— Для того, чтобы я стал искать тебя здесь, должны были сложиться крайне важные обстоятельства, в которых понадобится действие как первого, так и второго.
— Я знаю, Кришна, и я тебе благодарен.
— Не благодари, друг, это мой долг. Ведь я читаю в душах, ты же сам знаешь.
— Да, ты необыкновенно проницателен, и иногда твои прорицания…
— Я пришел не за тем, чтобы начинать научную дискуссию, я перейду прямо к цели, ведь время не ждет… Мы не виделись уже два года. Никто мне не сообщал ни где ты, ни чем занимаешься… И все же твои намерения мне известны.
Послушай меня, Синтез! Никто безнаказанно не вторгается в область нерушимых законов творения. Оставь эту химеру , друг. Несмотря на свои универсальные познания, несмотря даже на науку, поставленную тобою на первое место, ты всего лишь человек. Не пытайся украсть частичку у бесконечности… Она, какой бы слабой ни была, непременно раздавит тебя!
— На этот раз, друг, твое чудесное провидение тебя подвело. Речь идет вовсе не о том, чтобы чинить насилие над природой, и даже не о том, чтобы изменять природный порядок. Я хочу лишь ускорить эволюционные процессы. Это просто-напросто лабораторный опыт. Опыт, ясное дело, крупномасштабный, но не имеющий ничего общего с творением в прямом понимании этого слова. Моя цель преобразование, творить я не умею… Во всяком случае, пока не умею…
— Ты ненасытен, друг!
— Ненасытен в своей жажде познания. А ты сам, Кришна? Где и когда ты остановишься?
— Эта жажда составляет нашу главную, чтобы не сказать единственную, точку соприкосновения, — во всем остальном мы абсолютно разные.
— Как знать. А что, если, исходя из противоположных принципов, мы стремимся к одной цели?
— Нет, Синтез! Твои возможности, в отличие от моих, материальны, а значит ограничены.
— Объяснись.
— Это очень просто. Поясню на примерах. Еще вчера я был в Сиккиме , в Гималаях, а теперь здесь, между берегами Австралии и Новой Гвинеи. У тебя же этот путь занял более двух месяцев. Ты, например, долго искал и почти разрешил проблему жизни без пищи, это верно. Я же позволил себя похоронить в Бенаресе на глазах целой комиссии, состоящей из английских офицеров и ученых. Меня положили в тройной гроб, который опустили в глубокую яму. Могилу засыпали, на ней посадили разные растения. Многочисленный караульный пост охранял место моего погребения в течение девяти месяцев. А через девять месяцев меня извлекли из могилы живым. Можешь ли и ты проделать такое? Я могу приводить все новые и новые примеры. Но зачем? Ты ведь меня знаешь.
Видишь ли, друг, для достижения идеала совершенства ты выбрал наиболее длинный путь, в результате он не приведет тебя к цели, которую достигну я. По моему мнению, ты ступил на ложную дорогу.
— Ты утверждаешь (и даже с поверхностного взгляда кажешься правым), что мы, люди Запада, ошибаемся, когда исследуем научные проблемы с помощью наших телесных чувств, поскольку они далеко не всегда непогрешимы и их действие волей-неволей ограничено. Вы, люди Востока, считаете, что познаете все науки, и достигаете могущества путем длительных голодовок, медитаций , неукоснительного напряжения всех умственных способностей, устремленных к избранной цели.
— Да, это так. Ослабляя путы, которыми душа привязана к материи, дух становится свободен, он вселяется на время в одушевленные или неодушевленные предметы, получая об этих предметах углубленное знание, остающееся в душе навсегда… Ах, зачем ты не пандит! Зачем ты не посвященный!
— Увидим позже, Кришна! Я не намерен сейчас устанавливать преимущества одной системы над другой.
Я пойду своим путем, полагаясь на свой метод, повинуясь лишь первому побуждению своего разума. А позже… Позже, вероятно, надо соединить обе системы.
— Если хватит времени, Синтез. Прости, что я настаиваю, друг, но твоя дорога ложна, и она усеяна опасными подводными камнями.
— Я справлюсь.
— Нет. Ах, если бы я мог быть рядом с тобой!
— Ты не сделаешь погоды на этих кораблях, находящихся в полной безопасности, на борту которых царит абсолютный порядок.
Ироническая улыбка скользнула на губах ясновидца. Он медленно обернулся, взглянул на затерянный в ночной тьме палаточный городок китайских кули.
— Там живут пятьсот или шестьсот бандитов, отбросы трущоб Макао… Кто знает, рано или поздно не придется ли тебе с ними расправиться?
— Не думаю. Я хорошо им плачу, их хорошо кормят, с ними обращаются гуманно. К тому же мне известно, какое почтение китайцы выказывают людям образованным, хорошо знающим их язык.
— Между тем довольно одного ненароком брошенного слова, одного жеста, чтобы в них проснулась жадность и они превратились в яростную, крикливую толпу, напоминающую стаю демонов.
— Ты думаешь?
— Хочешь доказательств?
При этих словах Кришна протянул руку к северу и пристально посмотрел в иллюминатор, темный, как колодезный сруб. Несколько мгновений он оставался неподвижен, затем тихо выдохнул:
— Послушай!
В этот момент, заглушая шум прибоя, послышались разноголосые крики. На корабле началась внезапная суета — стали раздаваться торопливые звуки шагов, свистки, команды. Вахтенный офицер включил электрический ламповый прожектор и направил его слепящий луч на риф, где располагался палаточный городок.
— Я знаю, ты предпринял меры предосторожности, — продолжал пандит. — Но где гарантии, что хотя бы часть этих людей, бросившись вплавь, не возьмет приступом твою флотилию? Правда, сейчас ничего такого не случится.
Внезапно, как если бы сыны Поднебесной повиновались магнетической силе, исходящей от этого необычайного человека, крики смолкли, как по волшебству, чудесным образом вновь воцарился покой.
— Ну что, теперь ты убедился?
— Убедился, что при приближении грозы моих китайцев охватила паника. Но они — народ благоразумный, вот и побоялись моих матросов, получивших на сей счет строжайшие указания. Увидели, что за ними наблюдают, и решили, что не время выть при виде молний, как собаки на луну.
— Ты отрицаешь мое влияние, — усмехнулся пандит, — ты хочешь сбросить со счетов его результат. Хочешь, я представлю еще одно доказательство?
— Поступай, как тебе угодно, Кришна.
— На сей раз моей мишенью будут не малодушные, нервные люди, боящиеся стихий, а неодушевленная материя. Хочешь, я начну трясти, как соломинку, этот мощный пароход, неподвижный на своих якорных цепях, эту гору из дерева и железа?
— Ну что ж, попробуй. — В спокойном и ровном голосе господина Синтеза прозвучала чуть заметная ирония.
Не говоря более ни слова, пандит резко топнул ногой и, скрестивши на груди руки, выпрямился во весь рост с крайне вызывающим видом. Казалось, что человек этот и впрямь мог управлять стихиями.
Не прошло и нескольких секунд, как пароход, поднятый на гребень гигантской волны, устремился в пучину между двумя валами, завибрировал и вернулся в прежнее положение только после того, как едва не пошел ко дну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106