Он добр ко мне и, как всякий итальянец, любит говорить комплименты. Я немного похожа на гречанку, но глаза у меня зеленые. В последнее время я стала носить волосы, заколотыми в греческий узел, но вовсе не потому, что хочу быть похожей на гречанку — просто так удобнее. Мой нос далек от классического идеала, он у меня немного длинноват. У Венеры нос не был таким длинным, да и рот не был таким большим. Мой наставник говорит, что истинная красота уникальна потому, что она не совсем точно следует идеалу. Боюсь, в моем лице слишком много отклонений от идеала. Многие считают меня привлекательной, даже хорошенькой, но никто, кроме Борсини, не говорил мне, что я красива.
Когда я работаю, время проходит незаметно. Я слышала, как носили ящики из мансарды вниз, потом по коридору и наверх по лестнице на чердак. И, наконец, митра Бродаган появилась в дверях, и она скомандовала:
— Идите пить чай, миледи. Ваша студия готова, можете сами посмотреть, если хотите. Мои старые ноги больше не смогут одолеть эту проклятую лестницу. Я уже семь раз на нее карабкалась. Сама удивляюсь, как выдержала такое. Вы еще молоденькая, и вам ничего не стоит сбегать наверх.
— Спасибо, Бродаган.
Я отложила свой набросок и побежала наверх. Нужно было оценить ее работу. Бродаган никогда не старается ради денег, но очень любит, чтобы ее похвалили.
Стептоу все еще был в студии, он выдвигал ящики комода один за другим и просматривал их содержимое. Дворецкий — единственный слуга-англичанин в нашем доме. Выйдя замуж, мама привезла с собой слуг из Ирландии. Когда они уходили на пенсию или умирали, она заменяла их другими, тоже ирландцами. Стептоу вежлив с другими слугами, но относится свысока ко всем, кроме Бродаган. Ее он побаивается. Он пожилой седеющий брюнет среднего роста. Мне так и хочется употребить любимое словечко Бродаган «спесивец». Когда-то Стептоу работал в доме у наших местных аристократов Уэйлинов.
— Прикажете убрать белье вашего покойного дядюшки, мадам? — спросил он. Стептоу всегда называет меня и мама «мадам».
— Да, сложите всю его одежду в ящики. Я распоряжусь, чтобы все это отнесли в богадельню.
Даже мама не станет настаивать, чтобы старая одежда хранилась в доме.
Стептоу начал вынимать рубашки из верхнего ящика, а я ходила по комнате и старалась представить, какой она станет, когда будет убрана кровать, сняты портьеры, постелен линолеум и стены покрашены в белый цвет. В этот момент я повернула голову и увидела, что дворецкий держит за шнурок небольшую кожаную шкатулку.
— Что это? — спросила я. Он протянул шкатулку мне.
— Там что-то бренчит, мадам. Я развязала шнурок и высыпала содержимое на ладонь. Луч солнца упал на этот странный предмет, и он засверкал мириадами маленьких радуг. Я смотрела на него, затаив дыхание, и не смела поверить своим глазам. Это было великолепное бриллиантовое ожерелье. Я нащупала замочек и повернула ожерелье так, чтобы в нем лучше отражались лучи солнца. Это была нитка мелких бриллиантов, а впереди были подвески из более крупных камней. Я не знаю, как называются бриллианты разной огранки, но там были камни различной формы, причем, некоторые довольно крупные.
У дяди Барри не было состояния. За квартиру и стол он платил нам из своей пенсии, которую получал от Компании.
— Где он мог это взять? — спросила я. Почти целую минуту я предавалась сладким грезам. А что, если дядя все-таки привез много денег из Индии? Или, может быть, какой-нибудь принц подарил ему эти бриллианты в награду за спасение жизни? Дядя часто рассказывал нам такие трогательные истории. Набобы понятия не имеют о стоимости драгоценных камней. За эту минуту я успела мысленно совершить путешествие в Италию и полюбоваться шедеврами мастеров в сопровождении Борсини. Мы с мама сняли виллу во Флоренции — колыбели Ренессанса. И вот мы уже в Венеции, плывем в гондоле по Большому каналу к дворцу графа Борсини.
Стептоу подошел поближе и заглянул мне через плечо. Он кашлянул и произнес, хитро улыбаясь:
— Оно очень похоже на ожерелье леди Маргарет Макинтош, которое было украдено пять лет назад, мадам.
— Украдено? Господи! Вы хотите сказать, что дядя Барри его украл?!
— Я, конечно, не смею говорить такое, мадам, но я уверен, что это то самое ожерелье или точная его копия.
Глава 2
Я со всех ног кинулась вниз. Мама уже ждала меня к чаю. Как только я появилась на пороге, она взяла чайник и принялась разливать чай. Я подбежала, задыхаясь от волнения, и протянула ей ожерелье.
Она удивленно заморгала:
— Что это, Зоуи? Где ты это взяла? Да ведь это же бриллианты!
— Конечно, бриллианты. Стептоу говорит, что это ожерелье, которое украли у леди Маргарет Макинтош.
Мама испуганно ахнула. Она оглянулась, не подслушивает ли нас кто-нибудь.
— Где оно лежало? — она отодвинулась подальше, боясь прикоснуться к ожерелью.
— Оно было спрятано у дяди в комоде. Он украл его, мама! Что нам теперь делать?
— Ты уверена, что это то самое ожерелье?
— Стептоу говорит, что это оно. Посмотри сама.
Она, наконец, отважилась взять ожерелье в руки. Нахмурив брови, она рассматривала его со всех сторон.
— Боюсь, что он прав. Стептоу знает, что говорит. Слуги всегда все знают. Ты ведь помнишь, он несколько лет работал в Парэме старшим лакеем. Он наверняка много раз видел это ожерелье.
Парэм — это имение нашего соседа лорда Уэйлина. Когда он не в Лондоне, то живет в нем со своей овдовевшей матерью. Это настоящий светский кит среди нас, жалких провинциальных рыбешек. Год назад, когда леди Маргарет была еще жива, она тоже жила в Парэме, чтобы леди Уэйлин не было скучно одной.
Бриллиантовое ожерелье леди Маргарет было украдено пять лет назад. Это как раз совпадало с дядиным приездом к нам, в Гернфильд, и получалось, что он мог украсть ожерелье.
— Может быть, Барри постоянно этим занимался, — испуганно сказала мама. — Странно, что он украл только это ожерелье.
— Не говорите так, мама! — простонала я, беспомощно опускаясь на диван. Когда ко мне вернулась способность рассуждать здраво, я поняла, что она права. Несмотря на ужас, охвативший меня, я понимала, что нужно снова пойти в мансарду и поискать в других ящиках. Если дядя Барри действительно был вором, мы должны знать всю правду, какой бы страшной она ни была.
— Я пойду наверх и поищу еще, — сказала я, вздохнув.
Мама сидела на диване и обмахивалась носовым платочком, как и подобало леди с картины Фрагонара.
— Я посижу здесь, Зоуи, мне плохо. О, Боже, что теперь с нами будет? Ты же знаешь, я в таких делах ничего не понимаю, и ты сама должна решить, что делать.
Я похлопала ее по плечу, чтобы она успокоилась, и помчалась наверх в мансарду. Стептоу уже перерыл все ящики комода и письменного стола. Он, так же как и мы, подумал, что дядя мог украсть не только это ожерелье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47