Некоторые ее руководители (Каменев, Зиновьев и, с известными оттенками, Троцкий), как мы уже видели, в самых серьезных обстоятельствах выступали против революционных решений. Они предпочли бы задержать Октябрьскую революцию, а когда она все же свершилась, – избегнуть диктатуры пролетариата. На деле они стремились не столько к социализму, сколько к конституционно-демократическому строю. Они не верили в силу и прочность подлинно социалистического государства в окружении капиталистического мира; они не верили, что можно завоевать крестьянина-середняка для дела социализма. Далее, они утверждали, что государственная промышленность имеет капиталистический характер. Они требовали свободы фракций и группировок внутри партии, т. е. были противниками единства партии. На этой платформе не раз сговаривались Зиновьев, Каменев и Троцкий; указанные пункты и характеризуют в основном значительнейшую из «оппозиций». Это – возрождение меньшевистского начала.
При жизни Ленина оппозиция боролась против взглядов Ленина, так как Ленин вел за собой партию, которую он «двадцать пять лет выковывал своими руками», которая была его созданием. После же смерти Ленина оппозиция, чтобы форсировать свое наступление, чтобы, под видом защиты чистоты ленинизма, снова напасть на те же положения, с теми же аргументами, – воспользовалась личностью Сталина, как предлогом, если можно так выразиться.
Ожесточенно защищая в начавшемся бою единство партии, которому угрожало восстание меньшинства, Сталин развернул знамя ленинизма. Защита единства партии сделалась его основной задачей, как была она основной задачей Ленина, как была она основной задачей Ленина и Сталина вместе, ибо они, как мы уже видели, никогда не расходились ни по вопросам принципиальным, ни по вопросам тактики.
В клятве Сталина, которую мы уже приводили, в клятве хранить честь партии есть второй абзац, вторая строфа:
«Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии, как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!»
Со смертью великого вождя возникла возможность раскола партии, распада партийного единства. А это было бы неизмеримым бедствием.
Ситуация изменилась вдвойне; мало того, что рядом со Сталиным уже не было Ленина, рядом с ним теперь оказался Троцкий, – Троцкий, которому уход Ленина развязал руки.
К личности Троцкого тяготеет вся оппозиция. Если Троцкий и не воплощает ее целиком, то можно сказать, что он всю ее символизирует. Она сделалась серьезной опасностью именно благодаря ему – благодаря его авторитету, созданному той ролью, которую Троцкий сыграл в истории революции в первые годы советской власти.
Троцкий, изгнанный из России в результате своей открытой борьбы против советского государства, подвергается сейчас некоторым придиркам со стороны капиталистической полиции, а широкая пресса издевается над тем, что он был когда-то народным комиссаром. Преследуя Троцкого, под нашим европейским небом ему мстят именно за ту роль, которая приписывается ему в Октябрьской революции. Международная буржуазия не разбирается в тонкостях, а поддеть большевика ей всегда приятно. Но наряду с этими преследованиями, которых Троцкий уже давно не заслуживает, он находит у всех врагов советской власти помощь и поддержку; не говоря уже о его современной политической деятельности, нельзя не вспомнить о тех ударах ножом в спину, которые он и его сообщники наносили Советскому Союзу и Коминтерну. То было действительно покушение на убийство, попытка разрушения.
Стоит ли повторять, что в поведении Троцкого несомненно сыграл известную роль и личный момент? Его нежелание считаться с другими руководящими работниками сказалось очень рано, еще при жизни Ленина. «Очень нелегко работать с этим товарищем», – ворчал Зиновьев, не раз, впрочем, переходивший в его лагерь. Троцкий решительно был уж слишком троцкистом.
В какой же степени разрыв Троцкого с партией, его стремление смастерить из лоскутьев свой собственный боевой «ленинизм» и идти по военной тропе к более или менее ясно выраженной цели создания новой партии и даже Четвертого интернационала, – в какой степени все это объясняется его деспотическим характером, «бонапартизмом», злобой на то, что его оттесняют, ставят рядом с другими, когда ему хотелось бы блистать одному? На этот вопрос ответить очень трудно. Нельзя, однако, не указать, что Троцкий резко выступал против линии партии и в 1921 году, и в 1923 году, а в промежутке между этими двумя выступлениями, – в 1922 году в качестве докладчика на IV конгрессе Коминтерна, – четко защищал в колючем вопросе о нэпе все установки партийного большинства. И, тем не менее, на другой же день после конгресса троцкистская оппозиция, потрясая теорией перманентной революции, стала изо всех сил доказывать, что революция остановлена, что нэп есть капиталистическое перерождение, термидор. Быстрая смена столь противоположных позиций, по-видимому, свидетельствует о вмешательстве и чисто личного фактора.
Но что бы ни подстегивало Троцкого, последним основанием его разрыва с партией являются прежде всего политические взгляды. Если привходящей причиной было самолюбие, то основная причина – идеологическая. Она кроется в коренном расхождении с ленинским большевистским уставом. Здесь обнаруживается совершенно иной политический темперамент, совершенно иные оценки и методы. Именно в результате напряженного и стремительного развития этих основных расхождений, разжигания их – Троцкий и стал мало-помалу противником всей линии большевистской политики.
Меньшевик с самого начала, Троцкий навсегда остался меньшевиком. Возможно, что он стал антибольшевиком и потому; что он троцкист, но уж во всяком случае, – потому, что он старый меньшевик. Если угодно, можно сказать и так: троцкист разбудил в нем старого меньшевика.
Многие состязались в параллельных характеристиках Ленина и Троцкого на манер Лабрюйера, это стало традицией: речь Ленина монолитна, строга, сдержанна; Троцкий – блистает и горячится. Эта серия стилизованных сопоставлений гения со способным человеком была очень виртуозно начата Жаком Садулем. Общий смысл подобных живописных контрастов можно считать довольно правильным, хотя заходить в таких литературных упражнениях дальше, чем следует, – дело опасное (логика заранее заданного противопоставления иногда сбивает в этой игре с пути). Но главное в том, что Ленин и Троцкий – люди далеко не одного масштаба, и, во всяком случае, ставить кого бы то ни было рядом с гигантской фигурой Ленина – бессмысленно.
У Троцкого даже достоинства связаны с такими особенностями, которые легко превращают достоинства в недостатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
При жизни Ленина оппозиция боролась против взглядов Ленина, так как Ленин вел за собой партию, которую он «двадцать пять лет выковывал своими руками», которая была его созданием. После же смерти Ленина оппозиция, чтобы форсировать свое наступление, чтобы, под видом защиты чистоты ленинизма, снова напасть на те же положения, с теми же аргументами, – воспользовалась личностью Сталина, как предлогом, если можно так выразиться.
Ожесточенно защищая в начавшемся бою единство партии, которому угрожало восстание меньшинства, Сталин развернул знамя ленинизма. Защита единства партии сделалась его основной задачей, как была она основной задачей Ленина, как была она основной задачей Ленина и Сталина вместе, ибо они, как мы уже видели, никогда не расходились ни по вопросам принципиальным, ни по вопросам тактики.
В клятве Сталина, которую мы уже приводили, в клятве хранить честь партии есть второй абзац, вторая строфа:
«Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии, как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!»
Со смертью великого вождя возникла возможность раскола партии, распада партийного единства. А это было бы неизмеримым бедствием.
Ситуация изменилась вдвойне; мало того, что рядом со Сталиным уже не было Ленина, рядом с ним теперь оказался Троцкий, – Троцкий, которому уход Ленина развязал руки.
К личности Троцкого тяготеет вся оппозиция. Если Троцкий и не воплощает ее целиком, то можно сказать, что он всю ее символизирует. Она сделалась серьезной опасностью именно благодаря ему – благодаря его авторитету, созданному той ролью, которую Троцкий сыграл в истории революции в первые годы советской власти.
Троцкий, изгнанный из России в результате своей открытой борьбы против советского государства, подвергается сейчас некоторым придиркам со стороны капиталистической полиции, а широкая пресса издевается над тем, что он был когда-то народным комиссаром. Преследуя Троцкого, под нашим европейским небом ему мстят именно за ту роль, которая приписывается ему в Октябрьской революции. Международная буржуазия не разбирается в тонкостях, а поддеть большевика ей всегда приятно. Но наряду с этими преследованиями, которых Троцкий уже давно не заслуживает, он находит у всех врагов советской власти помощь и поддержку; не говоря уже о его современной политической деятельности, нельзя не вспомнить о тех ударах ножом в спину, которые он и его сообщники наносили Советскому Союзу и Коминтерну. То было действительно покушение на убийство, попытка разрушения.
Стоит ли повторять, что в поведении Троцкого несомненно сыграл известную роль и личный момент? Его нежелание считаться с другими руководящими работниками сказалось очень рано, еще при жизни Ленина. «Очень нелегко работать с этим товарищем», – ворчал Зиновьев, не раз, впрочем, переходивший в его лагерь. Троцкий решительно был уж слишком троцкистом.
В какой же степени разрыв Троцкого с партией, его стремление смастерить из лоскутьев свой собственный боевой «ленинизм» и идти по военной тропе к более или менее ясно выраженной цели создания новой партии и даже Четвертого интернационала, – в какой степени все это объясняется его деспотическим характером, «бонапартизмом», злобой на то, что его оттесняют, ставят рядом с другими, когда ему хотелось бы блистать одному? На этот вопрос ответить очень трудно. Нельзя, однако, не указать, что Троцкий резко выступал против линии партии и в 1921 году, и в 1923 году, а в промежутке между этими двумя выступлениями, – в 1922 году в качестве докладчика на IV конгрессе Коминтерна, – четко защищал в колючем вопросе о нэпе все установки партийного большинства. И, тем не менее, на другой же день после конгресса троцкистская оппозиция, потрясая теорией перманентной революции, стала изо всех сил доказывать, что революция остановлена, что нэп есть капиталистическое перерождение, термидор. Быстрая смена столь противоположных позиций, по-видимому, свидетельствует о вмешательстве и чисто личного фактора.
Но что бы ни подстегивало Троцкого, последним основанием его разрыва с партией являются прежде всего политические взгляды. Если привходящей причиной было самолюбие, то основная причина – идеологическая. Она кроется в коренном расхождении с ленинским большевистским уставом. Здесь обнаруживается совершенно иной политический темперамент, совершенно иные оценки и методы. Именно в результате напряженного и стремительного развития этих основных расхождений, разжигания их – Троцкий и стал мало-помалу противником всей линии большевистской политики.
Меньшевик с самого начала, Троцкий навсегда остался меньшевиком. Возможно, что он стал антибольшевиком и потому; что он троцкист, но уж во всяком случае, – потому, что он старый меньшевик. Если угодно, можно сказать и так: троцкист разбудил в нем старого меньшевика.
Многие состязались в параллельных характеристиках Ленина и Троцкого на манер Лабрюйера, это стало традицией: речь Ленина монолитна, строга, сдержанна; Троцкий – блистает и горячится. Эта серия стилизованных сопоставлений гения со способным человеком была очень виртуозно начата Жаком Садулем. Общий смысл подобных живописных контрастов можно считать довольно правильным, хотя заходить в таких литературных упражнениях дальше, чем следует, – дело опасное (логика заранее заданного противопоставления иногда сбивает в этой игре с пути). Но главное в том, что Ленин и Троцкий – люди далеко не одного масштаба, и, во всяком случае, ставить кого бы то ни было рядом с гигантской фигурой Ленина – бессмысленно.
У Троцкого даже достоинства связаны с такими особенностями, которые легко превращают достоинства в недостатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68