Получай сполна, голубчик! Лопай! Теперь издыхай – не пожалею! А может быть, это другой, не тот?
Придется тогда собраться с силами и потерпеть: ведь сейчас он поцелует мне руку!
Нет, это ты, голубчик, жалкий дилетант, тупица, порвавший ленту моего фильма. Твое лицо – лицо судьбы. Не мрачное, не жестокое, нет – именно твое лицо, твоя скучная физиономия.
Все в нем раздражало ее, даже выдержка за рулем – стрелка спидометра словно прилипла к цифре шестьдесят. Если уж едешь в машине, то пусть стрелка все время дрожит около ста, тонкая нервная стрелка, куда более чувствительная, чем руки водителя, лежащие на руле.
Он посмотрел ей в лицо, и она трижды одарила его улыбкой. Сокращение лицевых мускулов – яд, подсыпанный заученным движением. Он принял его с благодарностью.
Битенхан. Опрятные домики рассыпаны по лесу на первый взгляд как попало, но на самом деле общий вид продуман до мелочей. Так культивируют романтику в живописных городках, приманивая туристов. Над аркой городских ворот вмурованное в кирпич ядро времен Тридцатилетней войны. Такие ядра изготовляют из цемента в мастерских Шмидта: закоптят его, облепят мхом – и вот оно уже торчит в стене: старое шведское ядро.
– Чудесный вид! – сказал он.
– О да, чудесный, – отозвалась она.
Вот и домик матери Альберта. Она развешивает во дворе белье, и Вилль бредет следом и подает ей прищепки. После обеда сюда приедет Альберт с мальчиком. Они славно отдохнут здесь. К вечеру приедет Глум, споет, наверное. А в понедельник они, может быть, поедут куда-нибудь дальше.
«Остановите машину!» – чуть не сорвалось у нее.
Но она промолчала и лишь у поворота еще раз оглянулась. Вилль терпеливо стоял с прищепками в руках, а мать Альберта, поставив на землю ярко-желтую корзину, развешивала его белую ночную рубашку. Нелла с грустью смотрела на этот флаг мира, оставшийся далеко позади, пока деревья не скрыли его.
– Прелестные места, – сказал он.
– Прелестные, – подтвердила она.
Он опять недоверчиво посмотрел на нее. Быть может, что-то в ее голосе заставило его насторожиться. Но улыбка вновь усыпила его подозрения. Женская улыбка – чудодейственный бальзам, от которого светлеют нахмуренные лица мужчин. «И вновь сияет солнце, и вновь прекрасна жизнь!» Гезелер прибавил газ, стрелка спидометра подскочила к семидесяти пяти. Он уверенно и легко брал крутые повороты, и все те же кадры мелькали на экране. «Посетите замок Брерних, жемчужину немецкого барокко в живописной долине Брера».
Внизу журчал Брер, узкий зеленый ручеек, который давно бы уже пересох, если бы к нему не подводили воду по подземной бетонной трубе. Пусть по-прежнему шумит живописный ручей, придавая идиллический вид окрестным лесам и лугам. А вот и неизбежная водяная мельница. Бодрый стук деревянного колеса – трогательная мелодия живописной долины Брера.
– Боже мой, до чего же красиво! – сказал он.
– Очень красиво, – согласилась она.
Недоверчивый взгляд, целительная улыбка, кадры сменяют друг друга. На мгновение Нелла даже забыла, что сидит рядом с Гезелером. Скука сломила ее, как внезапная болезнь. Подавляя зевоту, она через силу поддерживала «светский» разговор: только бы он не заметил, как ей скучно.
Но нет, судя по всему, он уверен, что ей очень весело слушать рассказ о том, как в результате длительных и запутанных интриг ему удалось стать редактором в «Вестнике».
Гезелер сбавил скорость. По обе стороны дороги проплывал мирный сельский пейзаж. Живые изгороди, коровы на лугу, свиньи у заборов. До плотины было уже недалеко – Брер внизу вдруг забурлил, будто дикая горная речка. Верно, смотритель плотины повернул рычаг, и свежая вода хлынула в ручей. Брер принял очередную порцию сельской идиллии. Этот фильм, как видно, был снят весьма добросовестным и усердным любителем. Серый свет, без полутонов. При таком освещении все кругом казалось плоским, словно ожили вдруг фотографии в каких-то скучных альбомах. Целая куча альбомов, и все их придется перелистать. Мертвенно-серые кадры, зафиксированные на пленке неумелой рукой, нажавшей на спусковую кнопку фотоаппарата. Точно такие же серые снимки заполняли альбомы ее школьных подруг. Пронумерованная скука, альбомы, набитые снимками, которые проявляли и печатали спесивые фотографы на модных курортах. От Фленсбурга до Медины, от Кале до Карлсбада, на протяжении всего длинного пути от одного летнего курорта до другого было увековечено решительно все, что заслуживало увековечения. Скука группами, скука в одиночку, скука в формате 8 на 8 и в формате 12 на 16, а кое-где скука в портретном формате. Вот она – Лотта на берегу Мединского залива, формат 18 на 24. Это в альбоме № 12, отражающем девичество Лотты от выпускного экзамена до помолвки. За ним следует альбом № 13 – о, мы не суеверны, – целиком посвященный свадьбе и свадебному путешествию Лотты. Скука под фатой и без фаты, скука невинная, и скука, утратившая невинность. «А вот и папа Бернгарда! Ты его уже видела?» – «Нет». – «Да что ты?!» Никому неведомый весельчак, увековеченный в формате 6 на 8. Ну, а в альбоме № 14, разумеется, прелестный малютка. Мило, боже, как мило! Дерзновенная рука гения отретушировала снимок и нанесла выразительные серые тени на личико младенца.
Он, конечно, остановит машину в самом живописном месте, полезет целоваться, потом извлечет «лейку» из портфеля. Еще один снимок для альбома: Нелла на развилке дорог. Внизу виден Брер, справа плотина в лесу, тихое озеро – сплошная идиллия. Село в долине, башня старой церкви вся в барочных завитушках и такой же старинный трактир «Голубая свинья».
– Как, вы не знаете, откуда пошло это название? Вот послушайте.
Неизбежный исторический анекдот, потом снова поцелуй, они выходят из машины, наведен аппарат.
Готово дело! Щелкнул и барочную церковь, и «Голубую свинью»…
Чудо свершилось. Вскоре из фотолаборатории принесут пачку скуки в установленном формате.
– Как мило здесь! Не правда ли?
– Да, очень мило.
Нелла часто проезжала по этой дороге, до войны – с мужем, в последние годы – с Альбертом, и ни разу еще ей здесь не было скучно. Даже церковь и «Голубая свинья» не нагоняли на нее тоску. Но сейчас ее так одолевает скука, что она больше не в силах сдерживать себя. Раздражение нарастает неудержимо, – так ползет вверх ртутный столбик термометра в жаркий летний день.
– Остановите машину, – резко сказала она, – я выйду, подышу свежим воздухом!
Он затормозил. Нелла вышла из машины, но не успела она пройти и двух шагов по направлению к лесу, как услышала за спиной щелчок и, обернувшись, увидела Гезелера, стоявшего у машины с «лейкой» в руках.
Она подошла к нему и тихо сказала:
– Дайте-ка мне пленку.
Он тупо посмотрел на нее.
– Пленку дайте, достаньте кассету!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Придется тогда собраться с силами и потерпеть: ведь сейчас он поцелует мне руку!
Нет, это ты, голубчик, жалкий дилетант, тупица, порвавший ленту моего фильма. Твое лицо – лицо судьбы. Не мрачное, не жестокое, нет – именно твое лицо, твоя скучная физиономия.
Все в нем раздражало ее, даже выдержка за рулем – стрелка спидометра словно прилипла к цифре шестьдесят. Если уж едешь в машине, то пусть стрелка все время дрожит около ста, тонкая нервная стрелка, куда более чувствительная, чем руки водителя, лежащие на руле.
Он посмотрел ей в лицо, и она трижды одарила его улыбкой. Сокращение лицевых мускулов – яд, подсыпанный заученным движением. Он принял его с благодарностью.
Битенхан. Опрятные домики рассыпаны по лесу на первый взгляд как попало, но на самом деле общий вид продуман до мелочей. Так культивируют романтику в живописных городках, приманивая туристов. Над аркой городских ворот вмурованное в кирпич ядро времен Тридцатилетней войны. Такие ядра изготовляют из цемента в мастерских Шмидта: закоптят его, облепят мхом – и вот оно уже торчит в стене: старое шведское ядро.
– Чудесный вид! – сказал он.
– О да, чудесный, – отозвалась она.
Вот и домик матери Альберта. Она развешивает во дворе белье, и Вилль бредет следом и подает ей прищепки. После обеда сюда приедет Альберт с мальчиком. Они славно отдохнут здесь. К вечеру приедет Глум, споет, наверное. А в понедельник они, может быть, поедут куда-нибудь дальше.
«Остановите машину!» – чуть не сорвалось у нее.
Но она промолчала и лишь у поворота еще раз оглянулась. Вилль терпеливо стоял с прищепками в руках, а мать Альберта, поставив на землю ярко-желтую корзину, развешивала его белую ночную рубашку. Нелла с грустью смотрела на этот флаг мира, оставшийся далеко позади, пока деревья не скрыли его.
– Прелестные места, – сказал он.
– Прелестные, – подтвердила она.
Он опять недоверчиво посмотрел на нее. Быть может, что-то в ее голосе заставило его насторожиться. Но улыбка вновь усыпила его подозрения. Женская улыбка – чудодейственный бальзам, от которого светлеют нахмуренные лица мужчин. «И вновь сияет солнце, и вновь прекрасна жизнь!» Гезелер прибавил газ, стрелка спидометра подскочила к семидесяти пяти. Он уверенно и легко брал крутые повороты, и все те же кадры мелькали на экране. «Посетите замок Брерних, жемчужину немецкого барокко в живописной долине Брера».
Внизу журчал Брер, узкий зеленый ручеек, который давно бы уже пересох, если бы к нему не подводили воду по подземной бетонной трубе. Пусть по-прежнему шумит живописный ручей, придавая идиллический вид окрестным лесам и лугам. А вот и неизбежная водяная мельница. Бодрый стук деревянного колеса – трогательная мелодия живописной долины Брера.
– Боже мой, до чего же красиво! – сказал он.
– Очень красиво, – согласилась она.
Недоверчивый взгляд, целительная улыбка, кадры сменяют друг друга. На мгновение Нелла даже забыла, что сидит рядом с Гезелером. Скука сломила ее, как внезапная болезнь. Подавляя зевоту, она через силу поддерживала «светский» разговор: только бы он не заметил, как ей скучно.
Но нет, судя по всему, он уверен, что ей очень весело слушать рассказ о том, как в результате длительных и запутанных интриг ему удалось стать редактором в «Вестнике».
Гезелер сбавил скорость. По обе стороны дороги проплывал мирный сельский пейзаж. Живые изгороди, коровы на лугу, свиньи у заборов. До плотины было уже недалеко – Брер внизу вдруг забурлил, будто дикая горная речка. Верно, смотритель плотины повернул рычаг, и свежая вода хлынула в ручей. Брер принял очередную порцию сельской идиллии. Этот фильм, как видно, был снят весьма добросовестным и усердным любителем. Серый свет, без полутонов. При таком освещении все кругом казалось плоским, словно ожили вдруг фотографии в каких-то скучных альбомах. Целая куча альбомов, и все их придется перелистать. Мертвенно-серые кадры, зафиксированные на пленке неумелой рукой, нажавшей на спусковую кнопку фотоаппарата. Точно такие же серые снимки заполняли альбомы ее школьных подруг. Пронумерованная скука, альбомы, набитые снимками, которые проявляли и печатали спесивые фотографы на модных курортах. От Фленсбурга до Медины, от Кале до Карлсбада, на протяжении всего длинного пути от одного летнего курорта до другого было увековечено решительно все, что заслуживало увековечения. Скука группами, скука в одиночку, скука в формате 8 на 8 и в формате 12 на 16, а кое-где скука в портретном формате. Вот она – Лотта на берегу Мединского залива, формат 18 на 24. Это в альбоме № 12, отражающем девичество Лотты от выпускного экзамена до помолвки. За ним следует альбом № 13 – о, мы не суеверны, – целиком посвященный свадьбе и свадебному путешествию Лотты. Скука под фатой и без фаты, скука невинная, и скука, утратившая невинность. «А вот и папа Бернгарда! Ты его уже видела?» – «Нет». – «Да что ты?!» Никому неведомый весельчак, увековеченный в формате 6 на 8. Ну, а в альбоме № 14, разумеется, прелестный малютка. Мило, боже, как мило! Дерзновенная рука гения отретушировала снимок и нанесла выразительные серые тени на личико младенца.
Он, конечно, остановит машину в самом живописном месте, полезет целоваться, потом извлечет «лейку» из портфеля. Еще один снимок для альбома: Нелла на развилке дорог. Внизу виден Брер, справа плотина в лесу, тихое озеро – сплошная идиллия. Село в долине, башня старой церкви вся в барочных завитушках и такой же старинный трактир «Голубая свинья».
– Как, вы не знаете, откуда пошло это название? Вот послушайте.
Неизбежный исторический анекдот, потом снова поцелуй, они выходят из машины, наведен аппарат.
Готово дело! Щелкнул и барочную церковь, и «Голубую свинью»…
Чудо свершилось. Вскоре из фотолаборатории принесут пачку скуки в установленном формате.
– Как мило здесь! Не правда ли?
– Да, очень мило.
Нелла часто проезжала по этой дороге, до войны – с мужем, в последние годы – с Альбертом, и ни разу еще ей здесь не было скучно. Даже церковь и «Голубая свинья» не нагоняли на нее тоску. Но сейчас ее так одолевает скука, что она больше не в силах сдерживать себя. Раздражение нарастает неудержимо, – так ползет вверх ртутный столбик термометра в жаркий летний день.
– Остановите машину, – резко сказала она, – я выйду, подышу свежим воздухом!
Он затормозил. Нелла вышла из машины, но не успела она пройти и двух шагов по направлению к лесу, как услышала за спиной щелчок и, обернувшись, увидела Гезелера, стоявшего у машины с «лейкой» в руках.
Она подошла к нему и тихо сказала:
– Дайте-ка мне пленку.
Он тупо посмотрел на нее.
– Пленку дайте, достаньте кассету!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85