Одинокого и печального, потому что, если мужчина безумно влюблен в женщину, если думает только о ней, если она как заноза в его сердце, даже если дни и ночи он проводит с другими, все равно он одинок — лишь она, единственная, может развеять его грусть, спасти от тоски, стать подругой и утешением.
Увидев Убалдо у своих ног, Ромилда растаяла, собрала вещи, но предупредила:
Ради тебя я бросила мужа, но не могу бросить сына, с ним я не расстанусь.
Он будет и моим сыном, поклялся Кападосио с дрожью в голосе, прижав руку к груди. Да будь их даже трое или четверо, он и тогда бы согласился, так ему хотелось видеть Ромилду в своей постели, ласкать ее грудь, гладить ее бедра. Приводи сына, приводи племянника, приводи всю семью, если хочешь!
Второго, названного Данте, в честь поэта, Кападосио и Валделиси усыновили после смерти его матери, когда младенцу исполнилось шесть месяцев, и он едва не умер от жесточайшей дизентерии. Отец ребенка, известный забияка и пьяница Бернардо Сабенса, не проявлял никакого желания заботиться о сыне, тем более таком больном.
Что касается третьего, которому дали прозвище Хомячок за необыкновенную прожорливость, то Валделиси и Кападосио не знали ни его родителей, ни возраста, ни имени — они нашли его на дороге, в сертане, где он ел глину, чтобы хоть как-то заглушить голод. Изучив черты и привычки Хомячка: светлые волосы, голубые глаза, ловкие руки, которыми он хватал все, до чего мог дотянуться, — Валделиси, доморощенный психолог, пришла к выводу, что его отец — фазендейро или адвокат, в общем, человек благородного происхождения.
А темная кожа досталась ему от матери. Для тех, кого интересуют детали, добавлю, что дом Убалдо и прекрасной Ромилды стоит в городе Лагарто в штате Сержипи, тогда как резиденция четы Валделиси-Кападосио находится в переулке Бараунас в городе Амаргозо в Баие. Там же, в штате Баия, в пригороде города Жекиэ тоскует в одиночестве юная Розеклер.
Убалдо Кападосио попрощался со всеми тремя, вернее, сказал до свидания, потому что навсегда прощаются только с покойниками, и отправился покорять достославный штат Алагоас, где человеческая жизнь ценится низко, зато поэзия — высоко, и хороший поэт может получить там признание, заработать деньги и, если он не робкого десятка, согреть постель какой-нибудь хорошенькой смуглянки.
Путешествие по сертану Алогоаса удалось на славу. Праздники, ярмарки, крестины и даже церковные торжества в Арапираке. Убалдо Кападосио с чемоданчиком, где лежали его сочинения, гармоникой и гитарой шел из города в город, зарабатывая денежки, разбивая сердца. Наконец, он достиг реки Сан-Франсиско, долго шел по берегу и попал в Пираньяс, город, знаменитый своей архитектурой и красотой окрестностей, а также тем, что когда-то его граждане отбили нападение банды Лампиана — подвиг, воспетый поэтами того времени. В общем, у жителей Пираньяса были причины гордиться своим городом.
Да прибавьте сюда тот факт, что за его неприступными каменными стенами обитали уже упомянутый капитан Линдолфо Эзекиэл и его законная супруга Сабо, о которой я тоже однажды обмолвился, но она, конечно же, заслуживает куда большего внимания за грацию ее тела, танцующую походку, пышные бедра (просто восторг!), ямочки на щеках, губы, которые эта чертовка покусывала, чтобы они стали еще краснее и чтобы сказать: ну же, возьми меня, я согласна, если б я могла, ах! и еще много всякого и разного. Сабо была не женщиной, а дьявольским искушением для мужчин Пираньяса. Но у кого хватит смелости откликнуться на ее призыв? Пираньяс — земля настоящих мужчин, всеми признанных храбрецов, но Линдолфо Эзекиэл сильно поубавил их число, застрелив одних по приказу и за деньги богачей, чтобы прокормить себя и обеспечить безбедное существование своей кокетки-жены, других — по собственной воле, бесплатно, потому лишь, что заподозрил покойников в намерении осквернить целомудренную Сабо. Ведь по мнению ее мужа, ревнивого, но справедливого, Сабо была невинной голубкой, наивной и безобидной.
Трубадур Убалдо Кападосио не раз попадал в трудное положение из-за женщин. Он выпрыгивал из окон, убегал через заборы, перелезал стены, скрывался в лесной чаще, врывался в чужие дома, моля о помощи, нырял в реку Парагуасу; однажды в него стреляли почти в упор, но Шангу, его святой, защитил поэта, и, хотя мститель был военным и чемпионом по стрельбе, он промахнулся. Едва прибыв в Пираньяс, Кападосио тут же оказался в постели Сабо, постели, которая после церемонии у падре и судьи принадлежала также Линдолфо Эзекиэлу. Линдолфо как раз не было дома: получив заказ от одного депутата, он уехал в дальний округ Алагоаса, где жила жертва.
— Путь открыт, сказала Сабо, ей приходилось поторапливаться, бедняжке.
А ведь кое-кто предупреждал нашего трубадура о смертельной опасности например, любитель лубочной поэзии и одновременно хозяин пансиона, где поселился Убалдо: лучше тебе бежать отсюда, приятель, на счету Линдолфо Эзекиэла больше тридцати трупов, и это не считая тех, кого он отправил на тот свет, еще не став знаменитостью. Убалдо не поверил: эти алагоанцы слишком пылкие патриоты, а, кроме того, из-за такой женщины стоило пойти на риск.
Многие видели, как Кападосио вошел в дом Сабо в сумерках и оставался там почти до обеда, потому что красотке все было мало, она просила еще и еще, а наш бард, встретив такую ненасытность, хотел продемонстрировать все, на что способен: не только силу и пыл, но и всякие изысканные штучки, которым научился у профессиональных проституток — среди них была даже одна француженка — и стал изощренным любовником.
Никто так и не узнал, почему Линдолфо Эзекиэл передумал и вернулся в Пираньяс в разгар шумной воскресной ярмарки, в тот самый момент, когда усталые любовники слились в последний раз, полные нежности и печали из-за предстоящей разлуки. Бандит ворвался с револьвером в руке, задыхаясь и рыча, что кастрирует негодяя, а потом пристрелит его на рыночной площади. За ним по пятам бежала толпа зевак, до крайности возбужденная угрозами, и все это очень напоминало мистерию о распятии Христа.
Как только Линдолфо распахнул дверь, Сабо сразу поняла, что сейчас будет:
— Это мой муж, сказала она и тихонько рассмеялась.
По привычке, отработанной годами, Убалдо стал искать, чем бы прикрыть наготу, так как не был эксгибиционистом и на публике появлялся всегда прилично одетым. В спешке под руку ему попалась коротенькая розовая сорочка Сабо, и он натянул ее через голову. Кападосио был мужчиной богатырского сложения, и сорочка едва доходила ему до пупка. Но голым, вопреки измышлениям злопыхателей, он не был. Убалдо выпрыгнул из окна, когда рогоносец, с револьвером в руке, уже ворвался в комнату.
1 2 3
Увидев Убалдо у своих ног, Ромилда растаяла, собрала вещи, но предупредила:
Ради тебя я бросила мужа, но не могу бросить сына, с ним я не расстанусь.
Он будет и моим сыном, поклялся Кападосио с дрожью в голосе, прижав руку к груди. Да будь их даже трое или четверо, он и тогда бы согласился, так ему хотелось видеть Ромилду в своей постели, ласкать ее грудь, гладить ее бедра. Приводи сына, приводи племянника, приводи всю семью, если хочешь!
Второго, названного Данте, в честь поэта, Кападосио и Валделиси усыновили после смерти его матери, когда младенцу исполнилось шесть месяцев, и он едва не умер от жесточайшей дизентерии. Отец ребенка, известный забияка и пьяница Бернардо Сабенса, не проявлял никакого желания заботиться о сыне, тем более таком больном.
Что касается третьего, которому дали прозвище Хомячок за необыкновенную прожорливость, то Валделиси и Кападосио не знали ни его родителей, ни возраста, ни имени — они нашли его на дороге, в сертане, где он ел глину, чтобы хоть как-то заглушить голод. Изучив черты и привычки Хомячка: светлые волосы, голубые глаза, ловкие руки, которыми он хватал все, до чего мог дотянуться, — Валделиси, доморощенный психолог, пришла к выводу, что его отец — фазендейро или адвокат, в общем, человек благородного происхождения.
А темная кожа досталась ему от матери. Для тех, кого интересуют детали, добавлю, что дом Убалдо и прекрасной Ромилды стоит в городе Лагарто в штате Сержипи, тогда как резиденция четы Валделиси-Кападосио находится в переулке Бараунас в городе Амаргозо в Баие. Там же, в штате Баия, в пригороде города Жекиэ тоскует в одиночестве юная Розеклер.
Убалдо Кападосио попрощался со всеми тремя, вернее, сказал до свидания, потому что навсегда прощаются только с покойниками, и отправился покорять достославный штат Алагоас, где человеческая жизнь ценится низко, зато поэзия — высоко, и хороший поэт может получить там признание, заработать деньги и, если он не робкого десятка, согреть постель какой-нибудь хорошенькой смуглянки.
Путешествие по сертану Алогоаса удалось на славу. Праздники, ярмарки, крестины и даже церковные торжества в Арапираке. Убалдо Кападосио с чемоданчиком, где лежали его сочинения, гармоникой и гитарой шел из города в город, зарабатывая денежки, разбивая сердца. Наконец, он достиг реки Сан-Франсиско, долго шел по берегу и попал в Пираньяс, город, знаменитый своей архитектурой и красотой окрестностей, а также тем, что когда-то его граждане отбили нападение банды Лампиана — подвиг, воспетый поэтами того времени. В общем, у жителей Пираньяса были причины гордиться своим городом.
Да прибавьте сюда тот факт, что за его неприступными каменными стенами обитали уже упомянутый капитан Линдолфо Эзекиэл и его законная супруга Сабо, о которой я тоже однажды обмолвился, но она, конечно же, заслуживает куда большего внимания за грацию ее тела, танцующую походку, пышные бедра (просто восторг!), ямочки на щеках, губы, которые эта чертовка покусывала, чтобы они стали еще краснее и чтобы сказать: ну же, возьми меня, я согласна, если б я могла, ах! и еще много всякого и разного. Сабо была не женщиной, а дьявольским искушением для мужчин Пираньяса. Но у кого хватит смелости откликнуться на ее призыв? Пираньяс — земля настоящих мужчин, всеми признанных храбрецов, но Линдолфо Эзекиэл сильно поубавил их число, застрелив одних по приказу и за деньги богачей, чтобы прокормить себя и обеспечить безбедное существование своей кокетки-жены, других — по собственной воле, бесплатно, потому лишь, что заподозрил покойников в намерении осквернить целомудренную Сабо. Ведь по мнению ее мужа, ревнивого, но справедливого, Сабо была невинной голубкой, наивной и безобидной.
Трубадур Убалдо Кападосио не раз попадал в трудное положение из-за женщин. Он выпрыгивал из окон, убегал через заборы, перелезал стены, скрывался в лесной чаще, врывался в чужие дома, моля о помощи, нырял в реку Парагуасу; однажды в него стреляли почти в упор, но Шангу, его святой, защитил поэта, и, хотя мститель был военным и чемпионом по стрельбе, он промахнулся. Едва прибыв в Пираньяс, Кападосио тут же оказался в постели Сабо, постели, которая после церемонии у падре и судьи принадлежала также Линдолфо Эзекиэлу. Линдолфо как раз не было дома: получив заказ от одного депутата, он уехал в дальний округ Алагоаса, где жила жертва.
— Путь открыт, сказала Сабо, ей приходилось поторапливаться, бедняжке.
А ведь кое-кто предупреждал нашего трубадура о смертельной опасности например, любитель лубочной поэзии и одновременно хозяин пансиона, где поселился Убалдо: лучше тебе бежать отсюда, приятель, на счету Линдолфо Эзекиэла больше тридцати трупов, и это не считая тех, кого он отправил на тот свет, еще не став знаменитостью. Убалдо не поверил: эти алагоанцы слишком пылкие патриоты, а, кроме того, из-за такой женщины стоило пойти на риск.
Многие видели, как Кападосио вошел в дом Сабо в сумерках и оставался там почти до обеда, потому что красотке все было мало, она просила еще и еще, а наш бард, встретив такую ненасытность, хотел продемонстрировать все, на что способен: не только силу и пыл, но и всякие изысканные штучки, которым научился у профессиональных проституток — среди них была даже одна француженка — и стал изощренным любовником.
Никто так и не узнал, почему Линдолфо Эзекиэл передумал и вернулся в Пираньяс в разгар шумной воскресной ярмарки, в тот самый момент, когда усталые любовники слились в последний раз, полные нежности и печали из-за предстоящей разлуки. Бандит ворвался с револьвером в руке, задыхаясь и рыча, что кастрирует негодяя, а потом пристрелит его на рыночной площади. За ним по пятам бежала толпа зевак, до крайности возбужденная угрозами, и все это очень напоминало мистерию о распятии Христа.
Как только Линдолфо распахнул дверь, Сабо сразу поняла, что сейчас будет:
— Это мой муж, сказала она и тихонько рассмеялась.
По привычке, отработанной годами, Убалдо стал искать, чем бы прикрыть наготу, так как не был эксгибиционистом и на публике появлялся всегда прилично одетым. В спешке под руку ему попалась коротенькая розовая сорочка Сабо, и он натянул ее через голову. Кападосио был мужчиной богатырского сложения, и сорочка едва доходила ему до пупка. Но голым, вопреки измышлениям злопыхателей, он не был. Убалдо выпрыгнул из окна, когда рогоносец, с револьвером в руке, уже ворвался в комнату.
1 2 3