилетия.
В какой-то момент она тихо вскрикнула, а потом обмякла подо мною маленькой девочкой…
А потом я увидел на ее коленке алую капельку…
Она спала, обнимая меня за плечи, а я смотрел на себя в зеркало, лежа на боку, и сквозь полумрак видел лицо, заросшее седой щетиной, впалые глаза, безвозвратно теряющие свой цвет, и губы – серые и дряблые.
Господи! – закричал я про себя. – Мне уже за шестьдесят! Мой бег уже слишком быстр, чтобы она, юная и чистая, могла угнаться за мной и перегородить собою прыжок в небытие!.. Господи, почему ты заставляешь меня так мучиться всю жизнь!.. Почему все не ко времени!.. Господи, прошу тебя, дай ей счастья! Пусть слова старого следователя не сбудутся, и пусть она живет всегда, еще долго-долго после меня!..
А потом что-то стало происходить с нами…
Как-то утром, когда она причесывалась перед зеркалом, взметая рыжими волосами, словно крыльями, я заметил седые волоски возле розового ушка. Тогда я ничего не сказал Иде, лишь поцеловал ее в висок.
Через неделю я посетил психотерапевта.
– Разница в возрасте никакого значения не имеет! – выразил свое мнение врач.
– А когда она в сорок пять лет?
– Тоже никакого.
– Я гожусь ей в деды.
– Если вы будете об этом помнить, то и она непременно это почувствует. Относитесь к годам легче, и вскоре разница сотрется. Вот увидите! Главное – молодеть душой!
– Спасибо, доктор.
– Сколько, вы говорите, ей лет? – полюбопытствовал психотерапевт, когда я был уже в дверях.
– Шестнадцать.
– Педофил, – послышалось мне на прощание.
Я оглянулся, но увидел лишь сочувственную улыбку…
А еще потом Ида как-то сказала, что общение с нею пошло мне на пользу, что я стал выглядеть гораздо лучше и что в моих глазах появился юношеский блеск.
– Любовь омолаживает! – наставляла она. – А ты комплексуешь!
И действительно, наблюдая себя в зеркале, я нашел, что кожа моя порозовела, а волосы заблестели, как будто я смазал их травяным бальзамом.
А еще через неделю, проснувшись утром, я почувствовал себя сильным и молодым, а потому мне внезапно захотелось вытащить из-за шкафа лук, колчан со стрелами и отправиться на стрельбище, на котором я не был столько времени.
– Конечно, пойди!
– Хочешь со мною? – спросил я.
– Нет. Мне что-то нездоровится, – ответила девушка и, видя, что я после ее признания собираюсь отложить свой поход, замахала на меня руками и почти вытолкала за дверь насильно.
Самое удивительное, что я не промахнулся ни разу! Все стрелы легли в самый зрачок мишени, и сын старого Лу в восхищении захлопал в ладоши, призывая остальных посмотреть на столь значительный результат.
– Это потрясающе! – кричал он. – Вы, месье Сандал, могли бы с успехом выступать на чемпионате мира!
– Да, – подхватил какой-то тридцатилетний стрелок. – В пятьдесят лет такая поразительная точность!
– В шестьдесят два, – поправил я…
А еще через месяц, когда большинство моих седых волос потемнели и стали походить на воронье крыло, когда отвислый и дряблый живот подтянулся, а грудь окрепла, я понял, что происходит какая-то непонятная, неладная вещь.
Когда я ласкал свою Иду долгими ночами, поражаясь своей силе и выносливости, то чувствовал теперь под ладонями не упругую девичью спину, а мягкое тело взрослой женщины с сильными, чуть полными ногами…
– Что же происходит? – спрашивал я, когда она, довольная, разметавшаяся по постели, прикрывающая простыней прибавившийся животик, жмурилась негой и перебирала пальцами мои черные волосы.
– Ах, – вздыхала она. – Я делюсь с тобою своей молодостью!..
– Прошу тебя, не надо!
– Ах, я не могу этого не делать! Таково уж мое предназначение! Вскоре с тобою произойдут и вовсе непонятные вещи, но ты не пугайся и относись к этому как к должному.
Она потянулась в постели, заколыхав большие рыжие груди, усыпанные веснушками.
– Я – это ты, мой дорогой! – улыбнулась Ида…
Старые знакомые, встречавшие меня на улице, делали совершенно удивленные лица и, прижимая руки к груди, восторгались по-детски.
– Месье Сандал! – поражались они. – Это вы?!. Как вам это удалось?!.
Сначала я кивал утвердительно, но когда по прошествии еще одного месяца тело мое избавилось от полутора пудов веса, то на вопрос, не Сандал ли моя фамилия, я сам делал удивленную физиономию.
– А как похож на Аджип Сандала! – поражались встречные. – На молодого Аджип Сандала!..
Мне пришлось перестать посещать стрельбище и кафе «Рамазан», в котором меня знали как облупленного. Я перестал появляться там, где меня знали, и проводил почти все время с моей Идой.
Весь ужас происходящего заключался в том, что пока я молодел, превращаясь в двадцатипятилетнего юношу, моя Ида претерпевала обратное превращение, словно бы она действительно отдавала мне свою жизнь, перекачивая ее через ночные поцелуи и проникновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81