Наверное, она пошевелилась — он повернулся и посмотрел на нее:
— Доброе утро.
Он ничуть не смущался своей наготы. Как бы ей хотелось так же владеть собой!
— Доброе утро, — прошептала она.
Он пристально посмотрел на нее, и ей почему-то показалось, что он сердится. Но это впечатление почти сразу же рассеялось: на губах его появилась такая знакомая ей чувственная, немного насмешливая улыбка.
— Какие у тебя испуганные глаза! Неужели я кажусь таким страшным?
— Нет. — К собственному изумлению, Марианна услышала, что говорит правду: — На самом деле я думала, что ты совершенно великолепен. Гораздо красивее, чем та знаменитая статуя Давида Микеланджело.
— Премного благодарен. — Он поклонился, сумев каким-то образом сделать это движение изящным, несмотря на наготу. — Кажется, меня еще никто не сравнивал с библейским персонажем. А тем более со статуей. Как правило, сравнения бывали более приземленными. — Он направился к кровати. — Как ты себя чувствуешь? Не болит?
— Нет. — Она ощущала небольшое жжение между ног, но ни за что на свете не призналась бы ему в этом. Он и так обнаружил слишком много ее слабостей. Она никогда не думала, что, уступив ему, настолько с ним сблизится. Ах, почему бы ей не сказать себе честно: она вообще ни о чем не думала! Ее несло к нему так же неудержимо, как лист, подхваченный стремительным потоком, и ей хотелось только утоления жажды, которое он ей обещал. Она села в постели, укутавшись в одеяло. — Я в полном порядке.
— Прекрасно. — Он уселся рядом с ней. — Тогда мы можем идти дальше.
Ее охватила тревога:
— Я не говорила; что хочу… Я не уверена… Это нехорошо.
— Это очень хорошо. Я так и думал, что сегодня ты начнешь жалеть о случившемся. Дороти слишком хорошо поработала.
Он медленно стянул одеяло ей до талии, не сводя взгляда с ее обнажившейся груди.
— Всегда полезно после первого урока сразу же снова садиться верхом. Иначе можно потерять ритм движения.
Это напомнило ей его эротический рассказ о жеребце и кобыле, и она почувствовала, как мышцы ее живота напрягаются от возбуждения.
Джордан заметил ее реакцию и посмотрел ей в лицо. Голос его внезапно осел:
— Я хочу тебя. Я уже давно стою у окна и жду, чтобы ты проснулась. Ты примешь меня, Марианна?
И вновь ее подхватила горячая волна страсти. Почему это не кончается? Она надеялась, что, когда она уступит желанию, оно исчезнет. А оказалось, что сегодня она жаждет Джордана так же сильно, как и накануне ночью.
Он нагнулся, и губы его оказались у самой ее груди.
— Я обещаю, что если ты это сделаешь, я тебя вознагражу.
Когда его теплый язык прикоснулся к ее соску, она невольно ахнула.
— Я уже говорила, что мне не нужны награды.
Он раздвинул ей ноги и медленно вошел в нее, и сама эта неспешность еще сильнее раздразнила ее желание.
— Эту награду ты захочешь. Но сначала мы проверим, не обманула ли ты меня насчет боли. — И он начал двигаться, сначала нежно, потом сильнее. — Потом мы перейдем ко второму уроку… и награде.
Неистовое желание пронзило ее, она крепко обхватила ногами его бедра, дыхание у нее сбилось, пальцы впились в простыни…
— Что ты…
Его руки нашли ее, и она выгнулась навстречу им, позабыв обо всем, оборвав себя на полуслове.
Но Джордан ответил на ее вопрос. Он нагнулся ближе, зарывшись в ее волосах, и зашептал ей на ухо…
* * *
— Хватит на сегодня! Ты уже достаточно поработала. Мне начинает казаться, что меня совсем забыли. — Джордан откинулся на спинку кресла. — Посмотри, какая ты бледная. Я уверен, что тебе надо подышать свежим воздухом. Пойдем погуляем.
Он просто ищет предлог увести ее из мастерской, возмущенно подумала Марианна.
— За последние четыре дня я почти ничего не сделала. Я хочу закончить этот витраж.
— Какая ты упрямица! — Он беспокойно пошевелился. — Можно подумать, тебе нужен этот проклятый витраж! Грегор говорит, что в кладовой при конюшне уже целая стопка не понравившихся тебе работ.
Она перевела взгляд на тюльпан, который начала вырезать,
— Как я могу знать заранее, удастся работа или нет? Но в любом случае на красоту время тратится не зря.
— Это правда, — засмеялся он. — Но я предпочитаю живую красоту. — Он замолчал. — Особенно когда ты демонстрируешь ее в постели. — Голос у него стал низким и чувственным. — Иди сюда.
— Нет. — Она постаралась скрыть вспыхнувший в крови, ставший уже привычным жар желания. — Я хочу закончить этот витраж до того, как мы завтра поедем навестить Алекса.
Джордан застыл:
— Алекса?
Она повернулась и посмотрела на него:
— Ты мне обещал.
— Бога ради! — резко сказал он. — Ты же знаешь, что с ним ничего не случилось. И ты не можешь притворяться, что оказалась в моей постели ради него.
— Да, я не ради него позволила тебе… — Она оборвала фразу и устало сказала: — Я ничего не могу поделать. Это — словно болезнь.
В нем снова вспыхнул гнев:
— Видит Бог, если это болезнь, то ты ею наслаждаешься!
Да, этого она не могла отрицать. Последние четыре дня Марианна провела в тумане чувственной любви. Они соединялись так часто и по-разному, что невозможно было пересчитать, но этого всегда было мало. Ее тело отвечало на каждый его взгляд, на каждое, даже небрежное, прикосновение.
А он старался прикасаться к ней как можно чаще.
Марианна постепенно поняла, что он пользуется этим не только для того, чтобы пробудить в ней желание, но и чтобы лишний раз подчеркнуть свою власть. Он мог поднести ее руку к губам посреди разговора, а потом продолжать его, словно этой ласки и не было, он рассеянно поглаживал ее плечи, когда она садилась у его ног перед камином, он расчесывал ей волосы перед сном, болтая о пустяках, перебирая пальцами пряди.
Каждое движение, каждое слово, каждый поступок все прочнее привязывали ее к нему, опутывая сетью близости.
Он улыбнулся, и лицо его осветилось очарованием.
— Наслаждение — это не болезнь, а радость, — тихо сказал он. — Тебе нравится все, что я делаю. Признайся, Марианна.
Ей не было нужды в этом признаваться: он прекрасно звал, что она целиком в его власти. Сначала она безвольно плыла по течению, бездумно принимая все происходящее, но постепенно поняла, что Джордан не захвачен страстью так, как она. Конечно, он желал ее, в этом сомнений не было. Но временами его взгляд вдруг становился отчужденным, в манерах появлялась необычная настороженность — и это тревожило ее. Можно было подумать, что он пытается переделать ее на свой лад, и эта мысль будила гнев и страх. Она знала, какая у Джордана сильная воля, — но она не станет той покорной любовницей, которую он пытается создать.
— Неважно, что я чувствую. Важно, кто я такая. — Она поколебалась, а потом стремительно добавила: — Я хочу, чтобы ты меня отпустил. Я решила, что это не может продолжаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99