Ехать оказалось некуда, нигде их не ждали.
После нескольких лет, проведенных в заключении, мечтающие о свободе пленники вдруг поняли, что им некуда деваться. У всех возникали подобные проблемы: родственники жили или в Японии, или вместе с ними. Мало у кого имелась родня на востоке, но, поскольку японцам по-прежнему предлагали работу на военных заводах, никто не желал отправляться на восток — неизвестно, что встретит их на новом месте.
— Так куда же нам деваться? — спрашивала Рэйко, обсуждая с семьей неожиданно возникшую проблему. В Пало-Альто у них не осталось ничего.
— Почему бы вам не написать родственникам в Нью-Йорк и Нью-Джерси? — предложила Хироко. Так Рэйко и сделала. Вскоре пришел ответ — родственники соглашались принять их. Двоюродная сестра Рэйко из Нью-Джерси работала медсестрой и пообещала подыскать Рэйко работу. Все казалось таким простым, что Рэйко только удивлялась, почему не решилась отправиться туда сразу же. Но, разумеется, к тому времени, как они поняли, что отъезд необходим, их уже лишили свободы передвижения. «Добровольное переселение» в начале казавшееся бессмысленным, три года спустя, после всего, что они узнали и испытали, стало представляться единственным шансом.
Восемнадцатого декабря верховный суд принял решение по делу японцев, объявив противозаконными любые попытки содержать под стражей «преданных» граждан против их воли. Но правительство уже совершило такое преступление два с половиной года назад, и теперь вернуть прошлое не представлялось возможным. Большинство людей сомневались, смогут ли они вернуться к обычной жизни. Им было некуда идти, невозможно добраться до прежних мест жительства — правда, администрация лагерей пообещала выдать им по двадцать пять долларов на переезд. У всех семей возникали такие же проблемы, как у Танака, или еще хуже.
До Рождества осталась всего неделя, а Рэйко с детьми никак не могли решить, что предпринять. Они собирались в Нью-Джерси и, конечно, хотели, чтобы Хироко присоединилась к ним. Размышляя об этом, Хироко вдруг заметила, что и Салли стала подавленной и серьезной. Каждому из них требовалось принять решение. Горе и потрясение объединили их, и предстоящее расставание казалось еще большим горем. По крайней мере у Хироко был Тойо — единственная радость в ее жизни, ее малыш.
Наконец, тщательно все обдумав, она серьезно поговорила с Рэйко. Она останется здесь — не в лагере, а на Западном побережье, если сможет найти работу. В последнем Хироко не была уверена. Она не закончила учебу, и, хотя проработала медсестрой два года, без диплома ее не приняли бы ни в одну больницу. Ей придется подыскать себе что-нибудь попроще.
— Но почему ты не хочешь уехать с нами? — Рэйко встревожилась, услышав, какое решение приняла Хироко.
— Я хочу остаться здесь. — тихо произнесла она, — на случай, если Питер вернется. И потом, когда война закончится, я должна уехать в Японию как можно скорее. — Прошло уже четыре месяца с тех пор, как она получила последнее письмо от Питера, и теперь не сомневалась в самом худшем.
Она редко говорила об этом, но мысленно терялась в догадках и молилась, чтобы Питер оказался жив. Хироко верила в это — не только ради себя, но и ради Тойо.
— Если что-нибудь случится, если ты не найдешь работу или… — Рэйко не хотелось произносить слова «если Питер погиб», но мысленно она добавила их, — что бы ни случилось, приезжай в Нью-Джерси. Мои родственники будут рады принять тебя, и, как только я получу работу, мы постараемся найти себе отдельное жилье. — Ей была необходима всего одна спальня для себя и девочек.
— Спасибо, тетя Рэй, — произнесла Хироко. Женщины обнялись и заплакали. Они так много пережили вместе. Хироко приехала в Америку, чтобы провести здесь год, научиться новым обычаям, а вышло так, что она пробыла в Штатах три с половиной года. Оглядываясь назад, она думала, что живет здесь целую вечность.
Девочки с разочарованием услышали о том, что Хироко не едет с ними, и все Рождество пытались переубедить ее. Отъезд намечался после Нового года. Кое-кто из бывших пленников уже уехал, но многие отказались. Старики объясняли, что им некуда идти, у многих не осталось родственников, лагерь стал их единственным домом. Понемногу до лагеря доходили наводящие ужас рассказы от уехавших людей — о том, что вещи не сохранились, автомобили были угнаны с государственных стоянок, склады оказались разграбленными. Большинство эвакуированных лишились всего имущества. Слушая об этом, Хироко вспомнила о кукольном домике Тами. В двенадцать лет ей было уже поздновато играть в куклы, но домик мог стать чудесной памятью о ее детстве. Рэйко плакала, вспоминая обо всех фотографиях и памятных вещах, которые значили для нее еще больше теперь, после смерти Кена и Така. На складе остались и ее свадебные фотографии, и все снимки Кена. Рэйко разразилась слезами, поняв, что у нее осталась единственная фотография сына — та, на которой он был снят в мундире на Гавайях.
— Не думай об этом, — попыталась утешить ее Хироко.
Но а эти дни им то и дело приходилось задумываться.
Вечером на Рождество, подарив Салли колечко, собственноручно сделанное из позолоченной проволоки и крошечного кусочка бирюзы, найденного в горах, Тадаси решил серьезно поговорить с девушкой. Ему хотелось знать, чем она намерена заняться в будущем.
— О чем ты? — удивленно спросила она, и Тадаси улыбнулся. Они встречались уже целый год, с тех пор как умер ее отец, но будь он помоложе, Тадаси назвал бы эти встречи «дружбой». — Ты имеешь в виду учебу? — добавила Салли, смущенная и расстроенная предстоящим расставанием. Она ходила как тень несколько недель подряд: у свободы был лишь один недостаток — необходимость расстаться с Тадаси.
— Нет, я говорю о нас. — Улыбнувшись, он взял ее за руку, Салли вскоре должно было исполниться восемнадцать лет, она почти закончила школу, вернее, должна была закончить ее в Нью-Джерси. — Чем ты хочешь заняться, Салли?
Поступить в колледж в Нью-Джерси?
Салли еще не задумывалась о колледже, больше всего желая обрести свободу.
— Не знаю. Вряд ли мне захочется продолжать учебу, — честно призналась она. Она всегда была откровенна с Тадаси и могла говорить с ним обо всем. Салли любила его за мягкость и доброту. — Знаю, папа учился, и мама, вероятно, захочет, чтобы я поступила в колледж, как только мы уедем отсюда. Но я сама еще ничего не знаю, и хочу только… — Ее глаза наполнились слезами: недели страха и горя дали о себе знать. Ей вновь вспомнились гибель Кена, смерть отца, а теперь предстояло потерять Тадаси. Почему она теряет близких? Почему они бросают ее? От боли Салли едва могла дышать, представляя себе, как покинет озеро Тьюл без Тадаси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
После нескольких лет, проведенных в заключении, мечтающие о свободе пленники вдруг поняли, что им некуда деваться. У всех возникали подобные проблемы: родственники жили или в Японии, или вместе с ними. Мало у кого имелась родня на востоке, но, поскольку японцам по-прежнему предлагали работу на военных заводах, никто не желал отправляться на восток — неизвестно, что встретит их на новом месте.
— Так куда же нам деваться? — спрашивала Рэйко, обсуждая с семьей неожиданно возникшую проблему. В Пало-Альто у них не осталось ничего.
— Почему бы вам не написать родственникам в Нью-Йорк и Нью-Джерси? — предложила Хироко. Так Рэйко и сделала. Вскоре пришел ответ — родственники соглашались принять их. Двоюродная сестра Рэйко из Нью-Джерси работала медсестрой и пообещала подыскать Рэйко работу. Все казалось таким простым, что Рэйко только удивлялась, почему не решилась отправиться туда сразу же. Но, разумеется, к тому времени, как они поняли, что отъезд необходим, их уже лишили свободы передвижения. «Добровольное переселение» в начале казавшееся бессмысленным, три года спустя, после всего, что они узнали и испытали, стало представляться единственным шансом.
Восемнадцатого декабря верховный суд принял решение по делу японцев, объявив противозаконными любые попытки содержать под стражей «преданных» граждан против их воли. Но правительство уже совершило такое преступление два с половиной года назад, и теперь вернуть прошлое не представлялось возможным. Большинство людей сомневались, смогут ли они вернуться к обычной жизни. Им было некуда идти, невозможно добраться до прежних мест жительства — правда, администрация лагерей пообещала выдать им по двадцать пять долларов на переезд. У всех семей возникали такие же проблемы, как у Танака, или еще хуже.
До Рождества осталась всего неделя, а Рэйко с детьми никак не могли решить, что предпринять. Они собирались в Нью-Джерси и, конечно, хотели, чтобы Хироко присоединилась к ним. Размышляя об этом, Хироко вдруг заметила, что и Салли стала подавленной и серьезной. Каждому из них требовалось принять решение. Горе и потрясение объединили их, и предстоящее расставание казалось еще большим горем. По крайней мере у Хироко был Тойо — единственная радость в ее жизни, ее малыш.
Наконец, тщательно все обдумав, она серьезно поговорила с Рэйко. Она останется здесь — не в лагере, а на Западном побережье, если сможет найти работу. В последнем Хироко не была уверена. Она не закончила учебу, и, хотя проработала медсестрой два года, без диплома ее не приняли бы ни в одну больницу. Ей придется подыскать себе что-нибудь попроще.
— Но почему ты не хочешь уехать с нами? — Рэйко встревожилась, услышав, какое решение приняла Хироко.
— Я хочу остаться здесь. — тихо произнесла она, — на случай, если Питер вернется. И потом, когда война закончится, я должна уехать в Японию как можно скорее. — Прошло уже четыре месяца с тех пор, как она получила последнее письмо от Питера, и теперь не сомневалась в самом худшем.
Она редко говорила об этом, но мысленно терялась в догадках и молилась, чтобы Питер оказался жив. Хироко верила в это — не только ради себя, но и ради Тойо.
— Если что-нибудь случится, если ты не найдешь работу или… — Рэйко не хотелось произносить слова «если Питер погиб», но мысленно она добавила их, — что бы ни случилось, приезжай в Нью-Джерси. Мои родственники будут рады принять тебя, и, как только я получу работу, мы постараемся найти себе отдельное жилье. — Ей была необходима всего одна спальня для себя и девочек.
— Спасибо, тетя Рэй, — произнесла Хироко. Женщины обнялись и заплакали. Они так много пережили вместе. Хироко приехала в Америку, чтобы провести здесь год, научиться новым обычаям, а вышло так, что она пробыла в Штатах три с половиной года. Оглядываясь назад, она думала, что живет здесь целую вечность.
Девочки с разочарованием услышали о том, что Хироко не едет с ними, и все Рождество пытались переубедить ее. Отъезд намечался после Нового года. Кое-кто из бывших пленников уже уехал, но многие отказались. Старики объясняли, что им некуда идти, у многих не осталось родственников, лагерь стал их единственным домом. Понемногу до лагеря доходили наводящие ужас рассказы от уехавших людей — о том, что вещи не сохранились, автомобили были угнаны с государственных стоянок, склады оказались разграбленными. Большинство эвакуированных лишились всего имущества. Слушая об этом, Хироко вспомнила о кукольном домике Тами. В двенадцать лет ей было уже поздновато играть в куклы, но домик мог стать чудесной памятью о ее детстве. Рэйко плакала, вспоминая обо всех фотографиях и памятных вещах, которые значили для нее еще больше теперь, после смерти Кена и Така. На складе остались и ее свадебные фотографии, и все снимки Кена. Рэйко разразилась слезами, поняв, что у нее осталась единственная фотография сына — та, на которой он был снят в мундире на Гавайях.
— Не думай об этом, — попыталась утешить ее Хироко.
Но а эти дни им то и дело приходилось задумываться.
Вечером на Рождество, подарив Салли колечко, собственноручно сделанное из позолоченной проволоки и крошечного кусочка бирюзы, найденного в горах, Тадаси решил серьезно поговорить с девушкой. Ему хотелось знать, чем она намерена заняться в будущем.
— О чем ты? — удивленно спросила она, и Тадаси улыбнулся. Они встречались уже целый год, с тех пор как умер ее отец, но будь он помоложе, Тадаси назвал бы эти встречи «дружбой». — Ты имеешь в виду учебу? — добавила Салли, смущенная и расстроенная предстоящим расставанием. Она ходила как тень несколько недель подряд: у свободы был лишь один недостаток — необходимость расстаться с Тадаси.
— Нет, я говорю о нас. — Улыбнувшись, он взял ее за руку, Салли вскоре должно было исполниться восемнадцать лет, она почти закончила школу, вернее, должна была закончить ее в Нью-Джерси. — Чем ты хочешь заняться, Салли?
Поступить в колледж в Нью-Джерси?
Салли еще не задумывалась о колледже, больше всего желая обрести свободу.
— Не знаю. Вряд ли мне захочется продолжать учебу, — честно призналась она. Она всегда была откровенна с Тадаси и могла говорить с ним обо всем. Салли любила его за мягкость и доброту. — Знаю, папа учился, и мама, вероятно, захочет, чтобы я поступила в колледж, как только мы уедем отсюда. Но я сама еще ничего не знаю, и хочу только… — Ее глаза наполнились слезами: недели страха и горя дали о себе знать. Ей вновь вспомнились гибель Кена, смерть отца, а теперь предстояло потерять Тадаси. Почему она теряет близких? Почему они бросают ее? От боли Салли едва могла дышать, представляя себе, как покинет озеро Тьюл без Тадаси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87