Несколько лет назад граф получил некое анонимное письмо, автор которого намекал, что ему известно кое-что о Глазбери, и требовал платы за молчание. Решив, что автором письма может быть только Джулиан, граф при встрече с ним вылил на него целый ушат ответных угроз. Поскольку новых писем не последовало, Глазбери решил, что угрозы его возымели действие.
Вот только Джулиан на самом деле не имел к таинственному посланию ни малейшего отношения.
– Не знаю, сэр, тонка ли у меня, как вы изволили выразиться, кишка, – спокойно отрезал Джулиан, – но графиня, насколько я знаю, весьма настроена использовать то, что ей известно, против вас. Вы можете считать тот договор нарушенным, она же по-прежнему намерена сохранять свою свободу, сэр.
Вальяжно откинувшись в кресле, граф с презрением посмотрел на Джулиана, прищурив маленькие глазки:
–Я считал вас неглупым человеком, Хэмптон. Но похоже, вы упорно не хотите замечать, что сложившаяся ситуация как нельзя кстати работает на меня. Да пусть теперь она рассказывает обо мне что угодно! Кто ей поверит после того, как о ее собственных похождениях уже стало известно на другом конце света? Кто поверит женщине, которая бросает законного мужа, графа и пэра, между прочим?! И разъезжает в компании каких-то весьма сомнительных типов, словно для нее вовсе не существует таких понятий, как верность и чувство долга? Посмотрите на все это глазами света. Не будет ли в его глазах выглядеть весьма подозрительным то, что она столько лет молчала о причине разрыва с мужем – извращенных плотских пристрастиях? Что же она только теперь, когда сама уличена в неблаговидном поведении, вдруг заговорила об этом?
Джулиан невольно поморщился. Графа, казалось, нельзя было прошибить ничем. Эта твердолобость – едва ли не самое отталкивающее в нем. Джулиан вдруг увидел грязную душонку графа во всей отвратительной наготе.
… Он стоял напротив Глазбери , глядя ему прямо в глаза. Ко сые лучи заходящего солнца золотили верхушки деревьев , легкий летний ветерок навевал прохладу. Ничто не нарушало тишины. Все в природе казалось исполненным покоя.
Наконец появился третий человек , которого ждали оба. В руках его била раскрытая коробка , в которой поблескивали два новехоньких пистолета.
– К барьеру! – послышался голос.
Заняв позицию , Джулиан тщательно прицелился и...
– Она с самого начала держала вас за идиота , Хэмптон! Уверяю вас , вам известно далеко не все...
– Вполне достаточно того, что мне известно, чтобы презирать вас, граф.
– Да! – усмехнулся тот. – Эта пташка умеет, если надо, пустить слезу! Могу себе представить, в каких красках она все это расписывала, сэр. Весьма правдоподобно. Только такой олух, как вы, мог бы поверить ей. К вашему сведению, ей нравились мои игры, она сама просила еще и еще.
...колени графа подогнулись , и его безжизненное тело упало лицом в траву...
– Я заставлю ее вернуться! – Глазбери смерил Джулиана ледяным взглядом. – И заставлю ее родить мне наследника! В этом она до сих пор упорно отказывала мне. И я бы настоятельно советовал вам, Хэмптон, хорошенько подумать, прежде чем вставать у меня на пути. С Леклером мне, возможно, еще пришлось бы повозиться, но вас я раздавлю, как червяка.
– Мне достаточно угрожали на моем веку еще и не такие, как вы, поверьте. Графиня уже не девочка, граф. Ей далеко за тридцать. Рожать в таком возрасте в первый раз чревато осложнениями.
– Мне-то что за дело до ее осложнений? Если только ребенок родится живым.
– А если родится девочка? – деловито поинтересовался Джулиан.
– Поступлю так же, как все в таких случаях, – попытаюсь еще.
«А если она вообще не сможет забеременеть?» – подумал Джулиан, но не спросил. Джулиан не знал, что будет делать граф в подобной ситуации, но ожидать можно было чего угодно. Такой, как Глазбери, не остановится ни перед чем.
Джулиан поднялся, собираясь уходить.
– Мой вам совет, граф, – произнес он, – напишите ей письмо, но не выдвигайте требований, а просто объясните, чего вы хотите. Причем как можно мягче, может, она и смягчится. Но не думайте, однако, что, если графиня начнет рассказывать о ваших проделках, ей никто не поверит. И последнее, не будьте так уверены, граф, что ситуация работает на вас. Времена изменились, ваше сиятельство! Сегодня в обществе царят более демократические настроения, чем хотелось бы вам.
К полудню на побережье лег густой туман. Судя по всему, дождя было не миновать. Небо повисло так низко, что казалось, сливалось с морем, и лишь пенные барашки волн обозначали границу между ними.
Пен сидела за столом и работала. Точнее, пыталась работать над своим памфлетом. Взгляд ее, однако, упорно возвращался к лежавшему рядом листку со списком потенциальных любовников.
Пен пыталась сосредоточиться на памфлете, но работа что-то не клеилась. Пен надела свой голубой плащ и вышла на каменную террасу. То, что еще недавно было землей и небом, казалось ей теперь пространством без верха и низа. Волны продолжали биться о берег, но туман делал шум прибоя приглушенным, словно доносившимся издалёка. Ветер, задувший как будто сразу со всех сторон, словно уносил Пен туда, где рождался из первозданного хаоса.
Пен медленно шла по берегу. Она сняла туфли. Ей нравилось ощущать босыми ногами сырой песок и холодный прибой, ласкавший ее ступни.
Ей снова вспомнился Неаполь, прогулки по морскому берегу с молодым Паоло. Младший сын знатного итальянского графа, Паоло посвятил жизнь сочинению опер и любовным похождениям (предпочитая почему-то иностранок). «Насладитесь теплом песка под вашими ногами, синьора, ощутите прохладу волн – почувствуйте разницу между ними...»
Паоло умел говорить комплименты – галантные, цветистые, немного фривольные. Пен сознавала, что все это неискренне, однако восхищение молодого ловеласа, пусть даже и наполовину наигранное, все же было ей приятно. Пен нравилось ощущать себя молодой и беспечной, хотя в глубине души она, конечно, понимала, что это лишь спектакль. Вся ее жизнь в Неаполе была спектаклем. Спектаклем, похожим на те, которые она с братьями, сестрой и Джулианом разыгрывала в детстве, изображая прекрасную даму.
Хотя нет! В тех детских играх было гораздо меньше фальши и работы на публику.
Ноги Пен уже успели замерзнуть от студеной воды. Лучше, пожалуй, вернуться, посидеть немного на том большом камне и – домой. Но где же камень? Оглянувшись вокруг, Пен вдруг обнаружила, что, сама того не заметив, зашла слишком далеко. Даже дом не был виден. К тому же там, где она находилась сейчас, песчаный пляж обрывался. Дальше шел крутой берег, поросший густой травой.
О ноги Пенелопы разбилась новая волна. Повернувшись, Пен поспешила в сторону дома.
Пен могла бы и вовсе не заметить этого человека в сплошной серой мгле, где небо словно смешивалось с землей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Вот только Джулиан на самом деле не имел к таинственному посланию ни малейшего отношения.
– Не знаю, сэр, тонка ли у меня, как вы изволили выразиться, кишка, – спокойно отрезал Джулиан, – но графиня, насколько я знаю, весьма настроена использовать то, что ей известно, против вас. Вы можете считать тот договор нарушенным, она же по-прежнему намерена сохранять свою свободу, сэр.
Вальяжно откинувшись в кресле, граф с презрением посмотрел на Джулиана, прищурив маленькие глазки:
–Я считал вас неглупым человеком, Хэмптон. Но похоже, вы упорно не хотите замечать, что сложившаяся ситуация как нельзя кстати работает на меня. Да пусть теперь она рассказывает обо мне что угодно! Кто ей поверит после того, как о ее собственных похождениях уже стало известно на другом конце света? Кто поверит женщине, которая бросает законного мужа, графа и пэра, между прочим?! И разъезжает в компании каких-то весьма сомнительных типов, словно для нее вовсе не существует таких понятий, как верность и чувство долга? Посмотрите на все это глазами света. Не будет ли в его глазах выглядеть весьма подозрительным то, что она столько лет молчала о причине разрыва с мужем – извращенных плотских пристрастиях? Что же она только теперь, когда сама уличена в неблаговидном поведении, вдруг заговорила об этом?
Джулиан невольно поморщился. Графа, казалось, нельзя было прошибить ничем. Эта твердолобость – едва ли не самое отталкивающее в нем. Джулиан вдруг увидел грязную душонку графа во всей отвратительной наготе.
… Он стоял напротив Глазбери , глядя ему прямо в глаза. Ко сые лучи заходящего солнца золотили верхушки деревьев , легкий летний ветерок навевал прохладу. Ничто не нарушало тишины. Все в природе казалось исполненным покоя.
Наконец появился третий человек , которого ждали оба. В руках его била раскрытая коробка , в которой поблескивали два новехоньких пистолета.
– К барьеру! – послышался голос.
Заняв позицию , Джулиан тщательно прицелился и...
– Она с самого начала держала вас за идиота , Хэмптон! Уверяю вас , вам известно далеко не все...
– Вполне достаточно того, что мне известно, чтобы презирать вас, граф.
– Да! – усмехнулся тот. – Эта пташка умеет, если надо, пустить слезу! Могу себе представить, в каких красках она все это расписывала, сэр. Весьма правдоподобно. Только такой олух, как вы, мог бы поверить ей. К вашему сведению, ей нравились мои игры, она сама просила еще и еще.
...колени графа подогнулись , и его безжизненное тело упало лицом в траву...
– Я заставлю ее вернуться! – Глазбери смерил Джулиана ледяным взглядом. – И заставлю ее родить мне наследника! В этом она до сих пор упорно отказывала мне. И я бы настоятельно советовал вам, Хэмптон, хорошенько подумать, прежде чем вставать у меня на пути. С Леклером мне, возможно, еще пришлось бы повозиться, но вас я раздавлю, как червяка.
– Мне достаточно угрожали на моем веку еще и не такие, как вы, поверьте. Графиня уже не девочка, граф. Ей далеко за тридцать. Рожать в таком возрасте в первый раз чревато осложнениями.
– Мне-то что за дело до ее осложнений? Если только ребенок родится живым.
– А если родится девочка? – деловито поинтересовался Джулиан.
– Поступлю так же, как все в таких случаях, – попытаюсь еще.
«А если она вообще не сможет забеременеть?» – подумал Джулиан, но не спросил. Джулиан не знал, что будет делать граф в подобной ситуации, но ожидать можно было чего угодно. Такой, как Глазбери, не остановится ни перед чем.
Джулиан поднялся, собираясь уходить.
– Мой вам совет, граф, – произнес он, – напишите ей письмо, но не выдвигайте требований, а просто объясните, чего вы хотите. Причем как можно мягче, может, она и смягчится. Но не думайте, однако, что, если графиня начнет рассказывать о ваших проделках, ей никто не поверит. И последнее, не будьте так уверены, граф, что ситуация работает на вас. Времена изменились, ваше сиятельство! Сегодня в обществе царят более демократические настроения, чем хотелось бы вам.
К полудню на побережье лег густой туман. Судя по всему, дождя было не миновать. Небо повисло так низко, что казалось, сливалось с морем, и лишь пенные барашки волн обозначали границу между ними.
Пен сидела за столом и работала. Точнее, пыталась работать над своим памфлетом. Взгляд ее, однако, упорно возвращался к лежавшему рядом листку со списком потенциальных любовников.
Пен пыталась сосредоточиться на памфлете, но работа что-то не клеилась. Пен надела свой голубой плащ и вышла на каменную террасу. То, что еще недавно было землей и небом, казалось ей теперь пространством без верха и низа. Волны продолжали биться о берег, но туман делал шум прибоя приглушенным, словно доносившимся издалёка. Ветер, задувший как будто сразу со всех сторон, словно уносил Пен туда, где рождался из первозданного хаоса.
Пен медленно шла по берегу. Она сняла туфли. Ей нравилось ощущать босыми ногами сырой песок и холодный прибой, ласкавший ее ступни.
Ей снова вспомнился Неаполь, прогулки по морскому берегу с молодым Паоло. Младший сын знатного итальянского графа, Паоло посвятил жизнь сочинению опер и любовным похождениям (предпочитая почему-то иностранок). «Насладитесь теплом песка под вашими ногами, синьора, ощутите прохладу волн – почувствуйте разницу между ними...»
Паоло умел говорить комплименты – галантные, цветистые, немного фривольные. Пен сознавала, что все это неискренне, однако восхищение молодого ловеласа, пусть даже и наполовину наигранное, все же было ей приятно. Пен нравилось ощущать себя молодой и беспечной, хотя в глубине души она, конечно, понимала, что это лишь спектакль. Вся ее жизнь в Неаполе была спектаклем. Спектаклем, похожим на те, которые она с братьями, сестрой и Джулианом разыгрывала в детстве, изображая прекрасную даму.
Хотя нет! В тех детских играх было гораздо меньше фальши и работы на публику.
Ноги Пен уже успели замерзнуть от студеной воды. Лучше, пожалуй, вернуться, посидеть немного на том большом камне и – домой. Но где же камень? Оглянувшись вокруг, Пен вдруг обнаружила, что, сама того не заметив, зашла слишком далеко. Даже дом не был виден. К тому же там, где она находилась сейчас, песчаный пляж обрывался. Дальше шел крутой берег, поросший густой травой.
О ноги Пенелопы разбилась новая волна. Повернувшись, Пен поспешила в сторону дома.
Пен могла бы и вовсе не заметить этого человека в сплошной серой мгле, где небо словно смешивалось с землей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89