Придется маяться до половины девятого.
Не раскрывая рта, мы обошли кругом весь собор, и тут внезапно Остин воскликнул:
– Слишком рано. Он еще не готов.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы сообразить, о чем это он. Увидев задние ворота нового дома настоятеля, я вспомнил: мы собираемся пить чай у мистера Стоунекса.
Я вытащил часы и при свете газового фонаря, стоявшего поблизости, рассмотрел циферблат.
– Напротив, старый джентльмен сказал явиться в половине пятого, а сейчас ровно столько и есть.
– Все равно он еще не готов, так что зайдем на несколько минут ко мне.– И Остин тут же зашагал прочь.
Озадаченный, но не способный заставить свою голову работать, я потащился за ним, и мы продолжили круг по площади. Смеркалось, вокруг не было ни души. Я вспомнил слова Куитрегарда о пунктуальности старого джентльмена и удивился еще больше. Когда мы проходили мимо дома капитула, его окна слабо светились, отчего в сгустившихся тенях между контрфорсами мне чудились человеческие фигуры. Этот свет, а также приглушенные звуки рояля и сливающихся в гармонии голосов свидетельствовали о том, что там репетирует хор. Мы обогнули угол трансепта, я вспомнил, что там стояло накануне ночью привидение, и спросил:
– Он хромает?
Остин, вздрогнув, обернулся ко мне:
– Почему ты спрашиваешь?
– Меня просто заинтересовала его история.
– Его история? Ты о ком?
– О Бергойне. Его призрак хромает? Он всмотрелся в мое лицо.
– Бергойн не хромал. – Голос Остина звучал почти сердито.– Это Гамбрилл хромал. Ты их спутал.
Я не потрудился его поправить.
– Ради всего святого, почему ты сейчас об этом задумался?
– Я просто хотел знать, не рассказывают ли люди, что призрак хромает?
– Призрак? – прошипел Остин.
– Призрак Бергойна.
Он остановился и посмотрел на меня:
– О чем ты говоришь?
Я не знал, что ответить. Не рассказывать же было ему о том, что я видел в первые утренние часы неподалеку от того места, где мы стояли. Как объяснишь, что привело меня сюда в такое время?
Несколько шагов мы прошли в молчании, а у дверей дома Остина я произнес:
– Я раздумывал над тем, что дух будто бы не находит себе покоя, если тело не погребено. И мне было непонятно: действительно ли дух, являющийся на площади, – Бергойн, ведь его тело было предано земле?
– Никак не возьму в толк, о чем это ты болтаешь? – Остин скинул пальто.
– О теле. Трупе убитого.
– Убитого? – запинаясь спросил он, меряя меня испуганным взглядом.
– Я говорю о том, что мне показалось удивительным: Бергойн погребен, но призрак его расхаживает по земле.
– Но, бога ради, это же предание. Ты ведь не веришь в эту чепуху?
– Но есть ведь также поверье, что призрак является в тех случаях, когда смерть человека осталась неотомщенной. Предполагаю, убийство Бергойна не было отомщено, потому что Гамбрилл бежал от наказания.
– Зачем ты порешь всю эту чушь?
– Дружище, просто чтобы не молчать.
– Если ты не можешь выдумать ничего другого, то лучше прикуси язык.
Он отвернулся, быстро дернул веревку от калильной сетки, чтобы прибавить огня, и стал подниматься по лестнице. Я зажег свечу и последовал за ним. В гостиной я водрузил подсвечник на низкий столик и сел к очагу, а Остин подошел к окну, вжался в угол и, не отдергивая занавески, приподнял ее уголок, чтобы незаметно наблюдать за происходящим снаружи. Видя, что он не расположен к беседе, я взял книгу и попытался читать. Прошло три или четыре минуты, и за это время Остин несколько раз вынимал свои часы и смотрел на циферблат.
Что станет теперь с манускриптом, думал я. Хотя мне достанется честь первооткрывателя, смогу ли я его опубликовать, это еще вопрос. Судьбу его, вероятно, будет решать доктор Локард. Ужасная мысль: манускрипт может попасть в руки невежды или, хуже того, человека, заинтересованного в том, чтобы преуменьшить его значение. В руки Скаттарда – почему бы и нет? Бегло просмотрев манускрипт, я понял, что нет ничего проще, чем интерпретировать его неправильно.
А затем случилась, наверное, самая позорная минута в моей жизни. Мне подумалось: поскольку я сунул манускрипт туда, где он преспокойно пролежал уже два века, то никому и знать не нужно, что я его нашел. Вернее, что я нашел его именно там. Не составит никакого труда объявить, что манускрипт обнаружился среди бумаг Пеппердайна в библиотеке моего колледжа. Антикварий вполне мог купить его в библиотеке настоятеля и капитула Турчестерского собора. В этом случае судьба манускрипта целиком и полностью будет зависеть от меня. Но что это за мысли? На миг я вообразил себе безумную картину, как я украдкой выношу манускрипт из библиотеки. Немыслимо. Полный бред. Это значило бы скатиться ниже самого Скаттарда. А кроме того, доктор Локард, зная о цели моих поисков, сразу заподозрит истину.
Внезапно Остин воскликнул:
– Нам пора!
К моему изумлению, он бросился к двери, мигом сбежал по лестнице, накинул пальто и стал нетерпеливо ждать, пока я в потемках осторожно сойду вниз.
За минуту-другую мы той же дорогой вернулись к новому дому настоятеля. Поскольку позднее от меня потребовали описать все детально и имелось существенное расхождение в свидетельствах, я расскажу точно, что видел и слышал, – хотя оценил я все это только задним числом, уже зная о происшедшем.
Мы прошли через задние ворота, по заднему двору и постучались в дверь. Она тут же распахнулась, и передо мной предстал человек, которого я видел накануне.
– Очень рад вам, доктор Куртин.– Старый джентльмен расплылся в улыбке, а затем без церемоний кивнул Остину.
После обмена рукопожатиями он пригласил нас войти. Я заметил, что Остин дрожит. В доме было зябко, но мне показалось, что он дрожит не от холода. Войдя, я произнес:
– Я очень волнуюсь, когда думаю, что здесь жил Уильям Бергойн.
– И Фрит, – добавил хозяин. – Не забывайте о Фрите: это фигура, в нашей истории гораздо лучше изученная.
– Однако запомнившаяся скорее своей смертью, а не тем, что он совершил при жизни, – нашелся я, и хозяин энергично закивал.– Ибо деяния его были низкими и подлыми, тогда как Бергойн – личность поистине замечательная: блестящий ученый, в самом расцвете лет сраженный смертью.
Тем временем мы прошли через обширную старую кухню, к которой примыкали кладовые и буфетные, и углубились в темный коридор.
– Низкими и подлыми. Да, верно, – согласился наш хозяин, поворачиваясь к нам лицом, когда мы подошли к следующей двери.– Снимайте ваши пальто и шляпы, – предложил он. Пока мы вешали одежду на крючки, он добавил: – Мы будем пить чай в общей комнате. Там гораздо уютней, чем в столовой.
За еще одной дверью обнаружилась большая общая комната, имевшая, как было принято в старину, выход прямо на улицу. Как и положено, она представляла собой нечто среднее между кухней и столовой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Не раскрывая рта, мы обошли кругом весь собор, и тут внезапно Остин воскликнул:
– Слишком рано. Он еще не готов.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы сообразить, о чем это он. Увидев задние ворота нового дома настоятеля, я вспомнил: мы собираемся пить чай у мистера Стоунекса.
Я вытащил часы и при свете газового фонаря, стоявшего поблизости, рассмотрел циферблат.
– Напротив, старый джентльмен сказал явиться в половине пятого, а сейчас ровно столько и есть.
– Все равно он еще не готов, так что зайдем на несколько минут ко мне.– И Остин тут же зашагал прочь.
Озадаченный, но не способный заставить свою голову работать, я потащился за ним, и мы продолжили круг по площади. Смеркалось, вокруг не было ни души. Я вспомнил слова Куитрегарда о пунктуальности старого джентльмена и удивился еще больше. Когда мы проходили мимо дома капитула, его окна слабо светились, отчего в сгустившихся тенях между контрфорсами мне чудились человеческие фигуры. Этот свет, а также приглушенные звуки рояля и сливающихся в гармонии голосов свидетельствовали о том, что там репетирует хор. Мы обогнули угол трансепта, я вспомнил, что там стояло накануне ночью привидение, и спросил:
– Он хромает?
Остин, вздрогнув, обернулся ко мне:
– Почему ты спрашиваешь?
– Меня просто заинтересовала его история.
– Его история? Ты о ком?
– О Бергойне. Его призрак хромает? Он всмотрелся в мое лицо.
– Бергойн не хромал. – Голос Остина звучал почти сердито.– Это Гамбрилл хромал. Ты их спутал.
Я не потрудился его поправить.
– Ради всего святого, почему ты сейчас об этом задумался?
– Я просто хотел знать, не рассказывают ли люди, что призрак хромает?
– Призрак? – прошипел Остин.
– Призрак Бергойна.
Он остановился и посмотрел на меня:
– О чем ты говоришь?
Я не знал, что ответить. Не рассказывать же было ему о том, что я видел в первые утренние часы неподалеку от того места, где мы стояли. Как объяснишь, что привело меня сюда в такое время?
Несколько шагов мы прошли в молчании, а у дверей дома Остина я произнес:
– Я раздумывал над тем, что дух будто бы не находит себе покоя, если тело не погребено. И мне было непонятно: действительно ли дух, являющийся на площади, – Бергойн, ведь его тело было предано земле?
– Никак не возьму в толк, о чем это ты болтаешь? – Остин скинул пальто.
– О теле. Трупе убитого.
– Убитого? – запинаясь спросил он, меряя меня испуганным взглядом.
– Я говорю о том, что мне показалось удивительным: Бергойн погребен, но призрак его расхаживает по земле.
– Но, бога ради, это же предание. Ты ведь не веришь в эту чепуху?
– Но есть ведь также поверье, что призрак является в тех случаях, когда смерть человека осталась неотомщенной. Предполагаю, убийство Бергойна не было отомщено, потому что Гамбрилл бежал от наказания.
– Зачем ты порешь всю эту чушь?
– Дружище, просто чтобы не молчать.
– Если ты не можешь выдумать ничего другого, то лучше прикуси язык.
Он отвернулся, быстро дернул веревку от калильной сетки, чтобы прибавить огня, и стал подниматься по лестнице. Я зажег свечу и последовал за ним. В гостиной я водрузил подсвечник на низкий столик и сел к очагу, а Остин подошел к окну, вжался в угол и, не отдергивая занавески, приподнял ее уголок, чтобы незаметно наблюдать за происходящим снаружи. Видя, что он не расположен к беседе, я взял книгу и попытался читать. Прошло три или четыре минуты, и за это время Остин несколько раз вынимал свои часы и смотрел на циферблат.
Что станет теперь с манускриптом, думал я. Хотя мне достанется честь первооткрывателя, смогу ли я его опубликовать, это еще вопрос. Судьбу его, вероятно, будет решать доктор Локард. Ужасная мысль: манускрипт может попасть в руки невежды или, хуже того, человека, заинтересованного в том, чтобы преуменьшить его значение. В руки Скаттарда – почему бы и нет? Бегло просмотрев манускрипт, я понял, что нет ничего проще, чем интерпретировать его неправильно.
А затем случилась, наверное, самая позорная минута в моей жизни. Мне подумалось: поскольку я сунул манускрипт туда, где он преспокойно пролежал уже два века, то никому и знать не нужно, что я его нашел. Вернее, что я нашел его именно там. Не составит никакого труда объявить, что манускрипт обнаружился среди бумаг Пеппердайна в библиотеке моего колледжа. Антикварий вполне мог купить его в библиотеке настоятеля и капитула Турчестерского собора. В этом случае судьба манускрипта целиком и полностью будет зависеть от меня. Но что это за мысли? На миг я вообразил себе безумную картину, как я украдкой выношу манускрипт из библиотеки. Немыслимо. Полный бред. Это значило бы скатиться ниже самого Скаттарда. А кроме того, доктор Локард, зная о цели моих поисков, сразу заподозрит истину.
Внезапно Остин воскликнул:
– Нам пора!
К моему изумлению, он бросился к двери, мигом сбежал по лестнице, накинул пальто и стал нетерпеливо ждать, пока я в потемках осторожно сойду вниз.
За минуту-другую мы той же дорогой вернулись к новому дому настоятеля. Поскольку позднее от меня потребовали описать все детально и имелось существенное расхождение в свидетельствах, я расскажу точно, что видел и слышал, – хотя оценил я все это только задним числом, уже зная о происшедшем.
Мы прошли через задние ворота, по заднему двору и постучались в дверь. Она тут же распахнулась, и передо мной предстал человек, которого я видел накануне.
– Очень рад вам, доктор Куртин.– Старый джентльмен расплылся в улыбке, а затем без церемоний кивнул Остину.
После обмена рукопожатиями он пригласил нас войти. Я заметил, что Остин дрожит. В доме было зябко, но мне показалось, что он дрожит не от холода. Войдя, я произнес:
– Я очень волнуюсь, когда думаю, что здесь жил Уильям Бергойн.
– И Фрит, – добавил хозяин. – Не забывайте о Фрите: это фигура, в нашей истории гораздо лучше изученная.
– Однако запомнившаяся скорее своей смертью, а не тем, что он совершил при жизни, – нашелся я, и хозяин энергично закивал.– Ибо деяния его были низкими и подлыми, тогда как Бергойн – личность поистине замечательная: блестящий ученый, в самом расцвете лет сраженный смертью.
Тем временем мы прошли через обширную старую кухню, к которой примыкали кладовые и буфетные, и углубились в темный коридор.
– Низкими и подлыми. Да, верно, – согласился наш хозяин, поворачиваясь к нам лицом, когда мы подошли к следующей двери.– Снимайте ваши пальто и шляпы, – предложил он. Пока мы вешали одежду на крючки, он добавил: – Мы будем пить чай в общей комнате. Там гораздо уютней, чем в столовой.
За еще одной дверью обнаружилась большая общая комната, имевшая, как было принято в старину, выход прямо на улицу. Как и положено, она представляла собой нечто среднее между кухней и столовой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101