После моей опрометчивой угрозы возчику, которое слышали Филимон и княжна Марья, единственное, чего мне не хватало для полноты жизни, это крестьянина превращенного в козла!
– Надеюсь, Марья Ивановна и Николай Николаевич, вы ободрите княжну Марью, а я пойду, узнаю, что здесь еще за новый козел появился, – сказал я. – Больная пусть пока лежит, я навещу ее, как только освобожусь.
Оставив княжеское семейство, наслаждаться родственными отношениями, я бросился вниз в вестибюль. Кажется, хохма с козлом уже создала мне определенную репутацию. Дворовые люди, как тараканы по щелям разбегались при моем приближении. Это мне напомнило виденную мной в Зимнем дворце реакцию дворцовых слуг на внезапные появления Павла I.
В роскошно отделанном вестибюле, который князь Урусов из патриотизма назвал «большими сенями», в глубоком кресле сидел худощавый человек средних лет с узкой и длинной лысиной, перечерчивающей пополам его большой не по фигуре череп. Лысины у мужчин в эту эпоху были большой редкостью, как и очки, косо сидящие у него на кончике носа.
– Вы, Фабиан Вильгельмович, управляющий? – спросил я, останавливаясь перед ним. – Князь сказал, что вы хотите со мной переговорить.
Управляющий встал и почтительно поклонился. Мне он понравился серьезным выражением лица и прямым, твердым взглядом. В нем сразу был виден деловой, честный немец. Мы с разной степени интереса рассматривали друг друга и кончили тем, что оба улыбнулись.
– О да, я действительно имею большое желание говорить с вами, господин Крылофф, – сказал он, хорошо выговаривая слова, но не совсем правильно по-русски строя фразу, что сразу выдало в нем иностранца. – Изволите присесть? – указал он на стоящее рядом кресло.
– Изволю, – вздохнул я. – Что там еще за лошадь с козлом, о которых мне сказал Николай Николаевич?
– О, вы уже изволите знать это обстоятельство? Я хотел вас просить распорядится вашим имуществом.
– Это не мое имущество, лошадь принадлежит моему возчику, я его подрядил отвезти меня в Калугу, а о козле я вообще ничего не знаю, откуда он взялся? – объяснил я немцу.
Фабиан Вильгельмович слушая, понимающе кивал головой, и когда я замолчал, объяснил:
– Господин Крылофф, я весьма почитаю, его светлость князя и знаю, как он вас уважает, потому простите за то неудовольствие, которое я вам имею причинить. Уверяю вас, я не верю ни в какие суеверия, но прошу вас понимать меня правильно. Вы говорите тому мужику, что если она от вас убежит, ты вы сделаете ее козлом, – управляющий так разволновался, что перепутал родовые окончания. – Мужик убегает, бросая, как вы сказали, свой лошадь. Я этому имею честь верить. Однако откуда вдруг взялся незнакомый козел? Вы имеете мне это объяснить?
– Я не имею этого вам объяснить! Тьфу, ты черт, просите, запутался. Я не могу вам этого объяснить, уважаемый Фабиан Вильгельмович! Поверьте мне на слово, я никакой не колдун и ничего не знаю ни о каком козле. Это все какое-то недоразумение!
Управляющий выслушал мою сбивчивую тираду, отвел взгляд и вновь спросил:
– Значит, вы не обещали превратить мужика в козел? Это придумал Филимон?
– Обещал, но в шутку! Я не умею превращать людей в животных, и никто на свете не умеет! Вы же разумный человек и сами сказали, что не верите в суеверия!
– Я правильно понимаю, это не вы превратили мужика в козел-а? – кажется, наконец, понял немец.
– Конечно, не превращал! – обрадовался я. – Да и когда бы я это сделал, мы все это время были с княжной Марьей, а того мужика я и в глаза не видел!
Управляющий внимательно меня выслушал и совершенно серьезно спросил:
– Тогда вы знаете и можете сказать, кто это сделал?
В этот момент, я впервые в жизни пожалел наших политиков и дипломатов, работающих с европейскими и американскими коллегами. От такой непробиваемой, добросовестной тупости, можно запросто рехнуться. Говорят, что после общения с прокурором Гаагского трибунала с красивым именем Карла дель Понте, один из подследственных наложил на себя руки, а экс президент Югославии Милошевич умер от инфаркта, и еще несколько бывших сербских руководителей прячутся от нее в горах. Думаю, те, кто видел умное, интеллигентное лицо прокурора дель Понте, вполне их поймут.
Впрочем, я вовсе не хочу сказать, что все европейцы тупые, а мы наоборот острые. Просто у нашей загадочной славянской души нет разгадки, в то время как у их есть, и довольно простая.
– Ладно, – сказал я управляющему, – с вами дорогой Herr , все ясно. Пойдемте, я буду иметь смотреть ваш козел!
Немец понял, что я его передразниваю, но не показал, что это его задело, встал с кресла и сделал приглашающий жест к выходу.
После чего мы с ним как два шерочки, почти что под ручку, отправились на скотный двор, знакомиться с козлом.
Скорее всего, весть о чудесном превращении облетела все поместье, посмотреть на «историческую» встречу сбежались все от мала до велика. Правда, под ногами никто не путался, дворовые выказывали боязливое почтение к «колдуну». Я старался держаться независимо, но мне это не очень удавалось. Быть в центре враждебного внимания оказалось довольно неприятно. Немец же шел, не обращая внимания на нездоровый ажиотаж, даже по пути отдавал какие-то хозяйственные распоряжения.
– Колдун! Колдун! – восторженно кричали непосредственные мальчишки. Взрослые так не рисковали, тем более что я жил в барских покоях, и был княжеским гостем, они двигались молча, параллельно с нашим курсом. Когда мы с Фабианом Вильгельмовичем, наконец, дошли до скотного двора, вокруг нас собралась целая толпа.
Вся скотина по зимнему времени была в хлевах, на дворе находился только тот самый козел, который стал причиной переполоха. Животина стояла как раз против ворот, задумчиво опустив голову, и жевала жвачку. С козлами, во всяком случае, четвероногими, я встречался редко, ничего в них не понимал, и мне показалось, что этот был самым обыкновенным представителем своей породы. Мы с управляющим остановились как раз напротив него, а толпа сгрудилась сзади нас.
Пресловутому полорогому парнокопытному, такой интерес к своей особе не понравился, он поднял морду и заблеял. Тотчас наступила общая тревожная тишина. Собравшиеся зрители трепетно внимали блеянью, а когда козел, сказав все что хотел, замолчал, с интересом уставились на меня, видимо, ожидая, что я ему отвечу. Понятно, что ответить мне козлу оказалось нечего. Тогда в действие вмешался Фабиан Вильгельмович и представил мне животное:
– Это есть тот козел, который раньше был мужик.
– Очень приятно, – вежливо ответил я, разглядывая козла.
Вообще-то, если говорить честно, он и, правда, чем-то походил на моего возницу. Такая же глупая самодовольная морда, куцая бороденка и упорный, самоуверенный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Надеюсь, Марья Ивановна и Николай Николаевич, вы ободрите княжну Марью, а я пойду, узнаю, что здесь еще за новый козел появился, – сказал я. – Больная пусть пока лежит, я навещу ее, как только освобожусь.
Оставив княжеское семейство, наслаждаться родственными отношениями, я бросился вниз в вестибюль. Кажется, хохма с козлом уже создала мне определенную репутацию. Дворовые люди, как тараканы по щелям разбегались при моем приближении. Это мне напомнило виденную мной в Зимнем дворце реакцию дворцовых слуг на внезапные появления Павла I.
В роскошно отделанном вестибюле, который князь Урусов из патриотизма назвал «большими сенями», в глубоком кресле сидел худощавый человек средних лет с узкой и длинной лысиной, перечерчивающей пополам его большой не по фигуре череп. Лысины у мужчин в эту эпоху были большой редкостью, как и очки, косо сидящие у него на кончике носа.
– Вы, Фабиан Вильгельмович, управляющий? – спросил я, останавливаясь перед ним. – Князь сказал, что вы хотите со мной переговорить.
Управляющий встал и почтительно поклонился. Мне он понравился серьезным выражением лица и прямым, твердым взглядом. В нем сразу был виден деловой, честный немец. Мы с разной степени интереса рассматривали друг друга и кончили тем, что оба улыбнулись.
– О да, я действительно имею большое желание говорить с вами, господин Крылофф, – сказал он, хорошо выговаривая слова, но не совсем правильно по-русски строя фразу, что сразу выдало в нем иностранца. – Изволите присесть? – указал он на стоящее рядом кресло.
– Изволю, – вздохнул я. – Что там еще за лошадь с козлом, о которых мне сказал Николай Николаевич?
– О, вы уже изволите знать это обстоятельство? Я хотел вас просить распорядится вашим имуществом.
– Это не мое имущество, лошадь принадлежит моему возчику, я его подрядил отвезти меня в Калугу, а о козле я вообще ничего не знаю, откуда он взялся? – объяснил я немцу.
Фабиан Вильгельмович слушая, понимающе кивал головой, и когда я замолчал, объяснил:
– Господин Крылофф, я весьма почитаю, его светлость князя и знаю, как он вас уважает, потому простите за то неудовольствие, которое я вам имею причинить. Уверяю вас, я не верю ни в какие суеверия, но прошу вас понимать меня правильно. Вы говорите тому мужику, что если она от вас убежит, ты вы сделаете ее козлом, – управляющий так разволновался, что перепутал родовые окончания. – Мужик убегает, бросая, как вы сказали, свой лошадь. Я этому имею честь верить. Однако откуда вдруг взялся незнакомый козел? Вы имеете мне это объяснить?
– Я не имею этого вам объяснить! Тьфу, ты черт, просите, запутался. Я не могу вам этого объяснить, уважаемый Фабиан Вильгельмович! Поверьте мне на слово, я никакой не колдун и ничего не знаю ни о каком козле. Это все какое-то недоразумение!
Управляющий выслушал мою сбивчивую тираду, отвел взгляд и вновь спросил:
– Значит, вы не обещали превратить мужика в козел? Это придумал Филимон?
– Обещал, но в шутку! Я не умею превращать людей в животных, и никто на свете не умеет! Вы же разумный человек и сами сказали, что не верите в суеверия!
– Я правильно понимаю, это не вы превратили мужика в козел-а? – кажется, наконец, понял немец.
– Конечно, не превращал! – обрадовался я. – Да и когда бы я это сделал, мы все это время были с княжной Марьей, а того мужика я и в глаза не видел!
Управляющий внимательно меня выслушал и совершенно серьезно спросил:
– Тогда вы знаете и можете сказать, кто это сделал?
В этот момент, я впервые в жизни пожалел наших политиков и дипломатов, работающих с европейскими и американскими коллегами. От такой непробиваемой, добросовестной тупости, можно запросто рехнуться. Говорят, что после общения с прокурором Гаагского трибунала с красивым именем Карла дель Понте, один из подследственных наложил на себя руки, а экс президент Югославии Милошевич умер от инфаркта, и еще несколько бывших сербских руководителей прячутся от нее в горах. Думаю, те, кто видел умное, интеллигентное лицо прокурора дель Понте, вполне их поймут.
Впрочем, я вовсе не хочу сказать, что все европейцы тупые, а мы наоборот острые. Просто у нашей загадочной славянской души нет разгадки, в то время как у их есть, и довольно простая.
– Ладно, – сказал я управляющему, – с вами дорогой Herr , все ясно. Пойдемте, я буду иметь смотреть ваш козел!
Немец понял, что я его передразниваю, но не показал, что это его задело, встал с кресла и сделал приглашающий жест к выходу.
После чего мы с ним как два шерочки, почти что под ручку, отправились на скотный двор, знакомиться с козлом.
Скорее всего, весть о чудесном превращении облетела все поместье, посмотреть на «историческую» встречу сбежались все от мала до велика. Правда, под ногами никто не путался, дворовые выказывали боязливое почтение к «колдуну». Я старался держаться независимо, но мне это не очень удавалось. Быть в центре враждебного внимания оказалось довольно неприятно. Немец же шел, не обращая внимания на нездоровый ажиотаж, даже по пути отдавал какие-то хозяйственные распоряжения.
– Колдун! Колдун! – восторженно кричали непосредственные мальчишки. Взрослые так не рисковали, тем более что я жил в барских покоях, и был княжеским гостем, они двигались молча, параллельно с нашим курсом. Когда мы с Фабианом Вильгельмовичем, наконец, дошли до скотного двора, вокруг нас собралась целая толпа.
Вся скотина по зимнему времени была в хлевах, на дворе находился только тот самый козел, который стал причиной переполоха. Животина стояла как раз против ворот, задумчиво опустив голову, и жевала жвачку. С козлами, во всяком случае, четвероногими, я встречался редко, ничего в них не понимал, и мне показалось, что этот был самым обыкновенным представителем своей породы. Мы с управляющим остановились как раз напротив него, а толпа сгрудилась сзади нас.
Пресловутому полорогому парнокопытному, такой интерес к своей особе не понравился, он поднял морду и заблеял. Тотчас наступила общая тревожная тишина. Собравшиеся зрители трепетно внимали блеянью, а когда козел, сказав все что хотел, замолчал, с интересом уставились на меня, видимо, ожидая, что я ему отвечу. Понятно, что ответить мне козлу оказалось нечего. Тогда в действие вмешался Фабиан Вильгельмович и представил мне животное:
– Это есть тот козел, который раньше был мужик.
– Очень приятно, – вежливо ответил я, разглядывая козла.
Вообще-то, если говорить честно, он и, правда, чем-то походил на моего возницу. Такая же глупая самодовольная морда, куцая бороденка и упорный, самоуверенный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78