Отважный миссионер сказал, что был счастлив оказать услугу случайно повстречавшейся Розе Мукдена и познакомиться с храбрым Буль-де-Соном.
— Не забывайте, Янка — моя воспитанница и я по-отечески люблю ее. Я был готов дать ей пристанище, если бы мы вас не нашли. Теперь я вижу, что оставляю ее в надежных руках. Я доволен.
С этими словами миссионер ушел. Скорее всего он отправится на поиски несчастных, которые нуждаются в его помощи.
После завтрака Редон и Буль-де-Сон пошли прогуляться в город. Репортер решил сообщить наконец молодому человеку о том, что их ожидало.
— А что, если мы удерем? Найдем лошадей, у вас ведь остались деньги?.. И быстренько доберемся до России.
— Вы забываете, мой юный друг, что Солиньяк поручился за меня, да и я сам дал слово. Не будем уподобляться бедному Вуонг-Таю.
— Корейцу? Интересно, что с ним стало?
— Понятия не имею, но предчувствую, что судьба его незавидна. Услышим ли мы когда-нибудь о нем? Он замахнулся на дело, которое очень трудно осуществить: восстановить независимость Кореи. Эта задача может стать непосильной, ведь его страна лежит между Россией, Китаем и Японией.
— Остается только пожелать ему удачи! — беспечно произнес юноша. — Честно говоря, судьба корейца меня мало волнует. Хотя должен признать, что этот Вуонг-Тай — отчаянный человек.
В это мгновение какой-то камешек, описав в воздухе дугу, упал к ногам говорящих.
— Смотрите-ка! Там бумажка! — воскликнул Буль-де-Сон.
Редон поднял камень и увидел, что к нему действительно крепко привязан какой-то листок. Развернув, репортер прочитал написанный печатными буквами текст:
«Брат, иди в Сеул. Час борьбы пробил. Победа или смерть. Ты станешь свободным или погибнешь».
В письме не оказалось подписи, но сомнений не оставалось: это было послание Вуонг-Тая.
— Вот те на! — рассмеялся Редон. — А знаешь, если Вуонг-Тай станет императором Кореи, он может помочь нам выпутаться из этой истории.
— Не думаю! — юноша.
— Я тоже, — пробормотал журналист.
Друзья вернулись в приют. Просторные залы большого деревянного строения купались в золотистых лучах солнца. Солиньяк, поджидавший Редона, тотчас вышел навстречу и сказал:
— Хорошие новости! Наш японец — отличный малый. Он поверил в то, что вы попались по ошибке, и разрешил нам ехать в Сеул вместе. Единственное, он выделил нам в сопровождение — так положено — одного капрала, который поедет с нами, а в Сеуле доставит вас к командующему. Кроме того, он передал объяснительное письмо, в котором просит о помиловании.
— Не сомневаюсь, что все это только благодаря вам, дорогой друг.
— Может быть. Но еще и здравому смыслу японцев, их доброте и порядочности, которые не так уж и редки.
Граф предусмотрел все необходимое для путешествия: два огромных фургона, запряженных шестью лошадьми каждый, повезут друзей до Ялу, где для них зарезервируют вагон. Ничто более не задерживало отъезд героев. Все были в сборе: Солиньяк, Клавдия, Редон, Буль-де-Сон, Янка и Пьеко.
Пока Редон и Солиньяк беседовали, к ним подошла Янка. Она была одета в длинное платье медицинской сестры, которое ей очень шло, и выглядела прелестно. Лицо вовсе не было типично монгольским, лишь только слишком черные волосы да блестевшие, как два бриллианта, узкие глаза выдавали происхождение. Девушка повернулась к Бессребренику, и друзьям показалось, что она чем-то очень озабочена. Заметив это, граф осторожно спросил ее, чем она так взволнована.
— У меня к вам одна просьба, — ответила маньчжурка.
— Я в вашем распоряжении, дорогая.
— Так вот… Вы, вероятно, знаете, что сестра Экзюперьен подобрала ребенка… Он совсем маленький и такой хорошенький, он займет совсем немного места…
— Маленький маньчжур…
— Да, у него убили и отца и мать… Он один на всем белом свете. Малыш даже не подозревает, какой тяжелой может стать для него жизнь. Он так очаровательно улыбается, а иногда так смотрит на меня, как будто просит о помощи…
— Ну так что? — Солиньяк. — Я понял, что младенец мил, очарователен, но какое это ко мне имеет отношение? В чем же состоит ваша просьба?
— Такой маленький доставляет сестре Экзюперьен слишком много хлопот, вот я и подумала, если вы согласитесь, конечно, раз уж мы едем в Сеул…
— Взять мальчика с собой, — закончил Буль-де-Сон. — Вы ведь не откажетесь? Господин Редон, убедите господина Солиньяка.
— Конечно, решено. Он будет «сыном полка», мы позаботимся о нем.
— О, благодарю! Вы так добры! — к Бессребренику, девушка взяла его руки в свои.
— Ба, да мы не такие уж плохие, впрочем, как и вы. Все будет хорошо. А теперь смотрите, ночь уже на дворе. А знаете ли вы, что завтра мы выезжаем на заре? Лошади будут запряжены к пяти часам. Давайте все по кроватям, а завтра — в дорогу!
— Крепкого сна! — Буль-де-Сон. — Время пролетит незаметно.
В тот момент никто не подозревал, что будет значить как для одних, так и для других эта ночь.
ГЛАВА 5
В приюте для раненых воцарилась тишина. Все отдыхали. В этот вечер сестра Экзюперьен покинула лазарет, чтобы отправиться в церковь на службу. Клавдия предложила заменить ее и провести вечерний обход самостоятельно. Янка вызвалась помочь графине.
В десять часов Клавдия зашла за юной маньчжуркой.
— Вы готовы, мадемуазель?
— Еще несколько минут, прошу вас… Мой подопечный уже заканчивает сосать, скоро он заснет, и я пойду с вами.
Подойдя ближе, американка взглянула на младенца. Мальчуган не отличался красотой — сморщенные щечки, низкий лоб, смуглая кожа, — но обеим казалось, что ребенок, которого качала Янка, был самым лучшим на свете, и девушка спросила:
— Симпатичный, не правда ли?
Вместо ответа Клавдия поднесла к губам ручонку малыша и поцеловала. В глазах юной маньчжурки вспыхнула гордость.
Младенец заснул. Янка освободилась, и женщины начали долгий обход между ровно стоящих рядов кроватей. Врач и медсестры хорошо знали свое дело: больные, получив помощь, спокойно спали, лишь некоторые, приоткрыв глаза, благодарно смотрели на женщин. Те шептали им слова утешения, давали пить, подбадривали и шли дальше. Наконец они достигли конца коридора. Там, несколько поодаль, стояла кровать того самого обожженного, которого подобрали у дверей приюта. Лицо его скрывалось под бинтами.
— Несчастный! — произнесла Клавдия. — Он не может ни видеть, ни слышать нас.
— Господи, в какую же катастрофу он попал? — девушка.
Женщины, однако, не заметили, как, услышав голос девушки, человек вздрогнул.
— Вам нужно что-нибудь? — маньчжурка, склоняясь над больным.
Глаза их встретились. Янка вдруг покрылась холодным потом и еле сдержалась, чтобы не закричать.
— Что-нибудь не так? Вам плохо? — встревожилась Клавдия.
— Нет, нет, все в порядке!
Юная маньчжурка узнала раненого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Не забывайте, Янка — моя воспитанница и я по-отечески люблю ее. Я был готов дать ей пристанище, если бы мы вас не нашли. Теперь я вижу, что оставляю ее в надежных руках. Я доволен.
С этими словами миссионер ушел. Скорее всего он отправится на поиски несчастных, которые нуждаются в его помощи.
После завтрака Редон и Буль-де-Сон пошли прогуляться в город. Репортер решил сообщить наконец молодому человеку о том, что их ожидало.
— А что, если мы удерем? Найдем лошадей, у вас ведь остались деньги?.. И быстренько доберемся до России.
— Вы забываете, мой юный друг, что Солиньяк поручился за меня, да и я сам дал слово. Не будем уподобляться бедному Вуонг-Таю.
— Корейцу? Интересно, что с ним стало?
— Понятия не имею, но предчувствую, что судьба его незавидна. Услышим ли мы когда-нибудь о нем? Он замахнулся на дело, которое очень трудно осуществить: восстановить независимость Кореи. Эта задача может стать непосильной, ведь его страна лежит между Россией, Китаем и Японией.
— Остается только пожелать ему удачи! — беспечно произнес юноша. — Честно говоря, судьба корейца меня мало волнует. Хотя должен признать, что этот Вуонг-Тай — отчаянный человек.
В это мгновение какой-то камешек, описав в воздухе дугу, упал к ногам говорящих.
— Смотрите-ка! Там бумажка! — воскликнул Буль-де-Сон.
Редон поднял камень и увидел, что к нему действительно крепко привязан какой-то листок. Развернув, репортер прочитал написанный печатными буквами текст:
«Брат, иди в Сеул. Час борьбы пробил. Победа или смерть. Ты станешь свободным или погибнешь».
В письме не оказалось подписи, но сомнений не оставалось: это было послание Вуонг-Тая.
— Вот те на! — рассмеялся Редон. — А знаешь, если Вуонг-Тай станет императором Кореи, он может помочь нам выпутаться из этой истории.
— Не думаю! — юноша.
— Я тоже, — пробормотал журналист.
Друзья вернулись в приют. Просторные залы большого деревянного строения купались в золотистых лучах солнца. Солиньяк, поджидавший Редона, тотчас вышел навстречу и сказал:
— Хорошие новости! Наш японец — отличный малый. Он поверил в то, что вы попались по ошибке, и разрешил нам ехать в Сеул вместе. Единственное, он выделил нам в сопровождение — так положено — одного капрала, который поедет с нами, а в Сеуле доставит вас к командующему. Кроме того, он передал объяснительное письмо, в котором просит о помиловании.
— Не сомневаюсь, что все это только благодаря вам, дорогой друг.
— Может быть. Но еще и здравому смыслу японцев, их доброте и порядочности, которые не так уж и редки.
Граф предусмотрел все необходимое для путешествия: два огромных фургона, запряженных шестью лошадьми каждый, повезут друзей до Ялу, где для них зарезервируют вагон. Ничто более не задерживало отъезд героев. Все были в сборе: Солиньяк, Клавдия, Редон, Буль-де-Сон, Янка и Пьеко.
Пока Редон и Солиньяк беседовали, к ним подошла Янка. Она была одета в длинное платье медицинской сестры, которое ей очень шло, и выглядела прелестно. Лицо вовсе не было типично монгольским, лишь только слишком черные волосы да блестевшие, как два бриллианта, узкие глаза выдавали происхождение. Девушка повернулась к Бессребренику, и друзьям показалось, что она чем-то очень озабочена. Заметив это, граф осторожно спросил ее, чем она так взволнована.
— У меня к вам одна просьба, — ответила маньчжурка.
— Я в вашем распоряжении, дорогая.
— Так вот… Вы, вероятно, знаете, что сестра Экзюперьен подобрала ребенка… Он совсем маленький и такой хорошенький, он займет совсем немного места…
— Маленький маньчжур…
— Да, у него убили и отца и мать… Он один на всем белом свете. Малыш даже не подозревает, какой тяжелой может стать для него жизнь. Он так очаровательно улыбается, а иногда так смотрит на меня, как будто просит о помощи…
— Ну так что? — Солиньяк. — Я понял, что младенец мил, очарователен, но какое это ко мне имеет отношение? В чем же состоит ваша просьба?
— Такой маленький доставляет сестре Экзюперьен слишком много хлопот, вот я и подумала, если вы согласитесь, конечно, раз уж мы едем в Сеул…
— Взять мальчика с собой, — закончил Буль-де-Сон. — Вы ведь не откажетесь? Господин Редон, убедите господина Солиньяка.
— Конечно, решено. Он будет «сыном полка», мы позаботимся о нем.
— О, благодарю! Вы так добры! — к Бессребренику, девушка взяла его руки в свои.
— Ба, да мы не такие уж плохие, впрочем, как и вы. Все будет хорошо. А теперь смотрите, ночь уже на дворе. А знаете ли вы, что завтра мы выезжаем на заре? Лошади будут запряжены к пяти часам. Давайте все по кроватям, а завтра — в дорогу!
— Крепкого сна! — Буль-де-Сон. — Время пролетит незаметно.
В тот момент никто не подозревал, что будет значить как для одних, так и для других эта ночь.
ГЛАВА 5
В приюте для раненых воцарилась тишина. Все отдыхали. В этот вечер сестра Экзюперьен покинула лазарет, чтобы отправиться в церковь на службу. Клавдия предложила заменить ее и провести вечерний обход самостоятельно. Янка вызвалась помочь графине.
В десять часов Клавдия зашла за юной маньчжуркой.
— Вы готовы, мадемуазель?
— Еще несколько минут, прошу вас… Мой подопечный уже заканчивает сосать, скоро он заснет, и я пойду с вами.
Подойдя ближе, американка взглянула на младенца. Мальчуган не отличался красотой — сморщенные щечки, низкий лоб, смуглая кожа, — но обеим казалось, что ребенок, которого качала Янка, был самым лучшим на свете, и девушка спросила:
— Симпатичный, не правда ли?
Вместо ответа Клавдия поднесла к губам ручонку малыша и поцеловала. В глазах юной маньчжурки вспыхнула гордость.
Младенец заснул. Янка освободилась, и женщины начали долгий обход между ровно стоящих рядов кроватей. Врач и медсестры хорошо знали свое дело: больные, получив помощь, спокойно спали, лишь некоторые, приоткрыв глаза, благодарно смотрели на женщин. Те шептали им слова утешения, давали пить, подбадривали и шли дальше. Наконец они достигли конца коридора. Там, несколько поодаль, стояла кровать того самого обожженного, которого подобрали у дверей приюта. Лицо его скрывалось под бинтами.
— Несчастный! — произнесла Клавдия. — Он не может ни видеть, ни слышать нас.
— Господи, в какую же катастрофу он попал? — девушка.
Женщины, однако, не заметили, как, услышав голос девушки, человек вздрогнул.
— Вам нужно что-нибудь? — маньчжурка, склоняясь над больным.
Глаза их встретились. Янка вдруг покрылась холодным потом и еле сдержалась, чтобы не закричать.
— Что-нибудь не так? Вам плохо? — встревожилась Клавдия.
— Нет, нет, все в порядке!
Юная маньчжурка узнала раненого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44