Ривлин напал на незнакомого человека, отобрал у него одежду, а потом заказал личный вагон, назвавшись именем собственного зятя. Она всегда считала его ходячим кодексом законов, однако он вполне успешно действовал и как их нарушитель. По совершенно необъяснимой причине это показалось ей весьма увлекательным и волнующим.
— Ну что ж, — сказала она без малейшего намека на осуждение, — ты говорил мне, что твои сестры удачно вышли замуж, однако я не думала, что настолько удачно.
— Они невероятно практичны для богатых женщин. — Ривлин повернул горлышко бутылки в сторону и принялся извлекать пробку. — Не берусь утверждать, что это произойдет с самого начала, но в конечном счете мои сестры придутся тебе по душе. И моя мать тоже.
Пробка вылетела из бутылки со звуком выстрела и улетела куда-то в конец вагона, заставив Мадди вздрогнуть от неожиданности.
— У тебя такой вид, словно под простыню заползла гремучая змея, — бросил Ривлин, относя бутылку к бару. Мадди знала ответ, но тем не менее спросила:
— Мы едем в Цинциннати?
Он налил в высокий бокал вино, полное крошечных пузырьков.
— Разве я об этом не сказал?
— Нет, не сказал.
Ривлин налил шампанского во второй бокал и пояснил:
— Я как раз собирался сообщить тебе об этом, но тут с нами заговорил проводник. А потом я был отвлечен кое-чем другим. — Он подал ей бокал; при этом лицо у него сделалось очень серьезным. — Если мы хотим выкарабкаться из этой истории живыми, нам понадобится помощь людей, столь же могущественных, как и сенатор Харкер. Единственное место, куда мы сейчас можем поехать, — это мой родной дом; единственные люди, на которых сможем положиться, — моя семья.
— Ты полагаешь, что твои родственники могут одолеть Харкера?
— Я знаю, что они это сделают. — Ривлин усмехнулся и подмигнул Мадди. — Нам всего лишь следует добраться до них в целости и сохранности.
— А это может оказаться не столь уж простым делом.
— Верь мне, Мадди, — негромко произнес он. — И положись на меня.
Мадди и без этих слов поверила Ривлину Килпатрику всей душой. Он чокнулся с ней, и тепло его улыбки обволокло ее сердце, а внизу под вагоном колеса катились по рельсам, ритмично повторяя: люби его — люби его — люби его.
Она едва могла дышать. Любить его? Господи, но это невозможно! Сердечные муки чересчур быстро убьют ее.
— Тебя снова укусила змея, дорогая?
Ривлин застал ее врасплох, и Мадди смутилась, но тут же ухватилась за протянутую им соломинку.
— Какая змея?
— Та, что заползла сюда, когда я упомянул о встрече с моей матерью и сестрами. У тебя сейчас точно такое же выражение лица.
— Укусила. — Мадди отчаянно старалась отвлечься от слов, которые выстукивали колеса. — Мне хотелось бы избежать встречи с твоей семьей, если это возможно.
— Почему?
Сердцебиение, слава Богу, начало утихать.
— Ривлин, ты же умный человек. Подумай сам.
— Боишься, что будешь чувствовать себя чужой среди них, — быстро и уверенно ответил он. — Дорогая, я сам там чужой.
— И ты полагаешь таким образом подбодрить меня?
— Они отнесутся к тебе доброжелательно.
— Разумеется, они ведь хорошо воспитаны. — Мадди решила, что лучше всего сказать правду. — Ривлин, я не умею вести себя как леди. У меня внутри все холодеет, когда приходится говорить с проводником. Я не знаю, как выглядит мое поведение со стороны. — Мадди зажмурилась и представила в воображении собственное появление в гостиной. — Господи, да уж лучше назад в тюрьму.
Ривлин взял ее за подбородок и подождал, пока она откроет глаза.
— У тебя все получится, милая. Все, что тебе нужно, — это оставаться собой.
У него были необыкновенные глаза — добрые и нежные, глядя в них можно было поверить во что угодно. А как он улыбался… Как целовал ее…
У Мадди снова сильно забилось сердце.
— Ты намерен рассказать им, кто я на самом деле?
— Они вполне в состоянии увидеть сами, как ты прекрасна. — Ривлин немного помолчал. — Но я понимаю, о чем именно ты спрашиваешь, и, разумеется, должен буду ввести их в курс дела. Мне необходима их помощь, а они смогут ее оказать лишь в том случае, если узнают все подробности этой истории.
— Ты давно писал домой?
— Не помню. — На этот раз его голос звучал равнодушно. Боже всемогущий! Чем дальше, тем хуже.
— И после нескольких лет молчания ты собираешься ворваться снова в жизнь твоих родных, представить им свою любовницу-убийцу и, осведомив их о заговоре, имеющем целью уничтожить меня и тебя, попросить выручить нас из беды?
— Это именно то, что родные делают друг для друга, — ответил он спокойно, ничуть не потрясенный картиной, которую нарисовала Мадди. — Я послал Эверетту телеграмму из Канзас-Сити — сообщил о том, что мы приедем, так что для них наше появление не будет сюрпризом. Им также известно, что нам угрожает опасность и что мы нуждаемся в помощи.
— А кто такой Эверетт?
— Муж Эмили, владелец и издатель газеты.
При этих словах Мадди почувствовала некоторое облегчение.
— И ты надеешься, что он опубликует в своей газете нашу историю?
— Это не значит надеяться, дорогая, — с той минуты, как он прочтет телеграмму, у него глаза разгорятся. Единственное, о чем он будет сожалеть, — так это о том, что материал не попал к нему в то время, когда он мог бы сыграть роль при выдвижении кандидатов в президенты. Видишь ли, они с Хорасом близкие друзья.
Близкие друзья. Само собой. Мадди тяжело вздохнула. Уж если Ривлин намеревался запустить ее в львиную стаю, то хотя бы рассказал, насколько они большие, эти львы, чтобы она могла вооружиться достаточно увесистой палкой.
— Один член твоей семьи владеет акциями железнодорожной компании, другой состоит в дружбе с мистером Хорасом Грили, который в прошлом году выставлял свою кандидатуру в президенты. Это двое из пяти. Не надо больше сюрпризов, Ривлин. Чем занимаются остальные трое?
— Уилл, муж Шарлотты, — федеральный судья, Лоренс, муж Лиз, владеет пароходной компанией. Муж Мари, Линдер, — сенатор от штата Огайо, возможно, вскоре он станет губернатором.
Он говорил о членах своей семьи, как говорят о ковбоях, железнодорожных кондукторах или владельцах салунов.
— Весьма впечатляет.
Глотнув шампанского, Ривлин пожал плечами.
— Теперь ты видишь, что я и в самом деле не к месту в своей семье.
— Подозреваю, что по собственному выбору.
— Видишь ли, дорогая, — протянул он, приподняв бокал, — печальная правда заключается в том, что мне не хватает честолюбия — это типичный недостаток мальчиков из богатых семей. Из них вырастают мужчины, которые не любят работать. Мне жаль, что я разочаровал тебя.
Разочаровал ее? О нет. Он лгал ей.
— Честолюбие здесь ни при чем. Ты легко мог занять столь же высокое общественное положение, но не сделал этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Ну что ж, — сказала она без малейшего намека на осуждение, — ты говорил мне, что твои сестры удачно вышли замуж, однако я не думала, что настолько удачно.
— Они невероятно практичны для богатых женщин. — Ривлин повернул горлышко бутылки в сторону и принялся извлекать пробку. — Не берусь утверждать, что это произойдет с самого начала, но в конечном счете мои сестры придутся тебе по душе. И моя мать тоже.
Пробка вылетела из бутылки со звуком выстрела и улетела куда-то в конец вагона, заставив Мадди вздрогнуть от неожиданности.
— У тебя такой вид, словно под простыню заползла гремучая змея, — бросил Ривлин, относя бутылку к бару. Мадди знала ответ, но тем не менее спросила:
— Мы едем в Цинциннати?
Он налил в высокий бокал вино, полное крошечных пузырьков.
— Разве я об этом не сказал?
— Нет, не сказал.
Ривлин налил шампанского во второй бокал и пояснил:
— Я как раз собирался сообщить тебе об этом, но тут с нами заговорил проводник. А потом я был отвлечен кое-чем другим. — Он подал ей бокал; при этом лицо у него сделалось очень серьезным. — Если мы хотим выкарабкаться из этой истории живыми, нам понадобится помощь людей, столь же могущественных, как и сенатор Харкер. Единственное место, куда мы сейчас можем поехать, — это мой родной дом; единственные люди, на которых сможем положиться, — моя семья.
— Ты полагаешь, что твои родственники могут одолеть Харкера?
— Я знаю, что они это сделают. — Ривлин усмехнулся и подмигнул Мадди. — Нам всего лишь следует добраться до них в целости и сохранности.
— А это может оказаться не столь уж простым делом.
— Верь мне, Мадди, — негромко произнес он. — И положись на меня.
Мадди и без этих слов поверила Ривлину Килпатрику всей душой. Он чокнулся с ней, и тепло его улыбки обволокло ее сердце, а внизу под вагоном колеса катились по рельсам, ритмично повторяя: люби его — люби его — люби его.
Она едва могла дышать. Любить его? Господи, но это невозможно! Сердечные муки чересчур быстро убьют ее.
— Тебя снова укусила змея, дорогая?
Ривлин застал ее врасплох, и Мадди смутилась, но тут же ухватилась за протянутую им соломинку.
— Какая змея?
— Та, что заползла сюда, когда я упомянул о встрече с моей матерью и сестрами. У тебя сейчас точно такое же выражение лица.
— Укусила. — Мадди отчаянно старалась отвлечься от слов, которые выстукивали колеса. — Мне хотелось бы избежать встречи с твоей семьей, если это возможно.
— Почему?
Сердцебиение, слава Богу, начало утихать.
— Ривлин, ты же умный человек. Подумай сам.
— Боишься, что будешь чувствовать себя чужой среди них, — быстро и уверенно ответил он. — Дорогая, я сам там чужой.
— И ты полагаешь таким образом подбодрить меня?
— Они отнесутся к тебе доброжелательно.
— Разумеется, они ведь хорошо воспитаны. — Мадди решила, что лучше всего сказать правду. — Ривлин, я не умею вести себя как леди. У меня внутри все холодеет, когда приходится говорить с проводником. Я не знаю, как выглядит мое поведение со стороны. — Мадди зажмурилась и представила в воображении собственное появление в гостиной. — Господи, да уж лучше назад в тюрьму.
Ривлин взял ее за подбородок и подождал, пока она откроет глаза.
— У тебя все получится, милая. Все, что тебе нужно, — это оставаться собой.
У него были необыкновенные глаза — добрые и нежные, глядя в них можно было поверить во что угодно. А как он улыбался… Как целовал ее…
У Мадди снова сильно забилось сердце.
— Ты намерен рассказать им, кто я на самом деле?
— Они вполне в состоянии увидеть сами, как ты прекрасна. — Ривлин немного помолчал. — Но я понимаю, о чем именно ты спрашиваешь, и, разумеется, должен буду ввести их в курс дела. Мне необходима их помощь, а они смогут ее оказать лишь в том случае, если узнают все подробности этой истории.
— Ты давно писал домой?
— Не помню. — На этот раз его голос звучал равнодушно. Боже всемогущий! Чем дальше, тем хуже.
— И после нескольких лет молчания ты собираешься ворваться снова в жизнь твоих родных, представить им свою любовницу-убийцу и, осведомив их о заговоре, имеющем целью уничтожить меня и тебя, попросить выручить нас из беды?
— Это именно то, что родные делают друг для друга, — ответил он спокойно, ничуть не потрясенный картиной, которую нарисовала Мадди. — Я послал Эверетту телеграмму из Канзас-Сити — сообщил о том, что мы приедем, так что для них наше появление не будет сюрпризом. Им также известно, что нам угрожает опасность и что мы нуждаемся в помощи.
— А кто такой Эверетт?
— Муж Эмили, владелец и издатель газеты.
При этих словах Мадди почувствовала некоторое облегчение.
— И ты надеешься, что он опубликует в своей газете нашу историю?
— Это не значит надеяться, дорогая, — с той минуты, как он прочтет телеграмму, у него глаза разгорятся. Единственное, о чем он будет сожалеть, — так это о том, что материал не попал к нему в то время, когда он мог бы сыграть роль при выдвижении кандидатов в президенты. Видишь ли, они с Хорасом близкие друзья.
Близкие друзья. Само собой. Мадди тяжело вздохнула. Уж если Ривлин намеревался запустить ее в львиную стаю, то хотя бы рассказал, насколько они большие, эти львы, чтобы она могла вооружиться достаточно увесистой палкой.
— Один член твоей семьи владеет акциями железнодорожной компании, другой состоит в дружбе с мистером Хорасом Грили, который в прошлом году выставлял свою кандидатуру в президенты. Это двое из пяти. Не надо больше сюрпризов, Ривлин. Чем занимаются остальные трое?
— Уилл, муж Шарлотты, — федеральный судья, Лоренс, муж Лиз, владеет пароходной компанией. Муж Мари, Линдер, — сенатор от штата Огайо, возможно, вскоре он станет губернатором.
Он говорил о членах своей семьи, как говорят о ковбоях, железнодорожных кондукторах или владельцах салунов.
— Весьма впечатляет.
Глотнув шампанского, Ривлин пожал плечами.
— Теперь ты видишь, что я и в самом деле не к месту в своей семье.
— Подозреваю, что по собственному выбору.
— Видишь ли, дорогая, — протянул он, приподняв бокал, — печальная правда заключается в том, что мне не хватает честолюбия — это типичный недостаток мальчиков из богатых семей. Из них вырастают мужчины, которые не любят работать. Мне жаль, что я разочаровал тебя.
Разочаровал ее? О нет. Он лгал ей.
— Честолюбие здесь ни при чем. Ты легко мог занять столь же высокое общественное положение, но не сделал этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75