Так ведь можно?
– Можно, – о чем-то размышляя, кивнула она. – А ты не сумеешь устроить так, чтобы я позвонила?
– Этого никак нельзя.
– Неужели ты не можешь принести сотовый телефон? – спросила Мария.
– Мы с тобой про то уже говорили, – сердито напомнил Тургунов. – Об этом пока даже не думай. Телеграмму отбить – куда ни шло. Но звонить – значит, себе приговор подписать. Сколько можно талдычить-то? Сказано нельзя – значит, нельзя. И хватит на нервы действовать.
– Хорошо, – вздохнула Маша. – Я больше не буду говорить об этом. Но если бы я смогла позвонить, все было бы гораздо проще. Нам бы обязательно помогли…
– В гроб лечь, – перебил Тургунов. – Здеся геологи из Ленинграда были, их ограбили и двоих работяг убили. Они за ружья похватались. Ну, старший геолог, он какой-то ученый был, в Ленинград сообщил про это. И что ты думаешь? Приехали из Ленинграда, а их всех восьмерых и порезали сразу после того самого его сообщения. И не нашли, кто их поубивал-то. Да чего искать, это Боярин, едрена бабушка, и его волчары. А ты говоришь – звонить в Москву. Там тем более все куплено. Вот только еще президента никак не подкупят. А уйдет Путин, и сызнова все начнется. Помяни мои слова, Мария, так оно и будет.
– В общем, договорились, – сказал Следопыт, – нос не высовывать и…
– Вот, – Маша протянула ему листок с адресом, – а текст сам напиши.
– Негоже ему писать, – проворчал Старик, – а то ведь родня твой слог знает. В общем, сама пиши. Ну а ты, значится, ищи путь-выход отсель, – строго наказал он Севке, – и чем скорее, тем лучше. Ведь нашли они нас у Матрены. Хорошо, что Володька со своими орлами там как раз оказался, а то бы конец нам всем наступил. Мы бы с теми волчарами никак не управились. Да и Володька бы мало помог, ежели б не тот, кто из обреза пальнул. Интересно, как он сам, ушел али нет? Ведь милиция там влезла. Ты не в курсе? – обратился он к Следопыту.
– Не знаю, – ответил тот. – Скорее всего ушел.
– Увидишь его, скажи, Тургун те литру поставит свойского. У меня самогон отменный, все так говорят. А глу-бинские мужики в самогоне толк знают, – засмеялся он.
– Узнаю кто, скажу, – улыбнулся Всеволод. – А ты, дядька Семен, не злись на меня, – попросил он. – Просто я думал…
– Все, – остановил его старик, – прошло и проехало. В тайге у геологов ты этих волчар отвел, я видел. Конечно, сволочной ты тип, – вздохнул он. – Ведь ежели б сразу повел, то и проскочили бы. А ты выкаблучиваться начал. Но я тоже хорош гусь. Надо было все объяснить нормально, а не дурость свою выказывать. Но, как говорится, дело сделано, а теперича с головой надобно ко всему подход иметь. Ты уж постарайся шустрее проход найтить. А то время уходит, да и эти сволочи вполне могут нас найти, и тогда грош цена нашему делу. Так что походи и, могет, найдешь проход хоть куды. На Камчатку аль на Колыму, хрен один. А могет, с кем-нибудь договориться смогешь. Ну, с пожарными али с кем еще. Нам хорошо бы враз улететь. До Билибина бы добраться, и, считай, мы их с носом оставили. Знаете, – улыбнулся он, – понял я счас своего сынка и тех, кто, как и он, волками среди людей ходют. Весело живется, когда на тебя кто-то настроен, как на врага. И годы не чувствуешь, и вроде сил прибавляется, и голова яснеет. Правильно кто-то говорил, что человек во время крайней опасности такое могет отчебучить, что сам потом всю жизнь удивляться будет. Вот ты, – кивнул он Маше, – ведь ни разу никого по башке прикладом не колотила, а тут пришлось, и ловко-то как. Во те и городская девица. Нашенская не смогет так, а у ей вышло. Я хоть под конец своей жизни что-то хорошее сделаю. И ежели Бог имеется, он мне эти дела в свою книгу занесет. Так-то мне дорога в ад. Оно, могет, и хорошо, средь своих буду. Ведь в рай скучные попадают. Во, сызнова разговорился. Видать, убьют. Перед смертью никак, говорят, не надышишься. А я наговориться не могу. Ведь, почитай, всю сознательную жизнь в обиде на кого-то был, потому и людей не принимал. И сына выгнал. А могет, неправильно это. Могет, я сам виноватый, что и люди меня отшельником прозвали, и сын бандюком стал. Я после смерти Дарьи забросил все и всех. Свет без нее не мил показался. На медведя три раза с ножом ходил. Но уберег меня либо Бог, либо дьявол. Скорее всего дьявол, чтоб мучился. Потому что не жил я, а просто существовал. И все было мне, едрена бабушка, по хрену. Один раз только Во-лодьку Гайдука вытащил из-подо льда, а и то, наверное, рискнул, чтоб самого утянуло. Но снова пронесло. А мо-гет, для того, чтоб мы с тобой смогли с этой сволотой покончить. – Он посмотрел на Машу.
– Обязательно покончим, – уверенно проговорила она. – Но мне очень-очень нужно позвонить.
– Да что ж ты такая тупоголовая-то! – рыкнул Тургунов. – Говорят те нельзя – значится, невозможно, и весь сказ. Ясно те или сызнова про это говорить будем? Пойми ты, едрена бабушка, если б такая возможность безопасная была, давно бы те уже позвонить сообразили. Но нельзя этого делать. Потому как и тех, кому позвонишь, под удар подведешь, и себя тоже.
– Неужели все так серьезно? – прошептала Маша.
– А ты, значится, мыслила, что это все игра? – усмехнулся Тургунов. – Это, милая Машенька, дело крайне серьезное и опасное. Неужто сама не поняла там, когда по башке бандюку прикладом лупила?
– Кто прикладом по башке бил? – поразился Следопыт. – Она, что ли?
– Так ежели мужики боятся, – спокойно проговорил Тургунов, – этих волчар оборотенских, бабам приходится стоять за себя самим.
– Хватит, дядька Семен, – попросил Следопыт. – Ну не понял я тогда ситуацию. Конечно, с Боярином схватываться себе дороже. Но пошел я за тобой в тайгу и увел этих сук. А засекли бы тебя, стрелял бы на поражение. В общем, прости меня. Сейчас я найду выход. А насчет звонка, – взглянул он на Машу, – можно, конечно, рискнуть. Ведь не всемогущ Боярин. Но этим самым мы можем вывести их на твоих родственников, и узнают они, кто ты такая. Правильно дядька вспомнил про геологов. Было тут такое. Сняли тогда из начальства троих или четверых. А толку? Афанасьев пришел, еще хуже стало. А сейчас Честных, полковник, и помощник его Оленев, этот из местных, начали чистку. Взяли троих, точнее, четверых, один из внештатных. А Парин, главный мутила, успел смыться. Я вот и прикинул, – вздохнув, он посмотрел на Тургуно-ва, – может, с ними, с Честных и Оленевым, и перетереть это дело? Они хотя бы вывести…
– Ты головой заболел! – крикнул Тургунов. – Даже если Честных и Олень правильные менты, то что? Они узнают, узнает и Оборотень. Ведь наверняка у него среди ментов в райотделе сидит какой-то типчик и обо всем ему докладывает. А его никто не знает. Ну придем мы с повинной, а дальше что? Уберут нас всех, и кончится песня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Можно, – о чем-то размышляя, кивнула она. – А ты не сумеешь устроить так, чтобы я позвонила?
– Этого никак нельзя.
– Неужели ты не можешь принести сотовый телефон? – спросила Мария.
– Мы с тобой про то уже говорили, – сердито напомнил Тургунов. – Об этом пока даже не думай. Телеграмму отбить – куда ни шло. Но звонить – значит, себе приговор подписать. Сколько можно талдычить-то? Сказано нельзя – значит, нельзя. И хватит на нервы действовать.
– Хорошо, – вздохнула Маша. – Я больше не буду говорить об этом. Но если бы я смогла позвонить, все было бы гораздо проще. Нам бы обязательно помогли…
– В гроб лечь, – перебил Тургунов. – Здеся геологи из Ленинграда были, их ограбили и двоих работяг убили. Они за ружья похватались. Ну, старший геолог, он какой-то ученый был, в Ленинград сообщил про это. И что ты думаешь? Приехали из Ленинграда, а их всех восьмерых и порезали сразу после того самого его сообщения. И не нашли, кто их поубивал-то. Да чего искать, это Боярин, едрена бабушка, и его волчары. А ты говоришь – звонить в Москву. Там тем более все куплено. Вот только еще президента никак не подкупят. А уйдет Путин, и сызнова все начнется. Помяни мои слова, Мария, так оно и будет.
– В общем, договорились, – сказал Следопыт, – нос не высовывать и…
– Вот, – Маша протянула ему листок с адресом, – а текст сам напиши.
– Негоже ему писать, – проворчал Старик, – а то ведь родня твой слог знает. В общем, сама пиши. Ну а ты, значится, ищи путь-выход отсель, – строго наказал он Севке, – и чем скорее, тем лучше. Ведь нашли они нас у Матрены. Хорошо, что Володька со своими орлами там как раз оказался, а то бы конец нам всем наступил. Мы бы с теми волчарами никак не управились. Да и Володька бы мало помог, ежели б не тот, кто из обреза пальнул. Интересно, как он сам, ушел али нет? Ведь милиция там влезла. Ты не в курсе? – обратился он к Следопыту.
– Не знаю, – ответил тот. – Скорее всего ушел.
– Увидишь его, скажи, Тургун те литру поставит свойского. У меня самогон отменный, все так говорят. А глу-бинские мужики в самогоне толк знают, – засмеялся он.
– Узнаю кто, скажу, – улыбнулся Всеволод. – А ты, дядька Семен, не злись на меня, – попросил он. – Просто я думал…
– Все, – остановил его старик, – прошло и проехало. В тайге у геологов ты этих волчар отвел, я видел. Конечно, сволочной ты тип, – вздохнул он. – Ведь ежели б сразу повел, то и проскочили бы. А ты выкаблучиваться начал. Но я тоже хорош гусь. Надо было все объяснить нормально, а не дурость свою выказывать. Но, как говорится, дело сделано, а теперича с головой надобно ко всему подход иметь. Ты уж постарайся шустрее проход найтить. А то время уходит, да и эти сволочи вполне могут нас найти, и тогда грош цена нашему делу. Так что походи и, могет, найдешь проход хоть куды. На Камчатку аль на Колыму, хрен один. А могет, с кем-нибудь договориться смогешь. Ну, с пожарными али с кем еще. Нам хорошо бы враз улететь. До Билибина бы добраться, и, считай, мы их с носом оставили. Знаете, – улыбнулся он, – понял я счас своего сынка и тех, кто, как и он, волками среди людей ходют. Весело живется, когда на тебя кто-то настроен, как на врага. И годы не чувствуешь, и вроде сил прибавляется, и голова яснеет. Правильно кто-то говорил, что человек во время крайней опасности такое могет отчебучить, что сам потом всю жизнь удивляться будет. Вот ты, – кивнул он Маше, – ведь ни разу никого по башке прикладом не колотила, а тут пришлось, и ловко-то как. Во те и городская девица. Нашенская не смогет так, а у ей вышло. Я хоть под конец своей жизни что-то хорошее сделаю. И ежели Бог имеется, он мне эти дела в свою книгу занесет. Так-то мне дорога в ад. Оно, могет, и хорошо, средь своих буду. Ведь в рай скучные попадают. Во, сызнова разговорился. Видать, убьют. Перед смертью никак, говорят, не надышишься. А я наговориться не могу. Ведь, почитай, всю сознательную жизнь в обиде на кого-то был, потому и людей не принимал. И сына выгнал. А могет, неправильно это. Могет, я сам виноватый, что и люди меня отшельником прозвали, и сын бандюком стал. Я после смерти Дарьи забросил все и всех. Свет без нее не мил показался. На медведя три раза с ножом ходил. Но уберег меня либо Бог, либо дьявол. Скорее всего дьявол, чтоб мучился. Потому что не жил я, а просто существовал. И все было мне, едрена бабушка, по хрену. Один раз только Во-лодьку Гайдука вытащил из-подо льда, а и то, наверное, рискнул, чтоб самого утянуло. Но снова пронесло. А мо-гет, для того, чтоб мы с тобой смогли с этой сволотой покончить. – Он посмотрел на Машу.
– Обязательно покончим, – уверенно проговорила она. – Но мне очень-очень нужно позвонить.
– Да что ж ты такая тупоголовая-то! – рыкнул Тургунов. – Говорят те нельзя – значится, невозможно, и весь сказ. Ясно те или сызнова про это говорить будем? Пойми ты, едрена бабушка, если б такая возможность безопасная была, давно бы те уже позвонить сообразили. Но нельзя этого делать. Потому как и тех, кому позвонишь, под удар подведешь, и себя тоже.
– Неужели все так серьезно? – прошептала Маша.
– А ты, значится, мыслила, что это все игра? – усмехнулся Тургунов. – Это, милая Машенька, дело крайне серьезное и опасное. Неужто сама не поняла там, когда по башке бандюку прикладом лупила?
– Кто прикладом по башке бил? – поразился Следопыт. – Она, что ли?
– Так ежели мужики боятся, – спокойно проговорил Тургунов, – этих волчар оборотенских, бабам приходится стоять за себя самим.
– Хватит, дядька Семен, – попросил Следопыт. – Ну не понял я тогда ситуацию. Конечно, с Боярином схватываться себе дороже. Но пошел я за тобой в тайгу и увел этих сук. А засекли бы тебя, стрелял бы на поражение. В общем, прости меня. Сейчас я найду выход. А насчет звонка, – взглянул он на Машу, – можно, конечно, рискнуть. Ведь не всемогущ Боярин. Но этим самым мы можем вывести их на твоих родственников, и узнают они, кто ты такая. Правильно дядька вспомнил про геологов. Было тут такое. Сняли тогда из начальства троих или четверых. А толку? Афанасьев пришел, еще хуже стало. А сейчас Честных, полковник, и помощник его Оленев, этот из местных, начали чистку. Взяли троих, точнее, четверых, один из внештатных. А Парин, главный мутила, успел смыться. Я вот и прикинул, – вздохнув, он посмотрел на Тургуно-ва, – может, с ними, с Честных и Оленевым, и перетереть это дело? Они хотя бы вывести…
– Ты головой заболел! – крикнул Тургунов. – Даже если Честных и Олень правильные менты, то что? Они узнают, узнает и Оборотень. Ведь наверняка у него среди ментов в райотделе сидит какой-то типчик и обо всем ему докладывает. А его никто не знает. Ну придем мы с повинной, а дальше что? Уберут нас всех, и кончится песня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94