И ей позволено иметь в багаже запрещенную машинерию. А если честно, то у нее, насколько я понимаю, есть оправдание. Ты бы мог возразить, если бы у нее швейная машинка с собой была? А она так и скажет, что это она и есть. Производитель белья.
– Но я видел, как оттуда вылезали эти штуки, многоногие! Они хотели меня поймать…
– А их больше никто не видел, – сочувственно перебил его Зауэр. – Я-то тебе верю, что-то ты действительно видел. Может быть, роботы-шпионы. Но отличные, умеющие хорошо прятаться и следов не оставлять… – Он пожал плечами.
– А что ж мы тогда будем делать, господин лейтенант?
Зауэр отвернулся.
– Я думаю, нанесем визит мистеру Спрингфилду, – сказал он вполголоса. – Возьмем его. Запрем на время в камеру. А потом… – Он неприятно усмехнулся. – Посмотрим, как задергается госпожа дипломат. А это нам подскажет, что за всем этим стоит. Что ты думаешь?
Ни один, ни другой не заметили трусиков в горошек, которые прятались наверху в вентиляционной отдушине, слушая терпеливо и все записывая.
ПРИЗНАНИЯ
«Полководец Ванек» набирал скорость в экономичном режиме на двух «же», своим ядром двигателя закручивая впереди себя пространство-время в виде долины, по которой легко скользил, не напрягая особо экипаж и машины. Девяносто две тысячи тонн линкора (с восьмимиллиардотонной черной дырой в ядре) трудно было разогнать, но, начав двигаться, корабль быстро мог перемещаться с места на место. Считанные дни уйдут на преодоление огромной пропасти, отделяющей стоянку «Полководца» от первой прыжковой точки возвратного маршрута его времениподобного пути – но никак не годы, которые самые первые зонды человечества тратили на прохождение тех же расстояний.
Корабли флота ушли всего-то на двадцать световых лет от Новой Республики, но при этом прыгнули вперед на четыре тысячи лет, выписывая зигзаги между беспланетными составляющими системы двойной звезды в попытке удрать от любого долговременного наблюдения, которое мог установить за ними Фестиваль. Вскоре начнется пространственноподобный участок пути, с заходом к аналогичной системе неподалеку от планеты Рохард; там флот пойдет по причудливой траектории, замыкая путь во времени в своей мировой линии и не пересекая мировую линию собственной исходной точки.
По пути тендеры флота регулярно снабжали корабли провизией, водой и воздухом. Не менее восьми торговых кораблей пришлось раздеть и бросить между звездами навеки, а их команды влились в экипажи других кораблей. Рейд задал системе снабжения флота такую нагрузку, что она не могла где-то не дать сбоев, и целый годовой кораблестроительный бюджет ушел на обеспечение одной этой операции.
Крейсируя между прыжками, корабли не прекращали учений. Импульсы радара ощупывали глубокий вакуум за гелиопаузой, а офицеры рассчитывали траектории ракет и торпед, используя суда других эскадр как мишени. Результаты лазерной стрельбы вводились в неутомимую мельницу аналитических машин.
Отслеживание кораблей на дальней дистанции – задача сложная, потому что они очень мало излучают такого, что можно было бы обнаружить. Применять радары – дело безнадежное: чтобы закачать достаточно энергии для получения ответа, корабль должен был столько ее выработать, что экипаж сварился бы заживо. И только широкие радиаторные панели, распростертые к звездам, ныне светящиеся тускло-красным, позволяли пользоваться лидаром при высокой интенсивности краткими периодами. (Вакуум – наиболее эффективный теплоизолятор, и активные сенсоры, способные работать за миллиарды километров, раскалялись докрасна.)
Мартин Спрингфилд ничего этого не знал. Лежа у себя в камере, он провел последние два дня в унылой скуке, по очереди впадая то в отчаяние, то в сдержанный оптимизм. «Еще жив, – думал он. – Это ненадолго», – приходила следующая мысль. Если бы можно было хоть что-то сделать! Но на борту звездолета бежать некуда. Он достаточно был реалистом, чтобы понимать: если у них кончатся варианты, ему конец. Значит, надо было просто надеяться, что они не разберутся, что он сделал, и решат его выпустить, чтобы не ссориться с верфью.
Как-то вечером он сидел на койке, когда открылась дверь. Он тут же поднял взгляд, рассчитывая увидеть Зауэра или пацана этого из Кураторской конторы. И глаза у него полезли на лоб.
– Что ты тут делаешь?
– Зашла навестить. Можно я присяду?
Он напряженно кивнул. Рашель села на край койки. На ней был простой черный спортивный костюм, и волосы она собрала в строгий пучок на затылке, но вела себя свободно, почти раскованно. Он понял, что это не маскировка – она не играет сейчас даму легкого поведения, или дипломата в банановой республике, или что бы то ни было вообще. Она – она и есть, личность весьма замечательная.
– Я думал, они тебя тоже должны были запереть, – сказал он.
– А, да… – Она будто отвлеклась. – Секунду. – Рашель поглядела на карманные часы. – Ага. – Перегнувшись через него, она налепила в изголовье койки что-то небольшое и металлическое.
– Я уже заклинил жучков, – сообщил он. – Чтобы лишнего не подслушали.
Она посмотрела на него сердито.
– И на том спасибо.
– А что…
– Я хочу услышать правду. Ты мне лгал, – просто сказала она. – И я хочу знать, почему.
– А! – Он постарался не смутиться. А она тщательно сохраняла спокойное выражение лица – затишье перед бурей.
– У тебя будет только один шанс сказать правду, – заявила она совершенно непринужденным голосом, да только чувствовалась в нем сдерживаемая резкость. – Я думаю, они еще не знают, что ты врал, но когда мы вернемся… они не идиоты, а ты закапываешь себя в яму. Контора Куратора следит. Если ты будешь вести себя как виновный, то этот вундеркинд сделает единственно возможный вывод.
Он вздохнул.
– А что, если этот вывод правильный? Что если я действительно виноват?
– Я тебе верила. Как тебе, не как игроку. Я не люблю, когда мне врут, Мартин. Хоть в делах, хоть в личном – все равно.
– Ладно. – Он разглядывал сияющую заглушку, которую она прилепила над изголовьем. Это было проще, чем смотреть в ее сердитое обиженное лицо. – Если я тебе скажу, что они назвали себя работниками верфи, ты мне поверишь?
– Нет, – покачала она головой. – Ты не настолько туп, чтобы купиться на легенду прикрытия. – Она отвернулась. – Не люблю, когда мне врут, – добавила она желчно.
Он посмотрел на нее. Рашель – современнейший профессионал, в отличие от неуклюжих любителей из Новой Республики. У нее есть рефлексы анализа речи, детекторы лжи и куча других устройств, которые были бы нацелены на него, если бы речь шла о делах, но она их не использовала. Если так – то он вполне может понять, отчего она на него так злится. Он бы тоже злился на ее месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Но я видел, как оттуда вылезали эти штуки, многоногие! Они хотели меня поймать…
– А их больше никто не видел, – сочувственно перебил его Зауэр. – Я-то тебе верю, что-то ты действительно видел. Может быть, роботы-шпионы. Но отличные, умеющие хорошо прятаться и следов не оставлять… – Он пожал плечами.
– А что ж мы тогда будем делать, господин лейтенант?
Зауэр отвернулся.
– Я думаю, нанесем визит мистеру Спрингфилду, – сказал он вполголоса. – Возьмем его. Запрем на время в камеру. А потом… – Он неприятно усмехнулся. – Посмотрим, как задергается госпожа дипломат. А это нам подскажет, что за всем этим стоит. Что ты думаешь?
Ни один, ни другой не заметили трусиков в горошек, которые прятались наверху в вентиляционной отдушине, слушая терпеливо и все записывая.
ПРИЗНАНИЯ
«Полководец Ванек» набирал скорость в экономичном режиме на двух «же», своим ядром двигателя закручивая впереди себя пространство-время в виде долины, по которой легко скользил, не напрягая особо экипаж и машины. Девяносто две тысячи тонн линкора (с восьмимиллиардотонной черной дырой в ядре) трудно было разогнать, но, начав двигаться, корабль быстро мог перемещаться с места на место. Считанные дни уйдут на преодоление огромной пропасти, отделяющей стоянку «Полководца» от первой прыжковой точки возвратного маршрута его времениподобного пути – но никак не годы, которые самые первые зонды человечества тратили на прохождение тех же расстояний.
Корабли флота ушли всего-то на двадцать световых лет от Новой Республики, но при этом прыгнули вперед на четыре тысячи лет, выписывая зигзаги между беспланетными составляющими системы двойной звезды в попытке удрать от любого долговременного наблюдения, которое мог установить за ними Фестиваль. Вскоре начнется пространственноподобный участок пути, с заходом к аналогичной системе неподалеку от планеты Рохард; там флот пойдет по причудливой траектории, замыкая путь во времени в своей мировой линии и не пересекая мировую линию собственной исходной точки.
По пути тендеры флота регулярно снабжали корабли провизией, водой и воздухом. Не менее восьми торговых кораблей пришлось раздеть и бросить между звездами навеки, а их команды влились в экипажи других кораблей. Рейд задал системе снабжения флота такую нагрузку, что она не могла где-то не дать сбоев, и целый годовой кораблестроительный бюджет ушел на обеспечение одной этой операции.
Крейсируя между прыжками, корабли не прекращали учений. Импульсы радара ощупывали глубокий вакуум за гелиопаузой, а офицеры рассчитывали траектории ракет и торпед, используя суда других эскадр как мишени. Результаты лазерной стрельбы вводились в неутомимую мельницу аналитических машин.
Отслеживание кораблей на дальней дистанции – задача сложная, потому что они очень мало излучают такого, что можно было бы обнаружить. Применять радары – дело безнадежное: чтобы закачать достаточно энергии для получения ответа, корабль должен был столько ее выработать, что экипаж сварился бы заживо. И только широкие радиаторные панели, распростертые к звездам, ныне светящиеся тускло-красным, позволяли пользоваться лидаром при высокой интенсивности краткими периодами. (Вакуум – наиболее эффективный теплоизолятор, и активные сенсоры, способные работать за миллиарды километров, раскалялись докрасна.)
Мартин Спрингфилд ничего этого не знал. Лежа у себя в камере, он провел последние два дня в унылой скуке, по очереди впадая то в отчаяние, то в сдержанный оптимизм. «Еще жив, – думал он. – Это ненадолго», – приходила следующая мысль. Если бы можно было хоть что-то сделать! Но на борту звездолета бежать некуда. Он достаточно был реалистом, чтобы понимать: если у них кончатся варианты, ему конец. Значит, надо было просто надеяться, что они не разберутся, что он сделал, и решат его выпустить, чтобы не ссориться с верфью.
Как-то вечером он сидел на койке, когда открылась дверь. Он тут же поднял взгляд, рассчитывая увидеть Зауэра или пацана этого из Кураторской конторы. И глаза у него полезли на лоб.
– Что ты тут делаешь?
– Зашла навестить. Можно я присяду?
Он напряженно кивнул. Рашель села на край койки. На ней был простой черный спортивный костюм, и волосы она собрала в строгий пучок на затылке, но вела себя свободно, почти раскованно. Он понял, что это не маскировка – она не играет сейчас даму легкого поведения, или дипломата в банановой республике, или что бы то ни было вообще. Она – она и есть, личность весьма замечательная.
– Я думал, они тебя тоже должны были запереть, – сказал он.
– А, да… – Она будто отвлеклась. – Секунду. – Рашель поглядела на карманные часы. – Ага. – Перегнувшись через него, она налепила в изголовье койки что-то небольшое и металлическое.
– Я уже заклинил жучков, – сообщил он. – Чтобы лишнего не подслушали.
Она посмотрела на него сердито.
– И на том спасибо.
– А что…
– Я хочу услышать правду. Ты мне лгал, – просто сказала она. – И я хочу знать, почему.
– А! – Он постарался не смутиться. А она тщательно сохраняла спокойное выражение лица – затишье перед бурей.
– У тебя будет только один шанс сказать правду, – заявила она совершенно непринужденным голосом, да только чувствовалась в нем сдерживаемая резкость. – Я думаю, они еще не знают, что ты врал, но когда мы вернемся… они не идиоты, а ты закапываешь себя в яму. Контора Куратора следит. Если ты будешь вести себя как виновный, то этот вундеркинд сделает единственно возможный вывод.
Он вздохнул.
– А что, если этот вывод правильный? Что если я действительно виноват?
– Я тебе верила. Как тебе, не как игроку. Я не люблю, когда мне врут, Мартин. Хоть в делах, хоть в личном – все равно.
– Ладно. – Он разглядывал сияющую заглушку, которую она прилепила над изголовьем. Это было проще, чем смотреть в ее сердитое обиженное лицо. – Если я тебе скажу, что они назвали себя работниками верфи, ты мне поверишь?
– Нет, – покачала она головой. – Ты не настолько туп, чтобы купиться на легенду прикрытия. – Она отвернулась. – Не люблю, когда мне врут, – добавила она желчно.
Он посмотрел на нее. Рашель – современнейший профессионал, в отличие от неуклюжих любителей из Новой Республики. У нее есть рефлексы анализа речи, детекторы лжи и куча других устройств, которые были бы нацелены на него, если бы речь шла о делах, но она их не использовала. Если так – то он вполне может понять, отчего она на него так злится. Он бы тоже злился на ее месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102