Сам понимаешь, нам приходится вести наблюдение за всеми этими чертовыми магазинами. Видишь ли, Мейер и Клинг убедили меня в том, что этот псих, обязательно совершит нападение. Правда, капитан Фрик подбросил мне патрульных, но он же оставил за собой право отозвать их в любой момент, если они потребуются в другом месте. Поэтому мне и пришлось создать из детективов небольшие команды, которые могли бы подменять этих патрульных по мере надобности. Паркера я не могу снять с этой чертовой кондитерской и не могу никак вернуть двух человек из Вашингтона, ну тех, которых ФБР вызвало на свой идиотский курс. Поэтому мне пришлось двух человек отозвать из отпуска. Понимаешь, Фрэнки, получилось так, что здесь, в участке, я остался в полном одиночестве. Стив лежит в больнице, и я просто с ума схожу из-за него, ведь этот парень для меня как родной сын, Фрэнки. Я, конечно, буду постоянно справляться о нем, но к вечеру мне придется поехать в ратушу чтобы провести подготовку к завтрашнему балу: надо же, губернатору именно в это время взбрело на ум устроить бал и как назло затеять все это на территории моего участка. Так что получается... Честное слово, Фрэнки, я просто ума не приложу, откуда мне взять людей для всего этого. Просто не знаю.
Он замолчал. Молчание затянулось.
– У него все лицо превращено в кровавое месиво, – снова заговорил Бернс. – Ты видел его, Фрэнки?
– Нет, я еще не имел возможности попасть к нему, Пит. Но я...
– Все разбито, – сказал Бернс. – Просто вдребезги.
И снова наступило молчание.
– В общем, ты сам видишь, в каком переплете я тут оказался. Поэтому-то мне и приходится обратиться к тебе с просьбой о личном одолжении, Фрэнки.
– Да я сделаю все, что угодно. Пит.
– Значит, ты возьмешь на себя обыск в этой квартире? Там уже поработали ребята из лаборатории, но я хочу еще, чтобы именно наш человек оглядел там все опытным глазом. Так ты поедешь?
– Конечно, а какой адрес?
– Франклин-стрит, дом 457.
– Я только немного перекушу чего-нибудь и оденусь, Пит. А потом сразу же выезжаю.
– Спасибо. Так ты потом – позвонишь?
– Да, я обязательно приеду в участок.
– Вот и прекрасно, договорились. Знаешь, Фрэнк, ты ведь вместе со Стивом занимался этим делом и наверняка лучше других знаешь, что он думал по поводу всего этого, вот я и решил, что было бы лучше немного тебе...
– Да я с удовольствием займусь этим делом, Пит.
– Вот и отлично. А потом позвони все-таки мне.
– Хорошо, – сказал Эрнандес и повесил трубку. Эрнандес и в самом деле не имел ничего против того, чтобы его вызвали на работу в выходной день. Он прекрасно знал, что все полицейские несут службу двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году, поэтому лейтенант Бернс мог бы и не просить Эрнандеса о личном одолжении, а спокойно в любой момент позвонить и приказать ему: “Приезжай срочно. Ты здесь нужен”. И все-таки, он счел нужным спросить у Эрнандеса, не возражает ли он против выхода на работу, как бы оставляя выбор за ним, и Эрнандесу, надо признаться, такая постановка вопроса очень нравилась. А кроме того, он не помнил, чтобы лейтенант был таким расстроенным и растерянным. Ему случалось видеть Питера Бернса после трех бессонных суток напряженнейшей работы, когда глаза его были красны – от недосыпания, а движения замедленны и вялы; голос его тогда сел, а рука, подносящая ко рту чашку кофе, подрагивала. Но таким убитым, как в это утро, он его видел впервые. Нет, такого еще не было. У него случались приступы усталости, раздражения, да что там – даже отчаяния или паники, но никогда они не сливались так катастрофически в единое целое. И это производило жуткое впечатление. Казалось, будто Бернс уже заглянул в глаза собственной смерти, учуял ее могильный запах; будто он уже предвидит трагический исход и для Стива Кареллы, и для себя. А теперь эта обреченность, эта безысходность передалась по телефонным проводам Эрнандесу и леденящим холодком сжала его сердце.
И вот сейчас, в своей квартирке, в окна которой врывался городской шум, Фрэнки Эрнандес вдруг неожиданно ощутил физическое присутствие смерти. Сдержав невольную дрожь, он быстро направился в ванную, чтобы принять душ и побриться.
* * *
Швейцар Джо сразу же понял, что перед ним полицейский.
– Вы пришли сюда по делу моего соотечественника, да? – спросил Джо.
– А кто он, этот ваш соотечественник? – вопросом на вопрос ответил Эрнандес.
– Карелла. Тот полицейский, которого гробанули здесь наверху.
– Да, я пришел именно по этому делу.
– Послушайте, а вы сами не итальянец случайно? – спросил Джо.
– Нет, не итальянец.
– А кто же? Испанец или что-то в этом роде?
– Пуэрториканец, – ответил Эрнандес и весь внутренне напрягся, готовясь к отражению любых нападок. Он пристально посмотрел в глаза Джо и моментально оценил ситуацию. Нет, с этим типом все в порядке.
– Вам, наверное, нужно пройти в квартиру? Послушайте, а я ведь до сих пор даже не знаю вашей фамилии, – сказал Джо.
– Я – детектив Эрнандес.
– Это довольно распространенная среди испанцев фамилия, правда?
– Да, она встречается довольно часто, – согласился Эрнандес, входя в вестибюль.
– Я это знаю потому, что в старших классах я учил испанский, – сказал Джо. – У нас он был там вместо иностранного языка. – Вы знаете испанский? – спросил он по-испански.
– Немножко, – тоже по-испански ответил Эрнандес и соврал. На самом-то деле, если уж не кривить душой, он знал испанский не “немножко”, а говорил на нем не хуже любого уроженца Мадрида. Впрочем, и это тоже не совсем соответствовало истине. В Мадриде говорят на чистейшем испанском, и буквы “S” и “Z” перед определенными гласными читаются у них по-разному. В Пуэрто-Рико же оба этих звука произносились одинаково. Но при желании он мог говорить на испанском как прирожденный испанец. Правда, у него не слишком часто возникало это желание.
– Я запомнил целую кучу испанских поговорок, – все никак не унимался Джо. – Надо же – три года изучать испанский, а потом в голове, если и осталось что-то, то только никому не нужные поговорки, но зато их я знаю черт знает сколько. – И он тут же продемонстрировал это.
– У вас прекрасное произношение, – похвалил его Эрнандес, и они вместе направились к лифту.
– Вот это-то и обидно. Честное слово, я наверняка знаю больше испанских поговорок, чем добрая половина Испании. А зачем? Вот и лифт. Так, значит, этот тип, который называл себя Джоном Смитом, вовсе не был Джоном Смитом, это верно?
– Да, это верно, – сказал Эрнандес.
– Да, но теперь остается только решить, кто из них двоих был настоящим Джоном Смитом. Тот, что молодой и со слуховым аппаратом, или тот старпер, чью карточку мне показывал лейтенант. Вот вопрос, на который еще нужно найти правильный ответ, так ведь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56