Да и врачи по моей просьбе скажут то же.
Подумав, Даша назвала адрес. Подумав еще, подробно описала внешний вид маньяка.
26. Почти финиш.
Лекарства она купила в самой дорогой аптеке города (ее посоветовал психиатр). Купила скорее по инерции. Или просто установка Хирурга продолжала действовать.
Потом походила по городу, зашла на рынок.
Поела в уличном кафе жареной курицы. Под красным зонтом.
Подумала, расплачиваясь: "Цветами, наконец, займусь и скорее на работу, девочки без меня, наверное, совсем запарились"
Пошла к станции. Кругом все было по-другому.
Жизнь стала другой. Нет, в ней оставались приятные моменты – курица, например, была на удивление вкусной.
Но жизнь стала другой. Она стала прозрачной с конца до края.
Прозрачно-серой. Впереди ничего не проглядывалось. Ничего, что зависело бы лично от нее. А не от таких шакалов, как Чихай и таких лисиц как Лихоносов. Как Хирург.
Все. Это почти финиш. Завтрашний день будет похож на послезавтрашний, сведущая неделя – на такую же в августе, этот июнь на июнь следующего года. Дни будут отличаться сделанными покупками, недели – погодой, месяцы – одеждой и обувью. Через десять лет она будет рекламировать газонокосилки следующего поколения. И импортные стиральные машины толщиной в пять сантиметров.
Потом она умрет. И перед смертью нечего будет вспомнить. Почти нечего.
Разве что отца, брезгливо смотрящего.
Соседа-казака, всегда клавшего на живот.
И еще как неделю была в Хургаде. Как встряхнул Чихай.
Как Хирург все перевернул, и как старикашка-психиатр все поставил на место.
Чтоб ему пусто было!
Стало совсем тоскливо, и Даша взяла мороженое. Мороженое не помогло, и она решила что-нибудь купить. Тряпку. Нет туфельки. Вон как раз магазин. Да, туфельки. Красивые туфельки на высоких каблучках, которые так нравятся мужчинам и которые не нравятся женщинам, склонным к прямолинейному практицизму – это слова Хирурга. Как он рассказывал о туфельках! "Ты просто не представляешь, что это такое! О каждой женщине по ним можно сказать только определенное. Почему? Да потому, что туфелька по Зигмунду Фрейду – вековой символ влагалища, тогда как нога – это символ фаллоса. Нога входит в туфельку, входит-выходит к взаимному удовольствию... Привлекающая взгляд туфелька на ножке женщины – это символ красивого секса. Она – это заверение в женственности, это обещание необыкновенных ощущений. А каблучок? Высокий тоненький каблучок? Что он обозначает, что символизирует? О, многое! Во-первых – это символ эрекции, не той ее животной части, которую производит мужская страсть, а той, которая подчинена женщине. Высокий тоненький каблучок говорит устами женщины – будь моим, и я все сделаю, я уничтожу все твои страхи, я сделаю тебя сильным и счастливым мужчиной. И еще он говорит: берегись! Если ты сделаешь хозяйке плохо, то я сделаюсь стилетом! А во-вторых, высокие каблучки отрывают женщину от земли, отрывают от практичности и устойчивого существования, они придают владелице хрупкость, они намекают на ее неустойчивость и возможность падения. А толстый высокий каблук? Что он может сказать? Толстый высокий каблук – это опять-таки символ фаллоса, он говорит – я тебя истолку! Я тебя изнасилую! А просто каблук? А просто каблук – это не женщина, это домашнее хозяйство, это дети, это муж, забывший день рождения... А эти высокие плоские каблучки? Жаль, теперь их не носят. Я их любил, они меня завораживали своей истинно женской сущностью. Сбоку тонюсенькие, и не увидишь, женщина как парит. А посмотришь сзади – каблук каблуком..."
* * *
Входя в магазин, Даша была так захвачена идеей "стать на каблук", что, оказавшись в зале, никого и ничего, кроме женской обуви, не увидела.
Но менталитет есть менталитет, и к стенду с туфлями на шпильках она подойти не смогла.
Она прошла мимо. Прошла к выкладке, на которой стояла крепкая практичная обувь на удобных низких каблуках. Туфли стояли как танки, готовые форсировать любые препятствия, будь то бездонные лужи или непролазная грязь. Они блестели обещанием пройти не менее тысячи километров, а после ремонта – еще пятьсот.
Даша взяла один из танков. "На дачу ездить – самое то. И на работу ходить в них будет удобно". Но боковое зрение приклеилось к лодочкам. Модные. С узкими задранными мысками, с тоненькими каблучками-гвоздиками. Она недавно видела, как на станции "Москва-Курская" очень даже неплохой мужчина, специально стал так, чтобы можно было съесть глазами женщину, обычную женщину, на которой были такие туфельки. И съел – заметив его внимание, женщина виновато улыбнулась. Мужчина подошел, сказал что-то. И они уехали вместе, хотя мужчине было в другую сторону.
Даша, пересилив себя, подошла к стенду с модной обувью. Взяла туфельку с самым низким каблучком. "Нет, не то. Брать, так самое броское. Один раз живу. – Ты же их не наденешь! – Нет надену!"
– Будете мерить? – раздался сзади равнодушный голос.
– Да...
Даша не обернулась – не хотела показывать продавщице смущенное порозовевшее лицо.
– Пройдите вон туда.
Даша прошла, не поднимая головы. Сняла свои "чеботы". Одела туфельки. Встала перед зеркалом.
О, Господи! Она забыла о своих ногах.
Ну и черт с ними. Чихаю они нравились. Он сказал: "Твои ножки будят воображение".
Ее понесло.
– Нет, не то! Носок слишком уж задран. Это для девочек, не знающих, что такое мера. Принесите, пожалуйста, вот те, светло-коричневые.
Продавщица – ее можно было бы назвать красивой, если бы не глаза, ничего не выражающие – принесла. Каблуки у туфель были самые высокие. Даша одела, покрутилась у зеркала. Это были ее туфли. Они нравились. Нравились хорошей работой, нравились тем, что наверняка будут нравиться мужчинам. Тем, что эротичны. Решила взять. Но уходить не хотелось. И она попросила показать ей классические лодочки. За три с половиной тысячи.
Продавщица посмотрела с прищуром: "А деньги у тебя есть?"
Даша ответила высокомерной улыбкой. Померив классические лодочки, попросила принести туфельки-танкетки с узкими носками. Продавщица принесла. Когда она наблюдала за переобувающейся Дашей, из служебного помещения вышла пухленькая ухоженная женщина, видимо, заведующая магазином:
– Люся, тебя к телефону. Ты только не волнуйся... Это Саша. По-моему, он хочет сказать тебе что-то неприятное...
Побледнев, продавщица Люся побежала к телефону. Через минуту она кричала в трубку упреки, перемежая слова рыданиями. Это продолжалось минут пять. Затем Саша, видимо, бросил трубку, и следующие десять минут Люся плакала навзрыд на груди заведующей:
– Я все ему делала, ни в чем не отказывала, все деньги на него тратила!
– Все они такие! Забудь. Ты вон какая красавица! В Москве выйдешь на Тверскую – ста метров не пройдешь, как иностранец приклеится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Подумав, Даша назвала адрес. Подумав еще, подробно описала внешний вид маньяка.
26. Почти финиш.
Лекарства она купила в самой дорогой аптеке города (ее посоветовал психиатр). Купила скорее по инерции. Или просто установка Хирурга продолжала действовать.
Потом походила по городу, зашла на рынок.
Поела в уличном кафе жареной курицы. Под красным зонтом.
Подумала, расплачиваясь: "Цветами, наконец, займусь и скорее на работу, девочки без меня, наверное, совсем запарились"
Пошла к станции. Кругом все было по-другому.
Жизнь стала другой. Нет, в ней оставались приятные моменты – курица, например, была на удивление вкусной.
Но жизнь стала другой. Она стала прозрачной с конца до края.
Прозрачно-серой. Впереди ничего не проглядывалось. Ничего, что зависело бы лично от нее. А не от таких шакалов, как Чихай и таких лисиц как Лихоносов. Как Хирург.
Все. Это почти финиш. Завтрашний день будет похож на послезавтрашний, сведущая неделя – на такую же в августе, этот июнь на июнь следующего года. Дни будут отличаться сделанными покупками, недели – погодой, месяцы – одеждой и обувью. Через десять лет она будет рекламировать газонокосилки следующего поколения. И импортные стиральные машины толщиной в пять сантиметров.
Потом она умрет. И перед смертью нечего будет вспомнить. Почти нечего.
Разве что отца, брезгливо смотрящего.
Соседа-казака, всегда клавшего на живот.
И еще как неделю была в Хургаде. Как встряхнул Чихай.
Как Хирург все перевернул, и как старикашка-психиатр все поставил на место.
Чтоб ему пусто было!
Стало совсем тоскливо, и Даша взяла мороженое. Мороженое не помогло, и она решила что-нибудь купить. Тряпку. Нет туфельки. Вон как раз магазин. Да, туфельки. Красивые туфельки на высоких каблучках, которые так нравятся мужчинам и которые не нравятся женщинам, склонным к прямолинейному практицизму – это слова Хирурга. Как он рассказывал о туфельках! "Ты просто не представляешь, что это такое! О каждой женщине по ним можно сказать только определенное. Почему? Да потому, что туфелька по Зигмунду Фрейду – вековой символ влагалища, тогда как нога – это символ фаллоса. Нога входит в туфельку, входит-выходит к взаимному удовольствию... Привлекающая взгляд туфелька на ножке женщины – это символ красивого секса. Она – это заверение в женственности, это обещание необыкновенных ощущений. А каблучок? Высокий тоненький каблучок? Что он обозначает, что символизирует? О, многое! Во-первых – это символ эрекции, не той ее животной части, которую производит мужская страсть, а той, которая подчинена женщине. Высокий тоненький каблучок говорит устами женщины – будь моим, и я все сделаю, я уничтожу все твои страхи, я сделаю тебя сильным и счастливым мужчиной. И еще он говорит: берегись! Если ты сделаешь хозяйке плохо, то я сделаюсь стилетом! А во-вторых, высокие каблучки отрывают женщину от земли, отрывают от практичности и устойчивого существования, они придают владелице хрупкость, они намекают на ее неустойчивость и возможность падения. А толстый высокий каблук? Что он может сказать? Толстый высокий каблук – это опять-таки символ фаллоса, он говорит – я тебя истолку! Я тебя изнасилую! А просто каблук? А просто каблук – это не женщина, это домашнее хозяйство, это дети, это муж, забывший день рождения... А эти высокие плоские каблучки? Жаль, теперь их не носят. Я их любил, они меня завораживали своей истинно женской сущностью. Сбоку тонюсенькие, и не увидишь, женщина как парит. А посмотришь сзади – каблук каблуком..."
* * *
Входя в магазин, Даша была так захвачена идеей "стать на каблук", что, оказавшись в зале, никого и ничего, кроме женской обуви, не увидела.
Но менталитет есть менталитет, и к стенду с туфлями на шпильках она подойти не смогла.
Она прошла мимо. Прошла к выкладке, на которой стояла крепкая практичная обувь на удобных низких каблуках. Туфли стояли как танки, готовые форсировать любые препятствия, будь то бездонные лужи или непролазная грязь. Они блестели обещанием пройти не менее тысячи километров, а после ремонта – еще пятьсот.
Даша взяла один из танков. "На дачу ездить – самое то. И на работу ходить в них будет удобно". Но боковое зрение приклеилось к лодочкам. Модные. С узкими задранными мысками, с тоненькими каблучками-гвоздиками. Она недавно видела, как на станции "Москва-Курская" очень даже неплохой мужчина, специально стал так, чтобы можно было съесть глазами женщину, обычную женщину, на которой были такие туфельки. И съел – заметив его внимание, женщина виновато улыбнулась. Мужчина подошел, сказал что-то. И они уехали вместе, хотя мужчине было в другую сторону.
Даша, пересилив себя, подошла к стенду с модной обувью. Взяла туфельку с самым низким каблучком. "Нет, не то. Брать, так самое броское. Один раз живу. – Ты же их не наденешь! – Нет надену!"
– Будете мерить? – раздался сзади равнодушный голос.
– Да...
Даша не обернулась – не хотела показывать продавщице смущенное порозовевшее лицо.
– Пройдите вон туда.
Даша прошла, не поднимая головы. Сняла свои "чеботы". Одела туфельки. Встала перед зеркалом.
О, Господи! Она забыла о своих ногах.
Ну и черт с ними. Чихаю они нравились. Он сказал: "Твои ножки будят воображение".
Ее понесло.
– Нет, не то! Носок слишком уж задран. Это для девочек, не знающих, что такое мера. Принесите, пожалуйста, вот те, светло-коричневые.
Продавщица – ее можно было бы назвать красивой, если бы не глаза, ничего не выражающие – принесла. Каблуки у туфель были самые высокие. Даша одела, покрутилась у зеркала. Это были ее туфли. Они нравились. Нравились хорошей работой, нравились тем, что наверняка будут нравиться мужчинам. Тем, что эротичны. Решила взять. Но уходить не хотелось. И она попросила показать ей классические лодочки. За три с половиной тысячи.
Продавщица посмотрела с прищуром: "А деньги у тебя есть?"
Даша ответила высокомерной улыбкой. Померив классические лодочки, попросила принести туфельки-танкетки с узкими носками. Продавщица принесла. Когда она наблюдала за переобувающейся Дашей, из служебного помещения вышла пухленькая ухоженная женщина, видимо, заведующая магазином:
– Люся, тебя к телефону. Ты только не волнуйся... Это Саша. По-моему, он хочет сказать тебе что-то неприятное...
Побледнев, продавщица Люся побежала к телефону. Через минуту она кричала в трубку упреки, перемежая слова рыданиями. Это продолжалось минут пять. Затем Саша, видимо, бросил трубку, и следующие десять минут Люся плакала навзрыд на груди заведующей:
– Я все ему делала, ни в чем не отказывала, все деньги на него тратила!
– Все они такие! Забудь. Ты вон какая красавица! В Москве выйдешь на Тверскую – ста метров не пройдешь, как иностранец приклеится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67