– Ты собираешься завтра идти на охоту?
– Да, – ответил я, снимая с головы ненужные более защитные доспехи. – Другого выхода нет.
– Может быть, нам будет лучше просто отсюда уехать?
– Я думал об этом, – сознался я, – только представляешь, что здесь тогда будет твориться. Твой Трегубов может только хвастаться, а народ по настоящему запуган.
– Почему он «мой», – рассердилась Аля. – Ты что, меня ревнуешь?
Матерь божья! Когда это моя девочка успела нахвататься таких слов и понятий!
– Честно говоря, есть немного, – сознался я. – Вы так опекаете этого смазливого тунеядца…
– Глупости, ты просто становишься мнительным.
– Каким я становлюсь? Аля, откуда ты знаешь эти слова?
Она лукаво посмотрела на меня своими необыкновенными глазами и по-деревенски прыснула в кулачок:
– Глупенький, неужели не понимаешь? От тебя же и знаю! Это ты все время думаешь, что становишься мнительным.
– И ты понимаешь, что значит это слово?
– Это когда боишься чего-то неблагоприятного для себя, – тщательно выговаривая слова, сказала она и засмеялась.
– Алька, прекрати меня подслушивать! – деланно рассердился я.
– А ты ревновать! – парировала она и попыталась увернуться от моих загребущих рук. Правда, сделала это так неловко, что спустя несколько секунд уже билась в объятиях.
– Глупенький, – прошептала она, когда смогла освободить губы для дыхания, – неужели ты думаешь, что мне нужен кто-нибудь, кроме тебя!
На этом окончилась наша, так и не начавшаяся, ссора. Потом была такая вспышка страсти, что отползли мы друг от друга в разные углы огромной кровати уже тогда, когда посерели от близкого рассвета окна. Мы так устали, что не успели пожелать друг другу спокойной ночи – заснули на полуслове.
Потом Аля начала рассказывать что-то интересное. Я же никак не мог понять, что она говорит, она рассердилась и сипло сказала мне в ухо голосом Ивана:
– Ваше благородие, Алексей Григорьевич, вставай! Царство божье проспишь! – после чего решительно тряхнула меня за плечо.
Я с трудом разлепил глаза и спросил:
– Что, уже пора?
– Кони оседланы, ждут у крыльца, – доложил солдат.
– Тише, не разбуди жену, – попросил я, с сожалением покидая мягкое пуховое блаженство.
Глава пятнадцатая
То, что творилось на большом дворе Завидовской усадьбы, прочитать можно в поэме А.С. Пушкина «Граф Нулин» – лучше и точнее не сказать:
Пора, пора! Рога трубят;
Псари в охотничьих уборах
Чуть свет уж на конях сидят,
Борзые прыгают на сворах.
Выходит барин на крыльцо,
Все, подбочась, обозревает;
Его довольное лицо
Приятной важностью сияет.
Чекмень затянутый на нем,
Турецкий нож за кушаком,
За пазухой во фляжке ром,
И рог на бронзовой цепочке.
Только барин не вышел, как у Александра Сергеевича, на крыльцо, а, довольный, сидел в своем кресле, к которому местные умельцы привязали два длинных шеста, покоящихся сейчас на дюжих плечах четырех мужиков.
Он был одет по-походному и держал в руках внушительного вида ружье. Остальные участники вчерашней компании, еще не протрезвев после вечерней попойки, в разных позах сидели на верховых лошадях, на мой взгляд, не очень радуясь предстоящей потехе.
У ворот в имение сгрудилась толпа крестьян, оторванных с полевых работ ради такого значительного события, как облава на волка.
Мы с Иваном отошли в сторонку, где высокий белокурый мужик держал под уздцы трех верховых лошадей.
– Твоя вон та, низенькая, – указал солдат на пегую кобылку с симпатичной мордой, благосклонно принимавшей ухаживания каурого жеребца.
– Кузнец пришел? – спросил я и, как положено в таких случаях и что не раз наблюдал со стороны, осмотрел упряжь.
– В порядке? – ехидно спросил Иван, понимая, что в упряжи я разбираюсь так же плохо, как в верховой езде.
– Не признал, барин? – не дав мне достойно ответить Ивану, рассмеялся блондин, обнажая крупные ровные зубы. – Я и есть кузнец.
– Прости, Тимофей, я тебя в таком виде не признал. Ты сегодня совсем другого цвета!
– Как же, перед походом баню протопил. Мы люди с понятием! Может, на смерть идем!
– Ладно тебе каркать. Пули сделал?
– Как обещал. И у батюшки освятил.
– Ладно. Подождите. Сейчас соберусь, и поедем.
Однако быстро собраться мне не удалось, нашлось много дел, которые я упустил с вечера, предаваясь, как говорится, любовной страсти. Когда, наконец, был готов, мои товарищи успели хорошо познакомиться и найти общий язык.
– Ишь, как ты ладно снарядился! – со скептической улыбкой похвалил Иван мою экипировку. – В таком снаряжении можно не то, что на оборотня, на турки идти!
– Скажешь тоже, – скромно откликнулся я, не без удовольствия осматривая себя. Вид у меня был впечатляющий: за пояс засунуты два дуэльных пистолета, на боку в роскошных ножнах сабля, за плечом английское ружье.
– Может быть тебе, барин, коня другого взять? – поддержал Ивана кузнец. – На этой кобылке-то при такой красоте будешь смотреться куце!
– Ничего, мне и так сойдет.
– Садись в седло, я тебе поправлю стремена, – предложил солдат, заметив, что я во время разговора с опаской кошусь на лошадь.
Внутренне перекрестясь, я всунул ногу в стремя, взялся за луку седла и, как на велосипед, вскочил на лошадь. Оказалось – ничего страшного. Животное лишь переступило с ноги на ногу и продолжило нежничать с каурым жеребцом.
Стремена были мне коротки – нога полностью не распрямлялась, и сидеть в седле было неудобно. Иван распустил какие-то сыромятные шнурки, и все, что нужно, отрегулировал. Я уперся ногами в металлические подножки и почувствовал себя значительно надежнее и устойчивее.
– Спасибо, – поблагодарил я солдата, удобнее устраиваясь в седле, и засунул ружье в седельный чехол, – теперь давайте думать, куда направимся. Общая охота идет на восток, нам остаются три другие стороны света.
– Это как? – не понял Тимофей.
– Ты поедешь туда, – указал я пальцем на север, Иван в ту сторону, я – на юг. Ружье, кстати, у меня заряжено?
– А то, – кивнул Иван, – подсыплешь порох на полку и стреляй.
– Тогда, с Богом!
Не дожидаясь, когда главная охота тронется в поход, мы как три богатыря с распутья, разъехались в разные стороны. Утро было прекрасным. Солнце только взошло и раскрасило длинные тонкие облачка во все оттенки оранжевого цвета. Пели птицы, шныряя в поисках мошкары над близким полем. Моя симпатичная лошадка ровно бежала по меже к синеющему вдалеке лесу.
Ехать верхом мне понравилось. Кобылка повиновалось малейшему движению повода и не выкидывала никаких коленец. Для тренировки я несколько раз останавливал ее и поворачивал из стороны в сторону.
Миновав большое поле, подходившее к самому лесу, я остановился на опушке. Дальше нужно было продвигаться, соблюдая осторожность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Да, – ответил я, снимая с головы ненужные более защитные доспехи. – Другого выхода нет.
– Может быть, нам будет лучше просто отсюда уехать?
– Я думал об этом, – сознался я, – только представляешь, что здесь тогда будет твориться. Твой Трегубов может только хвастаться, а народ по настоящему запуган.
– Почему он «мой», – рассердилась Аля. – Ты что, меня ревнуешь?
Матерь божья! Когда это моя девочка успела нахвататься таких слов и понятий!
– Честно говоря, есть немного, – сознался я. – Вы так опекаете этого смазливого тунеядца…
– Глупости, ты просто становишься мнительным.
– Каким я становлюсь? Аля, откуда ты знаешь эти слова?
Она лукаво посмотрела на меня своими необыкновенными глазами и по-деревенски прыснула в кулачок:
– Глупенький, неужели не понимаешь? От тебя же и знаю! Это ты все время думаешь, что становишься мнительным.
– И ты понимаешь, что значит это слово?
– Это когда боишься чего-то неблагоприятного для себя, – тщательно выговаривая слова, сказала она и засмеялась.
– Алька, прекрати меня подслушивать! – деланно рассердился я.
– А ты ревновать! – парировала она и попыталась увернуться от моих загребущих рук. Правда, сделала это так неловко, что спустя несколько секунд уже билась в объятиях.
– Глупенький, – прошептала она, когда смогла освободить губы для дыхания, – неужели ты думаешь, что мне нужен кто-нибудь, кроме тебя!
На этом окончилась наша, так и не начавшаяся, ссора. Потом была такая вспышка страсти, что отползли мы друг от друга в разные углы огромной кровати уже тогда, когда посерели от близкого рассвета окна. Мы так устали, что не успели пожелать друг другу спокойной ночи – заснули на полуслове.
Потом Аля начала рассказывать что-то интересное. Я же никак не мог понять, что она говорит, она рассердилась и сипло сказала мне в ухо голосом Ивана:
– Ваше благородие, Алексей Григорьевич, вставай! Царство божье проспишь! – после чего решительно тряхнула меня за плечо.
Я с трудом разлепил глаза и спросил:
– Что, уже пора?
– Кони оседланы, ждут у крыльца, – доложил солдат.
– Тише, не разбуди жену, – попросил я, с сожалением покидая мягкое пуховое блаженство.
Глава пятнадцатая
То, что творилось на большом дворе Завидовской усадьбы, прочитать можно в поэме А.С. Пушкина «Граф Нулин» – лучше и точнее не сказать:
Пора, пора! Рога трубят;
Псари в охотничьих уборах
Чуть свет уж на конях сидят,
Борзые прыгают на сворах.
Выходит барин на крыльцо,
Все, подбочась, обозревает;
Его довольное лицо
Приятной важностью сияет.
Чекмень затянутый на нем,
Турецкий нож за кушаком,
За пазухой во фляжке ром,
И рог на бронзовой цепочке.
Только барин не вышел, как у Александра Сергеевича, на крыльцо, а, довольный, сидел в своем кресле, к которому местные умельцы привязали два длинных шеста, покоящихся сейчас на дюжих плечах четырех мужиков.
Он был одет по-походному и держал в руках внушительного вида ружье. Остальные участники вчерашней компании, еще не протрезвев после вечерней попойки, в разных позах сидели на верховых лошадях, на мой взгляд, не очень радуясь предстоящей потехе.
У ворот в имение сгрудилась толпа крестьян, оторванных с полевых работ ради такого значительного события, как облава на волка.
Мы с Иваном отошли в сторонку, где высокий белокурый мужик держал под уздцы трех верховых лошадей.
– Твоя вон та, низенькая, – указал солдат на пегую кобылку с симпатичной мордой, благосклонно принимавшей ухаживания каурого жеребца.
– Кузнец пришел? – спросил я и, как положено в таких случаях и что не раз наблюдал со стороны, осмотрел упряжь.
– В порядке? – ехидно спросил Иван, понимая, что в упряжи я разбираюсь так же плохо, как в верховой езде.
– Не признал, барин? – не дав мне достойно ответить Ивану, рассмеялся блондин, обнажая крупные ровные зубы. – Я и есть кузнец.
– Прости, Тимофей, я тебя в таком виде не признал. Ты сегодня совсем другого цвета!
– Как же, перед походом баню протопил. Мы люди с понятием! Может, на смерть идем!
– Ладно тебе каркать. Пули сделал?
– Как обещал. И у батюшки освятил.
– Ладно. Подождите. Сейчас соберусь, и поедем.
Однако быстро собраться мне не удалось, нашлось много дел, которые я упустил с вечера, предаваясь, как говорится, любовной страсти. Когда, наконец, был готов, мои товарищи успели хорошо познакомиться и найти общий язык.
– Ишь, как ты ладно снарядился! – со скептической улыбкой похвалил Иван мою экипировку. – В таком снаряжении можно не то, что на оборотня, на турки идти!
– Скажешь тоже, – скромно откликнулся я, не без удовольствия осматривая себя. Вид у меня был впечатляющий: за пояс засунуты два дуэльных пистолета, на боку в роскошных ножнах сабля, за плечом английское ружье.
– Может быть тебе, барин, коня другого взять? – поддержал Ивана кузнец. – На этой кобылке-то при такой красоте будешь смотреться куце!
– Ничего, мне и так сойдет.
– Садись в седло, я тебе поправлю стремена, – предложил солдат, заметив, что я во время разговора с опаской кошусь на лошадь.
Внутренне перекрестясь, я всунул ногу в стремя, взялся за луку седла и, как на велосипед, вскочил на лошадь. Оказалось – ничего страшного. Животное лишь переступило с ноги на ногу и продолжило нежничать с каурым жеребцом.
Стремена были мне коротки – нога полностью не распрямлялась, и сидеть в седле было неудобно. Иван распустил какие-то сыромятные шнурки, и все, что нужно, отрегулировал. Я уперся ногами в металлические подножки и почувствовал себя значительно надежнее и устойчивее.
– Спасибо, – поблагодарил я солдата, удобнее устраиваясь в седле, и засунул ружье в седельный чехол, – теперь давайте думать, куда направимся. Общая охота идет на восток, нам остаются три другие стороны света.
– Это как? – не понял Тимофей.
– Ты поедешь туда, – указал я пальцем на север, Иван в ту сторону, я – на юг. Ружье, кстати, у меня заряжено?
– А то, – кивнул Иван, – подсыплешь порох на полку и стреляй.
– Тогда, с Богом!
Не дожидаясь, когда главная охота тронется в поход, мы как три богатыря с распутья, разъехались в разные стороны. Утро было прекрасным. Солнце только взошло и раскрасило длинные тонкие облачка во все оттенки оранжевого цвета. Пели птицы, шныряя в поисках мошкары над близким полем. Моя симпатичная лошадка ровно бежала по меже к синеющему вдалеке лесу.
Ехать верхом мне понравилось. Кобылка повиновалось малейшему движению повода и не выкидывала никаких коленец. Для тренировки я несколько раз останавливал ее и поворачивал из стороны в сторону.
Миновав большое поле, подходившее к самому лесу, я остановился на опушке. Дальше нужно было продвигаться, соблюдая осторожность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80