Одной рукой он держал ложку, другой – миску, а хлеб каким-то образом сохранял равновесие у него на колене. Для этого требовалась долгая практика, но Вандиен в полной мере ею обладал. Ки наморщила лоб, силясь припомнить, как именно выглядел этот человек, когда ей в самый первый раз довелось кормить его у своего костра. Он был куда более тощим, чем теперь, это уж точно. И таким ободранным она с тех пор его не видала. Да, еще тогда он оброс волосами, и нечесаные космы спадали ему почти до плеч, а на лице топорщилась щетина. Все так, но вызвать в памяти целостный образ ей так и не удалось.
– Чайку? – спросила она, и он на миг поднял темные глаза, потом кивнул. Глаза. Они у него и теперь были такими же бездонными. И алчущими. Теперь она лучше понимала, что за этим стояло. Вандиен был слишком жаден до жизни и никогда не мог насытиться ею.
Чай лился в кружку из глиняного горшка, сладко пахнущий, совсем золотой в свете костра. Холод бежал прочь, аромат напитка напоминал о весне. Ки передала кружку Вандиену и наполнила свою собственную. И спросила, больше затем, чтобы не молчать:
– Ну и скоро прилив?
– Выше всего он будет, когда рассветет, – ответил Вандиен. – Но работать на нас он начнет гораздо, гораздо раньше… Да, Ки, с тех пор как я сюда попал, я столько всего узнал о приливах и лунном притяжении, что пора бы уже и начать забывать! Жду не дождусь поскорее уехать отсюда и выкинуть все это из головы. Кроме одной и самой важной подробности: прилив никогда не наступает тогда, когда он действительно нужен. Вот и сейчас вода поднимется СЛИШКОМ РАНО, чтобы я успел лечь и отоспаться, и СЛИШКОМ ПОЗДНО, чтобы просто скоротать время здесь у костра. Я обязательно задремлю и просплю…
– Вообще-то надо еще коней привести, – ненавязчиво напомнила Ки. – И запрячь. А также вымыть и убрать все миски и котелки. И все в кабинке приготовить для дороги. Потому что, как только мы выудим скилий, мы сматываемся. Хватит уже с меня всякой там воды, в особенности соленой. Сколько у меня в фургоне металлических частей, хоть бы одна не позеленела!
– Насчет смотаться как можно скорее – полностью поддерживаю. Что же касается всего остального, наука мне на будущее: никогда тебе не выбалтывать, что мне надо как-то убить время…
– Зато я, если у меня будет свободное время, тебе обязательно сразу скажу, – пообещала Ки. Вытащив из кабинки конскую упряжь, она помаслила тряпочку и принялась пропитывать кожу ремней и отчищать металлические части. Некоторое время Вандиен криво улыбался, наблюдая за ней. Потом поднялся и стал собирать посуду и ложки.
Когда все пряжки заблестели в свете огня, Ки удовлетворенно кивнула и повесила сбрую обратно на гвоздик. К тому времени и Вандиен вернулся к костру. Усевшись, он стал смотреть на огонь, неспешно потирая пальцем свой шрам. Ки молча смотрела на него, пока он не почувствовал ее взгляд и не поднял глаза. Его рука сразу упала на колени. Он улыбнулся. Улыбнулся совершенно прежней улыбкой. Туча унеслась: перед Ки снова был Вандиен, которого она любила и знала. Ки испытала огромное облегчение и поняла, что оно в полной мере отразилось у нее на лице.
– Нет, какая все это глупость была, а? – сказал Вандиен. – Теперь, когда наша здешняя эпопея вроде кончается, я мысленно поставил на ней точку и… слушай, я успокоился! А ведь какая чушь, если подумать! Пока Зролан не предложила мне вывести шрам, я ведь ни о чем таком ни разу не думал. Но стоило ей заикнуться об этом, и я немедленно так размечтался, что сам себя уговорил, будто это возможно! Я с полным удовольствием выставил себя на посмешище, да еще и тебя в это дело втравил… и все это ради такой чепухи, как гладкая физиономия! И вот теперь я словно очнулся. Я понял, каким был идиотом, и с трудом верю, что вправду столько всего натворил. Это… ну, вроде того, как протрезвеешь и силишься вспомнить свое вчерашнее остроумие. И выясняется, что на самом-то деле такое городил… – Вандиен обращался к огню костра, осуждающе покачивая головой.
– Что ж, теперь я по-новому оценил мой шрам и смирился с ним как с неотъемлемой частью моей внешности. Тоже наука…
– «Себя смиряй и подрастай», как говаривал мой батюшка, – согласилась Ки.
– «Смиряйся и тони», как говорят рыбаки, – произнес чей-то голос, и из темноты в круг света вступила Джени.
Ки с Вандиеном разом подпрыгнули. Шорох прибоя заглушил шаги девушки, подошедшей по песку и мелким камешкам.
– Как там Саша? – сразу поинтересовалась Ки, и упрямо-воинственное, по обыкновению, выражение лица Джени мигом смягчилось.
Она протянула руки к огню:
– Спит. – Теперь ее лицо отражало любовь и заботу. – Нипочем не желала укладываться, пока не сгребла к себе в постель подушки и одеяла со всего дома. Взяла свою куклу, чашку, деревянные ложки и устроила у себя «настоящий ромнийский фургон»… Думается, ночь у нее выдастся повеселей нашей…
– Нашей?.. – осторожно осведомился Вандиен.
– Я пригнала дори. «Повелительница Дождя» стоит там на берегу. Я тут все думала про камни, стоящие торчком внутри храма, и про зазубрины стен. Конец обязательно запутается, если не проследить. Но, если Ки присмотрит на берегу за упряжкой, я уж как-нибудь присмотрю за лодкой, пока Вандиен будет отпутывать. Я с собой багор захватила…
– Мы тебе весьма признательны…
– Ничего вы не понимаете! Это я вам признательна. За тот вечер, который вы устроили для Саши. У нее теперь только об этом и разговор. Она точно в сказку попала! С ней никогда, НИКОГДА еще так не обращались. Не принимали как почетную гостью и не ублажали просто потому, что она ребенок. С ней никто никогда не считается! Это все из-за происхождения… из-за нашей семьи. Она любопытна, как все дети, а люди говорят, что она вечно сует нос не в свое дело. Если она как-то не так себя ведет, в этом опять-таки видят не безобидную шалость, а злой умысел! И если уж она наговориться не может о вечере, проведенном у Ки… – Джени помолчала, не находя достойных слов, потом сказала: – Хотела бы я снова стать ребенком, и чтобы все мои болячки загладил такой же вечер…
Голос ее дрогнул: видимо, она ожидала, что над ней станут смеяться. Но Вандиен как раз нарезал пахучий сушеный фрукт, бросая кусочки в дымящуюся чашку, которую наполнила Ки. Джени опустилась на пухлую подушку, которую указал ей Вандиен, и взяла горячую кружку.
После этого они почти не разговаривали, да и то в основном о вещах малозначительных. Джени попивала чай, и настороженное, диковатое выражение мало-помалу уходило из ее глаз. Пригревшись, она даже стащила свою шерстяную шапочку, разбросав по плечам светлые волосы, на что Вандиен заметил:
– Когда ты вот так распустишь волосы, а в глазах отражается огонь… право же, только у ромнийского костра тебе и сидеть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98