То есть покидает строй, плюя на то, что «Формидабль» сигналит ему как безумный. Впритирку пересекая кильватерную струю «Антильи», «Энтрепид» чуть не сносит бушпритом ее кормовой фонарь. А потом Фалько с инстинктивной гордостью моряка, видящего, как его собрат по знамени устремляется в бой, созерцает его целиком: корпус с двумя ярко-красными полосами на уровне батарей, наполненные ветром паруса, жерла пушек в открытых портах правого борта; на палубе матросы и стрелки заряжают оружие, на марсах люди изготовились к стрельбе. А на ахтердеке — фигура в синем кафтане и белых гетрах. Капитан невозмутимо стоит, расставив ноги пошире, чтобы гасить колыхания палубы; в ответ на салют де ла Рочи с гакаборта «Антильи» он не снимает своей обшитой галуном шляпы, а подносит руки ко рту на манер рупора и кричит: «Лю капо сю лю „Бюсантор“!» — в общем-то, ничего не понять, потому что у этого Энфернэ такой провансальский акцент, что порой его не понимают даже свои. Однако на самом-то деле все яснее ясного: направляюсь в центр боя, на помощь моему флагману. А вам морского ежа в задницу. Всем.
— Что это делает «Нептуно»? Хинес Фалько с трудом узнает всегда спокойное лицо дона Карлоса де ла Рочи в этом — искаженном, перекошенном. За все то время, что гардемарин служит под началом своего командира, он ни разу не видел его таким. Даже у мыса Финистерре. В душе у капитана «Антильи», в тяжелых ситуациях никогда не роптавшего, а внешне холодного, почти равнодушного, сейчас бурлит такая внутренняя борьба, что даже капитан-лейтенант Орокьета не осмеливается раскрыть рот или глянуть ему в лицо. Долг. Дисциплина. Приказы непосредственного начальника. Общие приказы. Здравый смысл. В конце концов, сам адмирал Гравина все время говорил французам: конечно, мсье, уи, мсье, само собой, мсье. Дон Федерико Гравина-и-Напо-ли. Между прочим, все они здесь как раз по этой причине: потому что дон Феде, всегда такой аккуратный и ухоженный, в эполетах и напудренном по старинной моде парике (интересно, как он выглядит сейчас, когда с конца линии, где он находится, доносится такая пальба, что слушать страшно), подставил задницу точно так же, как ее подставляет Годой, как ее подставляет Его Католическое Величество Карл IV, милостью бо-жией король Кастилии, Леона, Арагона, обеих Сицилии и так далее, точно так же, как ее подставляют все: не дай бог Наполеон обозлится и вторгнется к нам. Вторгнется к нам еще немножко. А теперь командиру приходится принимать свое собственное, очень трудное решение. Проглотить еще и это и выполнять приказы непосредственного начальника, французского контр-адмирала Дюмануара, или не подчиниться им — на свой страх и риск. Не подчиниться и махнуть рукой на угрызения совести, потому что дон Карлос командует кораблем, несущим семьсот с лишним несчастных, три четверти которых — артиллеристы и матросы без всякой подготовки, пушечное мясо, насильно загнанное на борт, прямая ответственность за которое лежит не на Дюмануаре, не на Гравине, не на парижском недомерке, а на нем самом. Повести их в бой — все равно что отправить прямиком на мясной прилавок. Командовать кораблем значит не только отдавать приказы: лево руля, право руля, огонь туда, огонь сюда. Это еще означает принять на себя все, означает думать о будущих вдовах, сиротах и стариках-родителях в такой стране, как Испания, где, когда погибает моряк, разные чиновники и даже капитаны не вычеркивают его из списков, чтобы прибрать к рукам его жалованье. В стране, где человек, искалеченный на войне, вынужден просить милостыню на улице, потому что получить заслуженную пенсию ему не светит как минимум до второго пришествия.
— На траверзе «Нептуно»!.. Он тоже не подчиняется!
К счастью для гардемарина Хинеса Фалько, ему еще не скоро быть командиром и глотать все это дерьмо. Его обязанности четко определены пунктом 8 параграфа 32 устава Королевского военно-морского флота: «Я предписываю гардемарину всегда и всюду оказывать своим начальникам полное, слепое и безропотное повиновение». В такие дни, как сегодня, это помогает. Поэтому, отложив филантропические сомнения до той поры, когда у него в сундучке будет лежать патент капитана первого ранга, юноша бежит на штирборт, влезает на ядерную консоль и разглядывает «Нептуно». Испанец, находившийся во главе всей союзной эскадры, только что развернулся и вроде бы собирается тоже пристроиться в кильватер контр-адмиралу Дюмануару, но, похоже, его командир надумал что-то получше. После пары нерешительных маневров, глядя на которые, можно было подумать, что этот семидесятичетырехпушеч-ный испанский корабль (не его команда, а он сам) живет собственной жизнью и его раздирают внутренние противоречия, «Нептуно» еще немного дрейфует носом зюйд, брасопя реи, чтобы захватить ветер. Подразделение еще не выстроилось, и довольно тесно сбившиеся в кучу корабли стараются не столкнуться друг с другом. «Антилья» сейчас в пистолетном выстреле от левого борта «Формидабля», чуть за его траверзом, и оттуда ее команде хорошо видно, как справа приближается «Нептуно», готовясь пройти под кормой обоих кораблей и вслед за «Энтрепидом» устремиться зюйд. И когда все, кто находится на ахтердеке «Антильи», включая командира, переходят к гакаборту, чтобы лучше видеть, они замечают, что на корме «Формидабля» Дюмануар и весь его французский главный штаб делают то же самое, и сам контр-адмирал подносит ко рту латунный рупор и спрашивает о чем-то бригадира дона Кайетано Вальдеса, который невозмутимо взирает на него с ахтердека своего корабля. Уэскевузалле, надрывая глотку, вопрошает лягушатник, пуркуа нобей-сепа. Короче, куда это ты, коллега? А Вальдес, худой, презрительно-спокойный, не обращая внимания на рупор, который протягивает ему гардемарин, коротко и сухо отвечает, полуобернувшись:
— В огонь!
Через несколько мгновений правый борт «Нептуно» проходит впритирку к корме «Антильи». Хинес Фалько слышит зловещий стук барабана, бьющего на шканцах, видит (так близко, что, кажется, может коснуться их протянутой рукой) матросов и солдат на палубе и марсах идущего в бой корабля, безмолвные лица в квадратах тридцати семи открытых портов, и в каждом чернеет жерло пушки и вьется дымок от тлеющего фитиля. Кое-кто поднимает руку или кивает в знак приветствия, однако большинство стоит тихо, словно проходя перед чужими. Двое-трое (по виду опытные, закаленные моряки), в общем-то, не слишком стараясь, чтобы этого никто не заметил, плюют в сторону «Антильи». Никто не кричит. Никто даже не разговаривает. Слышны только плеск воды между корпусами да поскрипывание рангоута и снастей. Даже капитан Вальдес, который очень прямо стоит во весь рост на ахтердеке и сейчас смотрит на своего товарища, капитана де ла Рочу, не раскрывает рта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Что это делает «Нептуно»? Хинес Фалько с трудом узнает всегда спокойное лицо дона Карлоса де ла Рочи в этом — искаженном, перекошенном. За все то время, что гардемарин служит под началом своего командира, он ни разу не видел его таким. Даже у мыса Финистерре. В душе у капитана «Антильи», в тяжелых ситуациях никогда не роптавшего, а внешне холодного, почти равнодушного, сейчас бурлит такая внутренняя борьба, что даже капитан-лейтенант Орокьета не осмеливается раскрыть рот или глянуть ему в лицо. Долг. Дисциплина. Приказы непосредственного начальника. Общие приказы. Здравый смысл. В конце концов, сам адмирал Гравина все время говорил французам: конечно, мсье, уи, мсье, само собой, мсье. Дон Федерико Гравина-и-Напо-ли. Между прочим, все они здесь как раз по этой причине: потому что дон Феде, всегда такой аккуратный и ухоженный, в эполетах и напудренном по старинной моде парике (интересно, как он выглядит сейчас, когда с конца линии, где он находится, доносится такая пальба, что слушать страшно), подставил задницу точно так же, как ее подставляет Годой, как ее подставляет Его Католическое Величество Карл IV, милостью бо-жией король Кастилии, Леона, Арагона, обеих Сицилии и так далее, точно так же, как ее подставляют все: не дай бог Наполеон обозлится и вторгнется к нам. Вторгнется к нам еще немножко. А теперь командиру приходится принимать свое собственное, очень трудное решение. Проглотить еще и это и выполнять приказы непосредственного начальника, французского контр-адмирала Дюмануара, или не подчиниться им — на свой страх и риск. Не подчиниться и махнуть рукой на угрызения совести, потому что дон Карлос командует кораблем, несущим семьсот с лишним несчастных, три четверти которых — артиллеристы и матросы без всякой подготовки, пушечное мясо, насильно загнанное на борт, прямая ответственность за которое лежит не на Дюмануаре, не на Гравине, не на парижском недомерке, а на нем самом. Повести их в бой — все равно что отправить прямиком на мясной прилавок. Командовать кораблем значит не только отдавать приказы: лево руля, право руля, огонь туда, огонь сюда. Это еще означает принять на себя все, означает думать о будущих вдовах, сиротах и стариках-родителях в такой стране, как Испания, где, когда погибает моряк, разные чиновники и даже капитаны не вычеркивают его из списков, чтобы прибрать к рукам его жалованье. В стране, где человек, искалеченный на войне, вынужден просить милостыню на улице, потому что получить заслуженную пенсию ему не светит как минимум до второго пришествия.
— На траверзе «Нептуно»!.. Он тоже не подчиняется!
К счастью для гардемарина Хинеса Фалько, ему еще не скоро быть командиром и глотать все это дерьмо. Его обязанности четко определены пунктом 8 параграфа 32 устава Королевского военно-морского флота: «Я предписываю гардемарину всегда и всюду оказывать своим начальникам полное, слепое и безропотное повиновение». В такие дни, как сегодня, это помогает. Поэтому, отложив филантропические сомнения до той поры, когда у него в сундучке будет лежать патент капитана первого ранга, юноша бежит на штирборт, влезает на ядерную консоль и разглядывает «Нептуно». Испанец, находившийся во главе всей союзной эскадры, только что развернулся и вроде бы собирается тоже пристроиться в кильватер контр-адмиралу Дюмануару, но, похоже, его командир надумал что-то получше. После пары нерешительных маневров, глядя на которые, можно было подумать, что этот семидесятичетырехпушеч-ный испанский корабль (не его команда, а он сам) живет собственной жизнью и его раздирают внутренние противоречия, «Нептуно» еще немного дрейфует носом зюйд, брасопя реи, чтобы захватить ветер. Подразделение еще не выстроилось, и довольно тесно сбившиеся в кучу корабли стараются не столкнуться друг с другом. «Антилья» сейчас в пистолетном выстреле от левого борта «Формидабля», чуть за его траверзом, и оттуда ее команде хорошо видно, как справа приближается «Нептуно», готовясь пройти под кормой обоих кораблей и вслед за «Энтрепидом» устремиться зюйд. И когда все, кто находится на ахтердеке «Антильи», включая командира, переходят к гакаборту, чтобы лучше видеть, они замечают, что на корме «Формидабля» Дюмануар и весь его французский главный штаб делают то же самое, и сам контр-адмирал подносит ко рту латунный рупор и спрашивает о чем-то бригадира дона Кайетано Вальдеса, который невозмутимо взирает на него с ахтердека своего корабля. Уэскевузалле, надрывая глотку, вопрошает лягушатник, пуркуа нобей-сепа. Короче, куда это ты, коллега? А Вальдес, худой, презрительно-спокойный, не обращая внимания на рупор, который протягивает ему гардемарин, коротко и сухо отвечает, полуобернувшись:
— В огонь!
Через несколько мгновений правый борт «Нептуно» проходит впритирку к корме «Антильи». Хинес Фалько слышит зловещий стук барабана, бьющего на шканцах, видит (так близко, что, кажется, может коснуться их протянутой рукой) матросов и солдат на палубе и марсах идущего в бой корабля, безмолвные лица в квадратах тридцати семи открытых портов, и в каждом чернеет жерло пушки и вьется дымок от тлеющего фитиля. Кое-кто поднимает руку или кивает в знак приветствия, однако большинство стоит тихо, словно проходя перед чужими. Двое-трое (по виду опытные, закаленные моряки), в общем-то, не слишком стараясь, чтобы этого никто не заметил, плюют в сторону «Антильи». Никто не кричит. Никто даже не разговаривает. Слышны только плеск воды между корпусами да поскрипывание рангоута и снастей. Даже капитан Вальдес, который очень прямо стоит во весь рост на ахтердеке и сейчас смотрит на своего товарища, капитана де ла Рочу, не раскрывает рта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53