Фасад почти не освещенного дома неясно вырисовывался на фоне неба.
Пен не переступала порог этого дома с тех пор, как ушла от мужа. Ей был тогда всего лишь двадцать один год.
– Уходя от графа, – сказала она Шарлотте, – я ушла и из этого дома. Помню, он еще стоял на балконе и смотрел, как я ухожу... Он не позволил мне взять с собой ни денег, ни единого украшения из тех, что мне же дарил, ни одного платья, что он купил. Я взяла только то, с чем пришла к нему.
– Он хотел, чтобы ты страдала без денег. Он, наверное, думал, что будешь вынуждена вернуться к нему.
– Я и сама бы ничего не стала брать у него. Если б он не позволил мне взять и мои вещи, я ушла бы от него в единственном платье, которое было на мне. Норн не понимал, что мне не нужны его подарки.
Лакей Пен спрыгнул с козел и помог дамам выйти из кареты. Переступая порог дома, Пен снова вспомнила, как уходила отсюда много лет назад.
В тот день шел нескончаемый дождь, но на душе у Пен было солнечно. Ощущение неожиданной свободы, казавшейся необъятной, пьянило ее, кружило ей голову. Пен не шла, а почти летела к карете, которая должна была забрать ее из этого мрачного места в дом Леклера. А у кареты стоял Джулиан. Он тогда вызвался сопровождать ее, решив, что ему удастся лучше объяснить причину разрыва графини с мужем, чем ей самой.
– Мы были так молоды. – сказала Пен. – Джулиан очень рисковал тогда, что встал на мою сторону против Глазбери. Я и представить себе не могла всей степени риска.
Пен позвонила в колокольчик.
Дверь открыл чернокожий лакей в парике и ливрее. Хотя и прошло много лет, Пен узнала его. Негр вежливо кивнул ей. Судя по выражению его глаз, он тоже узнал Пен.
– Цезарь! – Пен вошла в прихожую. – Я так рада видеть вас! Цезарь был одним из слуг, которых Глазбери привез с Ямайки много лет назад. Все эти годы Цезарь и его брат Маркус неизменно служили у графа, следуя за ним повсюду.
– Я тоже рад видеть вас, мэм! – произнес лакей, принимая у дам плащи. Взгляд его, однако, не выражал ни радости, ни каких-либо иных чувств.– Цезарь, – спросила Пен, – вам известно, когда приедет племянник графа?
– Никак нет, мэм. Мы пока не получали от него вестей.
Цезарь неизменно разговаривал со всеми отрешенно-формально. Ни его лицо, ни глаза почти никогда не выражали никаких эмоций. Подобная отстраненность нетипична для слуг, но Цезарь, как и другие чернокожие, служившие графу, очевидно, знали, что глаза – зеркало души. Слуги всегда стремились к тому, чтобы в этом зеркале ничего не отражалось.
– Цезарь, – сказала Пен, – я пробуду здесь несколько часов. Мне нужно кое с кем поговорить, в том числе и с вами. Кстати, скажите, кто еще сейчас здесь есть из тех, кого я знаю? Ваш брат здесь?
– Нет, мэм. Маркус уже успел найти себе другое место. Кроме меня и кухарки, здесь, кажется, нет никого, кого бы вы знали. Все слуги с тех пор уже давно поменялись, мэм.
– Какой кухарки? Джулии?
– Да, мэм.
– Она сейчас здесь?
– Да, мэм, на кухне. Одно время она жила в Уилтшире. Когда же его сиятельство стал жить в основном здесь, Джулия перебралась сюда.
– Я хотела бы ее видеть. Но не посылайте за ней! Я пойду сама.
Чтобы пройти на кухню, надо было спуститься по лестнице вниз. По пути Шарлотта взяла Пен за рукав.
– Пен, этот Цезарь – один из бывших рабов, как и Клео?
– Да, но Цезарь и его брат, кажется, не возражали против своего рабства. Они были очень преданы графу. Это, пожалуй, единственные слуги, которым граф мог доверять целиком и полностью. Он всегда брал их с собой, куда бы ни ехал. Другие слуги, как правило, жили в основном в Уилтшире.
– Но ведь даже до принятия закона об отмене рабства англичанам разрешалось иметь рабов лишь в колониях! В Англии рабства и тогда не было. Ступив на землю Англии, любой раб автоматически переставал быть рабом и мог быть разве что слугой. А слуга у нас имеет полное право уйти от хозяина по своей воле.
– Вскоре после того, как я ушла от графа, Джулиан вынудил его сказать им об этом. Фактически он выторговал мою свободу у графа, припугнув его тем, что донесет о том, что граф против закона держит людей в рабстве. Откуда рабы могли знать, какие в Англии законы?
– Законов они могли не знать, но неужели они не видели, какие здесь нравы? Мне кажется, если б я была рабыней, Пен, и попала вдруг в общество свободных, не могла бы я не почувствовать, что это общество свободных. Я бы сделала все, чтобы стать свободной!
– Если они и после этого не ушли от графа, значит, таков был их выбор. В конце концов, у графа они пользовались большими привилегиями, можно даже сказать, некоторой властью. Зачем им было бросать такое место?
– Как ты думаешь, Цезарь знал, что на самом деле произошло с Клео?
– Боюсь, что не только Цезарь, но и все слуги понимали, что это никакое не самоубийство.
– И молчали. Трусы!
Пен остановилась и посмотрела на сестру.
– Да, трусы. Но и я была такой же трусихой, Шарли. Я не оправдываю себя, но ты не знаешь, что это такое, Шарли, – жить в постоянном страхе. Страх способен убить все в твоей душе, убить саму душу. Не дай тебе Бог когда-нибудь испытать это, Шарли!
В кухне две молодые женщины в углу чистили какие-то большие кастрюли. У плиты сидела старая мулатка в простом коричневом платье, заплатанном переднике и красном платке, из-под которого выбивались седые пряди волос. Глаза женщины были закрыты, но, судя по ее виду, она не спала.
– Джулия! – окликнула ее Пен.
Старуха посмотрела на нее и сделала жест рукой молодым женщинам. Оставив свои кастрюли, те исчезли. Упираясь руками в колени, старуха с трудом стали подниматься.
– Сидите, Джулия, – поспешила остановить ее Пен. – Я сейчас сяду рядом с вами. – Взяв табуретку, она села рядом со старухой.
Та посмотрела на нее. Пустой, ничего не выражающий взгляд. Такой же, как у Цезаря. Как у Клео. Рабы еще с юного возраста учатся не выражать своих эмоций. Научишься чему угодно, если от этого зависит, выживешь ты или нет.
Шарлотта встала рядом, но так, чтобы не слишком бросаться в глаза Джулии. Пен представила ее. Старуха поздоровалась без интереса.
– Решили вернуться, мэм? – обратилась Джулия к Пен все с тем же безучастным выражением в глазах и в голосе. – Теперь, когда он умер? Впрочем, вы пробудете здесь недолго, до приезда нового хозяина. – Судя по слабой нотке, все-таки проскользнувшей в ее голосе, Джулия сомневалась, что новый хозяин будет чем-то лучше прежнего.
– Нет, Джулия, я не буду здесь жить. Просто пришла по делам.
– Я могу спросить, по каким, мэм?
– Хочу поподробнее узнать об обстоятельствах смерти графа. Мне сказали, что слуги ничего не видели и ничего не знают. Но позвольте, Джулия, в этом усомниться.
Джулия меланхолично потерла глаз.
– Мы действительно ничего не знаем, – все тем же отрешенным тоном проговорила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Пен не переступала порог этого дома с тех пор, как ушла от мужа. Ей был тогда всего лишь двадцать один год.
– Уходя от графа, – сказала она Шарлотте, – я ушла и из этого дома. Помню, он еще стоял на балконе и смотрел, как я ухожу... Он не позволил мне взять с собой ни денег, ни единого украшения из тех, что мне же дарил, ни одного платья, что он купил. Я взяла только то, с чем пришла к нему.
– Он хотел, чтобы ты страдала без денег. Он, наверное, думал, что будешь вынуждена вернуться к нему.
– Я и сама бы ничего не стала брать у него. Если б он не позволил мне взять и мои вещи, я ушла бы от него в единственном платье, которое было на мне. Норн не понимал, что мне не нужны его подарки.
Лакей Пен спрыгнул с козел и помог дамам выйти из кареты. Переступая порог дома, Пен снова вспомнила, как уходила отсюда много лет назад.
В тот день шел нескончаемый дождь, но на душе у Пен было солнечно. Ощущение неожиданной свободы, казавшейся необъятной, пьянило ее, кружило ей голову. Пен не шла, а почти летела к карете, которая должна была забрать ее из этого мрачного места в дом Леклера. А у кареты стоял Джулиан. Он тогда вызвался сопровождать ее, решив, что ему удастся лучше объяснить причину разрыва графини с мужем, чем ей самой.
– Мы были так молоды. – сказала Пен. – Джулиан очень рисковал тогда, что встал на мою сторону против Глазбери. Я и представить себе не могла всей степени риска.
Пен позвонила в колокольчик.
Дверь открыл чернокожий лакей в парике и ливрее. Хотя и прошло много лет, Пен узнала его. Негр вежливо кивнул ей. Судя по выражению его глаз, он тоже узнал Пен.
– Цезарь! – Пен вошла в прихожую. – Я так рада видеть вас! Цезарь был одним из слуг, которых Глазбери привез с Ямайки много лет назад. Все эти годы Цезарь и его брат Маркус неизменно служили у графа, следуя за ним повсюду.
– Я тоже рад видеть вас, мэм! – произнес лакей, принимая у дам плащи. Взгляд его, однако, не выражал ни радости, ни каких-либо иных чувств.– Цезарь, – спросила Пен, – вам известно, когда приедет племянник графа?
– Никак нет, мэм. Мы пока не получали от него вестей.
Цезарь неизменно разговаривал со всеми отрешенно-формально. Ни его лицо, ни глаза почти никогда не выражали никаких эмоций. Подобная отстраненность нетипична для слуг, но Цезарь, как и другие чернокожие, служившие графу, очевидно, знали, что глаза – зеркало души. Слуги всегда стремились к тому, чтобы в этом зеркале ничего не отражалось.
– Цезарь, – сказала Пен, – я пробуду здесь несколько часов. Мне нужно кое с кем поговорить, в том числе и с вами. Кстати, скажите, кто еще сейчас здесь есть из тех, кого я знаю? Ваш брат здесь?
– Нет, мэм. Маркус уже успел найти себе другое место. Кроме меня и кухарки, здесь, кажется, нет никого, кого бы вы знали. Все слуги с тех пор уже давно поменялись, мэм.
– Какой кухарки? Джулии?
– Да, мэм.
– Она сейчас здесь?
– Да, мэм, на кухне. Одно время она жила в Уилтшире. Когда же его сиятельство стал жить в основном здесь, Джулия перебралась сюда.
– Я хотела бы ее видеть. Но не посылайте за ней! Я пойду сама.
Чтобы пройти на кухню, надо было спуститься по лестнице вниз. По пути Шарлотта взяла Пен за рукав.
– Пен, этот Цезарь – один из бывших рабов, как и Клео?
– Да, но Цезарь и его брат, кажется, не возражали против своего рабства. Они были очень преданы графу. Это, пожалуй, единственные слуги, которым граф мог доверять целиком и полностью. Он всегда брал их с собой, куда бы ни ехал. Другие слуги, как правило, жили в основном в Уилтшире.
– Но ведь даже до принятия закона об отмене рабства англичанам разрешалось иметь рабов лишь в колониях! В Англии рабства и тогда не было. Ступив на землю Англии, любой раб автоматически переставал быть рабом и мог быть разве что слугой. А слуга у нас имеет полное право уйти от хозяина по своей воле.
– Вскоре после того, как я ушла от графа, Джулиан вынудил его сказать им об этом. Фактически он выторговал мою свободу у графа, припугнув его тем, что донесет о том, что граф против закона держит людей в рабстве. Откуда рабы могли знать, какие в Англии законы?
– Законов они могли не знать, но неужели они не видели, какие здесь нравы? Мне кажется, если б я была рабыней, Пен, и попала вдруг в общество свободных, не могла бы я не почувствовать, что это общество свободных. Я бы сделала все, чтобы стать свободной!
– Если они и после этого не ушли от графа, значит, таков был их выбор. В конце концов, у графа они пользовались большими привилегиями, можно даже сказать, некоторой властью. Зачем им было бросать такое место?
– Как ты думаешь, Цезарь знал, что на самом деле произошло с Клео?
– Боюсь, что не только Цезарь, но и все слуги понимали, что это никакое не самоубийство.
– И молчали. Трусы!
Пен остановилась и посмотрела на сестру.
– Да, трусы. Но и я была такой же трусихой, Шарли. Я не оправдываю себя, но ты не знаешь, что это такое, Шарли, – жить в постоянном страхе. Страх способен убить все в твоей душе, убить саму душу. Не дай тебе Бог когда-нибудь испытать это, Шарли!
В кухне две молодые женщины в углу чистили какие-то большие кастрюли. У плиты сидела старая мулатка в простом коричневом платье, заплатанном переднике и красном платке, из-под которого выбивались седые пряди волос. Глаза женщины были закрыты, но, судя по ее виду, она не спала.
– Джулия! – окликнула ее Пен.
Старуха посмотрела на нее и сделала жест рукой молодым женщинам. Оставив свои кастрюли, те исчезли. Упираясь руками в колени, старуха с трудом стали подниматься.
– Сидите, Джулия, – поспешила остановить ее Пен. – Я сейчас сяду рядом с вами. – Взяв табуретку, она села рядом со старухой.
Та посмотрела на нее. Пустой, ничего не выражающий взгляд. Такой же, как у Цезаря. Как у Клео. Рабы еще с юного возраста учатся не выражать своих эмоций. Научишься чему угодно, если от этого зависит, выживешь ты или нет.
Шарлотта встала рядом, но так, чтобы не слишком бросаться в глаза Джулии. Пен представила ее. Старуха поздоровалась без интереса.
– Решили вернуться, мэм? – обратилась Джулия к Пен все с тем же безучастным выражением в глазах и в голосе. – Теперь, когда он умер? Впрочем, вы пробудете здесь недолго, до приезда нового хозяина. – Судя по слабой нотке, все-таки проскользнувшей в ее голосе, Джулия сомневалась, что новый хозяин будет чем-то лучше прежнего.
– Нет, Джулия, я не буду здесь жить. Просто пришла по делам.
– Я могу спросить, по каким, мэм?
– Хочу поподробнее узнать об обстоятельствах смерти графа. Мне сказали, что слуги ничего не видели и ничего не знают. Но позвольте, Джулия, в этом усомниться.
Джулия меланхолично потерла глаз.
– Мы действительно ничего не знаем, – все тем же отрешенным тоном проговорила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89