С непривычки он никак не мог набрать номер левой рукой. Зажав локтем трубку, он в конце концов кое-как умудрился сделать это и, услышав гудок, поднес трубку к уху.
Давай же, Синди, взмолился он. Ну же, детка, возьми трубку!
Джонни считал гудки, гадая про себя, чем она может быть занята. Он почти видел этот телефон — он висел на стене ее комнаты. Он мог бы поклясться, что видит его так же отчетливо, как если бы сам был там. Джонни казалось, что телефон буквально разрывается от звонков. Куда же, к дьяволу, запропастилась Синди?! Где она — в другом конце комнаты или на кухне, у плиты? Может, она торопится взять трубку? Вот она бежит по коридору, входит в комнату, обегает кровать, чуть не задевая ночной столик, становится на цыпочки, чтобы снять трубку... Сейчас он услышит ее голос...
Но в трубке по-прежнему раздавались гудки. Джонни нервно забарабанил по двери кабинки.
Давай же, бэби, отзовись, взмолился он. Возьми эту чертову трубку!
Может, она принимает душ? Может, именно поэтому ей и не слышен звонок? Джонни продолжал считать гудки. Досчитав до двадцати двух, он со вздохом опустил трубку на рычаг. Он был и зол и напуган одновременно, какого дьявола она не...
Время.
Джонни вновь вспомнил о времени. Интересно, который сейчас час? Осторожно приоткрыв дверь кабинки, он высунул голову и бросил взгляд на стену лавки. Напротив того места, где он стоял, над входной дверью висели часы. Сначала Джонни услышал тиканье, потом с трудом заставил себя посмотреть на стрелки.
Девять тридцать семь.
Так, понятно. Что ж, ничего удивительного, подумал он. В это время она обычно уже в клубе. Скорее всего, готовится к первому выступлению. Его взору вдруг представилась танцующая Синди, и Джонни стоило немалого труда отогнать эту мысль. Да, скорее всего, она в клубе. А если девушка в клубе, вдруг подумал он, то вряд ли можно надеяться на то, что она снимет трубку, чтобы ответить вам.
Так, значит, на Синди рассчитывать не приходится. Во всяком случае, в ближайшее время. Но он по-прежнему отчаянно нуждается в помощи. Ему до зарезу нужно пальто. К тому же Джонни проголодался как дьявол. Одна только мысль о теплом пальто заставила его мгновенно вспомнить о том, что он промерз до костей. Сейчас он отдал бы все на свете, чтобы до конца своих дней остаться в этой теплой лавчонке. Увы, это было невозможно. Задерживаться здесь было опасно. Очень скоро ему придется покинуть гостеприимную кабинку и вновь оказаться на ледяном зимнем ветру.
Конечно, было бы куда лучше, если бы ему удалось выпить кружку горячего кофе. Но разве можно войти в бар и заказать кофе в одной рубашке, к тому же насквозь пропитанной кровью?!
Джонни не собирался возвращаться к себе домой. Скорее всего, копы уже выяснили, где он живет, и решили держать квартиру под наблюдением. Да и потом он боялся втянуть в эту грязную историю Молли. Он принялся перебирать в памяти тех, кого знал, и через пару минут в его памяти всплыл Барни Ноулс.
Конечно, вдруг подумал он, а почему бы не Барни? Он хорошо знал его. Барни пару раз оказывал ему услуги, особенно в последнее время, когда ему самому привалило счастье. Джонни повеселел. Само собой, Барни не откажет в помощи старому другу. У старины Барни доброе сердце, он не бросит его в беде.
На лице его расцвела улыбка.
Все еще улыбаясь, Джонни вышел из лавочки на улицу и вновь окунулся в леденящий холод.
В Гарлеме есть одна улица, известная под названием Стриверз-роу. Она тянется между Седьмой и Восьмой авеню на запад, до Сто тридцать восьмой и Сто тридцать девятой. И не следует путать ее с точно такой же, только идущей к востоку от Седьмой авеню — точным зеркальным ее отражением.
Насколько помнил Джонни, она была вся засажена деревьями. Деревянные домики, выкрашенные в желтовато-коричневый цвет, которые тянулись вдоль нее, выглядели на редкость симпатично. Район этот всегда считался «белым». Арендная плата там была высокой, и все жильцы в этом районе принадлежали к весьма респектабельному обществу. Как раз на Стриверз-роу и жил Барни Ноулс.
Правда, жил он там не всегда, хотя бы потому, что раньше просто не мог бы позволить себе такой роскоши, как платить за дом такие деньги. И, по правде говоря, большинство тех, кто издавна жил здесь, снимали меблированные комнаты, а домики сдавали внаем, чтобы хоть немного сэкономить. Впрочем, это уже были проблемы Барни. Во всяком случае, у Барни не было проблем с арендной платой. По крайней мере, в последнее время.
Само собой, соседи Барни не приняли бы его столь радушно, а скорее подняли бы возмущенный крик, узнай они, кто он такой — преуспевающий букмекер, сферой деятельности которого был нелегальный тотализатор. Они видели перед собой дородного, представительного негра, одевавшегося всегда на редкость консервативно и у которого для каждого находилась приветливая, белозубая улыбка. Правда, сверкающее великолепие этой улыбки было несколько подпорчено наличием двух золотых коронок на месте передних зубов, так что, завидев Барни даже в пасмурный день, можно было легко узнать его издалека.
Барни нравилась Стриверз-роу. Можно сказать, он обожал этот район. И в то же время спал и видел тот день, когда сможет переехать на Шугар-Хиллз.
Мой дом — моя крепость. Дом Барни Ноулса был для него поистине крепостью. Бог знает, как это ему удавалось, но когда он шел по улице, соседи видели лишь то, что он хотел им показать: удачливого дельца, приветливо улыбающегося, воспитанного человека с золотыми коронками во рту. Но стоило ему закрыть за собой дверь своего домика, и он становился собой. И делал, что хотел.
В ту самую ночь, когда замерзший, измученный Джонни украдкой пробирался к Стриверз-роу, Барни как раз был самим собой. И предавался своему любимому занятию — играл в покер. Сказать по правде, именно этому занятию он предавался почти каждый вечер. Барни чертовски везло в карты, везло с того самого дня, когда он и утратил свои передние зубы. Зубы ему выбили при игре в блэк-джек, когда ему исполнилось всего двадцать четыре года. Он до сих пор считал этот день самым черным в своей жизни, особенно по сравнению с тем, как пошли дальше его дела. Впрочем теперь, оглядываясь назад, Барни скорее склонен был считать это событие поворотным днем в своей жизни. Во всяком случае, с тех пор счастье не раз поворачивалось к нему лицом — доказательством тому являлись золотые коронки на месте утраченных зубов. Теперь ему почти всегда везло. Почти всегда. Но сейчас Барни проигрывал.
И вовсе не потому, что переменчивая фортуна отвратила от него свое лицо. Нет, она была неизменно милостива к Барни. Все дело было в том, с кем он играл. Его противники носили весьма известные и уважаемые имена — Артур Картер по прозвищу Цветок и Энтони Барт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Давай же, Синди, взмолился он. Ну же, детка, возьми трубку!
Джонни считал гудки, гадая про себя, чем она может быть занята. Он почти видел этот телефон — он висел на стене ее комнаты. Он мог бы поклясться, что видит его так же отчетливо, как если бы сам был там. Джонни казалось, что телефон буквально разрывается от звонков. Куда же, к дьяволу, запропастилась Синди?! Где она — в другом конце комнаты или на кухне, у плиты? Может, она торопится взять трубку? Вот она бежит по коридору, входит в комнату, обегает кровать, чуть не задевая ночной столик, становится на цыпочки, чтобы снять трубку... Сейчас он услышит ее голос...
Но в трубке по-прежнему раздавались гудки. Джонни нервно забарабанил по двери кабинки.
Давай же, бэби, отзовись, взмолился он. Возьми эту чертову трубку!
Может, она принимает душ? Может, именно поэтому ей и не слышен звонок? Джонни продолжал считать гудки. Досчитав до двадцати двух, он со вздохом опустил трубку на рычаг. Он был и зол и напуган одновременно, какого дьявола она не...
Время.
Джонни вновь вспомнил о времени. Интересно, который сейчас час? Осторожно приоткрыв дверь кабинки, он высунул голову и бросил взгляд на стену лавки. Напротив того места, где он стоял, над входной дверью висели часы. Сначала Джонни услышал тиканье, потом с трудом заставил себя посмотреть на стрелки.
Девять тридцать семь.
Так, понятно. Что ж, ничего удивительного, подумал он. В это время она обычно уже в клубе. Скорее всего, готовится к первому выступлению. Его взору вдруг представилась танцующая Синди, и Джонни стоило немалого труда отогнать эту мысль. Да, скорее всего, она в клубе. А если девушка в клубе, вдруг подумал он, то вряд ли можно надеяться на то, что она снимет трубку, чтобы ответить вам.
Так, значит, на Синди рассчитывать не приходится. Во всяком случае, в ближайшее время. Но он по-прежнему отчаянно нуждается в помощи. Ему до зарезу нужно пальто. К тому же Джонни проголодался как дьявол. Одна только мысль о теплом пальто заставила его мгновенно вспомнить о том, что он промерз до костей. Сейчас он отдал бы все на свете, чтобы до конца своих дней остаться в этой теплой лавчонке. Увы, это было невозможно. Задерживаться здесь было опасно. Очень скоро ему придется покинуть гостеприимную кабинку и вновь оказаться на ледяном зимнем ветру.
Конечно, было бы куда лучше, если бы ему удалось выпить кружку горячего кофе. Но разве можно войти в бар и заказать кофе в одной рубашке, к тому же насквозь пропитанной кровью?!
Джонни не собирался возвращаться к себе домой. Скорее всего, копы уже выяснили, где он живет, и решили держать квартиру под наблюдением. Да и потом он боялся втянуть в эту грязную историю Молли. Он принялся перебирать в памяти тех, кого знал, и через пару минут в его памяти всплыл Барни Ноулс.
Конечно, вдруг подумал он, а почему бы не Барни? Он хорошо знал его. Барни пару раз оказывал ему услуги, особенно в последнее время, когда ему самому привалило счастье. Джонни повеселел. Само собой, Барни не откажет в помощи старому другу. У старины Барни доброе сердце, он не бросит его в беде.
На лице его расцвела улыбка.
Все еще улыбаясь, Джонни вышел из лавочки на улицу и вновь окунулся в леденящий холод.
В Гарлеме есть одна улица, известная под названием Стриверз-роу. Она тянется между Седьмой и Восьмой авеню на запад, до Сто тридцать восьмой и Сто тридцать девятой. И не следует путать ее с точно такой же, только идущей к востоку от Седьмой авеню — точным зеркальным ее отражением.
Насколько помнил Джонни, она была вся засажена деревьями. Деревянные домики, выкрашенные в желтовато-коричневый цвет, которые тянулись вдоль нее, выглядели на редкость симпатично. Район этот всегда считался «белым». Арендная плата там была высокой, и все жильцы в этом районе принадлежали к весьма респектабельному обществу. Как раз на Стриверз-роу и жил Барни Ноулс.
Правда, жил он там не всегда, хотя бы потому, что раньше просто не мог бы позволить себе такой роскоши, как платить за дом такие деньги. И, по правде говоря, большинство тех, кто издавна жил здесь, снимали меблированные комнаты, а домики сдавали внаем, чтобы хоть немного сэкономить. Впрочем, это уже были проблемы Барни. Во всяком случае, у Барни не было проблем с арендной платой. По крайней мере, в последнее время.
Само собой, соседи Барни не приняли бы его столь радушно, а скорее подняли бы возмущенный крик, узнай они, кто он такой — преуспевающий букмекер, сферой деятельности которого был нелегальный тотализатор. Они видели перед собой дородного, представительного негра, одевавшегося всегда на редкость консервативно и у которого для каждого находилась приветливая, белозубая улыбка. Правда, сверкающее великолепие этой улыбки было несколько подпорчено наличием двух золотых коронок на месте передних зубов, так что, завидев Барни даже в пасмурный день, можно было легко узнать его издалека.
Барни нравилась Стриверз-роу. Можно сказать, он обожал этот район. И в то же время спал и видел тот день, когда сможет переехать на Шугар-Хиллз.
Мой дом — моя крепость. Дом Барни Ноулса был для него поистине крепостью. Бог знает, как это ему удавалось, но когда он шел по улице, соседи видели лишь то, что он хотел им показать: удачливого дельца, приветливо улыбающегося, воспитанного человека с золотыми коронками во рту. Но стоило ему закрыть за собой дверь своего домика, и он становился собой. И делал, что хотел.
В ту самую ночь, когда замерзший, измученный Джонни украдкой пробирался к Стриверз-роу, Барни как раз был самим собой. И предавался своему любимому занятию — играл в покер. Сказать по правде, именно этому занятию он предавался почти каждый вечер. Барни чертовски везло в карты, везло с того самого дня, когда он и утратил свои передние зубы. Зубы ему выбили при игре в блэк-джек, когда ему исполнилось всего двадцать четыре года. Он до сих пор считал этот день самым черным в своей жизни, особенно по сравнению с тем, как пошли дальше его дела. Впрочем теперь, оглядываясь назад, Барни скорее склонен был считать это событие поворотным днем в своей жизни. Во всяком случае, с тех пор счастье не раз поворачивалось к нему лицом — доказательством тому являлись золотые коронки на месте утраченных зубов. Теперь ему почти всегда везло. Почти всегда. Но сейчас Барни проигрывал.
И вовсе не потому, что переменчивая фортуна отвратила от него свое лицо. Нет, она была неизменно милостива к Барни. Все дело было в том, с кем он играл. Его противники носили весьма известные и уважаемые имена — Артур Картер по прозвищу Цветок и Энтони Барт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57