Лаура с дедом слушали молча, в разговор не вступали, их одолевала скука. Пьяный гомон мешал им наслаждаться великолепным вкусом птицы.
На сладкое было парфе — взбитые сливки с ананасовым ликером, украшенные розами из сахара и блестящими прожилками карамели. Стуча ложечками о креманки, гости несколько поутихли, а после черного кофе и вовсе пришли в себя, поправив галстуки, вновь превратились, в воплощения такта и хороших манер. Чувствовалось, что в свое время они прошли хорошую школу.
Наконец ужин подошел к концу; поговорив еще немного о пустяках, гости стали прощаться.
— Вы божественны. — Морозов надолго припал к руке Лауры и, желая напоследок произвести впечатление, со значением посмотрел ей в глаза. — Скажите, как я умру? Не от любви к вам?
— Вам ли не знать, что информация стоит денег? — Анастасия улыбнулась несколько гадливо. — Милости прошу ко мне в салон, «Магия успеха». А впрочем, ладно, поскольку вы у нас в гостях. — Она развернула ладонь Морозова к свету, зрачки ее сузились, потемнели. — Вас убьет маленький хищный зверь, очень вонючий. Не обессудьте, Кузьма Ильич, сами напросились. Осталось вам лет десять.
Едва гости вышли, она стерла с лица дежурную улыбку и направилась к себе.
— Дед, спокойной ночи.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас уйти из этого мира грубых, полупьяных самцов с претензиями на оригинальность.
— Спокойной ночи. — Грозен, усмехнувшись, проводил ее взглядом и кивнул плотной расторопной горничной в мини-юбке. — Пойдем, Клаша.
Он уходить из этого грубого мира пока не собирался.
Год 1994-й
— Еще, еще!
В животе у Анастасии как будто лопнул набухший огненный шар, наслаждение раскаленной лавой потекло вверх по позвоночнику, сладко выплеснулось в голову, радужной пеленой застлало глаза. Согнув ослабевшие руки, она упала грудью на постель, судорожно выгнула спину и, чтобы справиться с рвущимся изнутри криком блаженства, с силой закусила уголок подушки.
— Еще? — Отто перевел дух, перевернул ее на спину и, взметнув кверху щиколотки, взял снова, на этот раз грубо, жестко, раздирая покорное тело надвое, словно древний воин захваченную в бою пленницу.
Яростный скрип постели, стоны, любовный пот рекой, неописуемое блаженство. И так каждую ночь и каждый день.
А началось все две недели назад, когда, устав от суеты веселой Вены, Шидловская забрела под своды Хофбургекого музея. В тот год, после смерти деда, стараясь заглушить тоску, она много путешествовала: пирамиды в Гизе, охота на акул в Мексике, Храм Изумрудного Будды в Таиланде, амазонские джунгли, Парк попугаев на острове Тенерифе, и вот, на десерт, старая добрая Европа. После чопорного Лондона, любвеобильной Лютеции, раскаленного Мадрида и вечного Рима Вена не произвела на нее особого впечатления — да, красиво, да, Штраус, Фрейд, кто там еще…
Какая скука. С отсутствующим видом Шидловская бродила среди старинных раритетов, пока не оказалась у копья судьбы, которым, по преданию, пронзили распятого Христа.
— Признайтесь, ведь вы немка? — Услышав вдруг отрывистый, преисполненный восторга голос, Анастасия обернулась и увидела высокого, крепкого мужчину с длинными белокурыми волосами. — Только у немок бывают такие божественные икры и ягодицы.
В глазах незнакомца светилось восхищение, в них не было и намека на пошлость. Шидловская улыбнулась, — он не был юн, но был прекрасен, словно бог. Само воплощение сверхчеловека, которым так бредил Ницше.
— Да, я немка. — Она гордо вскинула подбородок. — А вас, случайно, не Зигфридом зовут?
— Эрик Кнутсен, к вашим услугам, или лучше зовите меня Отто. — Великан склонил голову и осторожно, словно к божественной реликвии, прикоснулся губами к руке Шидловской. — О, вы прекрасны, как валькирия!
Он походил на древнегерманское божество не только внешне — прямой, напористый, бесстрашный, в мыслях ни тени хитрости, ни малейшего подвоха, что в голове, то и на языке.
— Это копье — подделка, его изготовили по приказу Генриха Гиммлера. — Отто презрительно кивнул на витрину с копьем судьбы. — Настоящее же, то, которым владел фюрер, хранится в ледовом тайнике, на секретной базе, откуда возродится в будущем великая Германия. Пойдемте со мной, вы должны многое узнать.
И Шидловская пошла, отчего-то она сразу почувствовала неодолимое влечение к этому могучему человеку. Они долго бродили по венским улочкам, заходили в галереи, пили пиво в маленьких уютных кабачках. Отто был просто одержим идеей возрождения Германии, он много рассказывал об Адольфе Гитлере, для которого жизнь в столице сложилась фатально неудачно. Благодаря профессорам-евреям молодого Шикльгрубера не приняли в Академию изящных искусств, он голодал, нищенствовал, отогревался в теплицах и искал постель в ночлежках, но все же находил в себе силы посещать библиотеки и слушать оперы Вагнера. Зато потом гений фюрера проявил себя во всем блеске своего величия: Гитлер геройски воевал, получил Железный крест первой степени и, возглавив партию немецких патриотов, возродил Германию из версальского пепла. Лишь случайность и происки врагов не позволили ему поставить на колени этот прогнивший жидовский мир.
Воодушевление Отто действовало на Анастасию странным образом. Из темноты глубин подсознания ей слышались звуки битвы, проклятия умирающих врагов, их стоны, последние хрипы, с восторгом она ощущала, как бешено бьется сердце и горло перехватывает яростный спазм, ноздри ее раздувались от запаха крови, могучего пота и вспаханной копытами земли. Она ощущала себя в шкуре древнего воина, душу ее переполняла жестокость, боги ее требовали жертв.
Вечером они ужинали в каком-то небольшом, уютном ресторанчике, а потом, в гостинице, теряя от страсти рассудок, Норна впервые познала мужчину. Это была яростная, затянувшаяся на всю ночь исступленная схватка. Разгорячившийся великан, похоже, даже не понял, что она была девственницей, огромный член его был могуч, словно молот Тора.
С тех пор прошло уже две недели, а они все никак не могли насытиться друг другом, страсть их разгоралась подобно пожару.
— О, майн блюмхен. — Отто наконец захрипел, содрогнулся в пароксизме страсти, и Шидловская почувствовала, как внутрь ее тела изливается обжигающе-сладострастная струя, — в который уже раз острое наслаждение переполнило ее.
— Это божественно. — Скрестив ноги, она бессильно вытянулась, затем соскользнула на пол и, ступая по пушистому ковру, направилась в ванную. — Что тебе заказать на завтрак, дорогой?
Ей казалось, что она идет по траве, ворсинки ковра были длинны и шелковисты.
— Мы позавтракаем позже, в ресторане аэропорта. — Отто посмотрел на часы, рывком вскочил на ноги. — Сегодня прилетает мой отец, я хочу тебя с ним познакомить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
На сладкое было парфе — взбитые сливки с ананасовым ликером, украшенные розами из сахара и блестящими прожилками карамели. Стуча ложечками о креманки, гости несколько поутихли, а после черного кофе и вовсе пришли в себя, поправив галстуки, вновь превратились, в воплощения такта и хороших манер. Чувствовалось, что в свое время они прошли хорошую школу.
Наконец ужин подошел к концу; поговорив еще немного о пустяках, гости стали прощаться.
— Вы божественны. — Морозов надолго припал к руке Лауры и, желая напоследок произвести впечатление, со значением посмотрел ей в глаза. — Скажите, как я умру? Не от любви к вам?
— Вам ли не знать, что информация стоит денег? — Анастасия улыбнулась несколько гадливо. — Милости прошу ко мне в салон, «Магия успеха». А впрочем, ладно, поскольку вы у нас в гостях. — Она развернула ладонь Морозова к свету, зрачки ее сузились, потемнели. — Вас убьет маленький хищный зверь, очень вонючий. Не обессудьте, Кузьма Ильич, сами напросились. Осталось вам лет десять.
Едва гости вышли, она стерла с лица дежурную улыбку и направилась к себе.
— Дед, спокойной ночи.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас уйти из этого мира грубых, полупьяных самцов с претензиями на оригинальность.
— Спокойной ночи. — Грозен, усмехнувшись, проводил ее взглядом и кивнул плотной расторопной горничной в мини-юбке. — Пойдем, Клаша.
Он уходить из этого грубого мира пока не собирался.
Год 1994-й
— Еще, еще!
В животе у Анастасии как будто лопнул набухший огненный шар, наслаждение раскаленной лавой потекло вверх по позвоночнику, сладко выплеснулось в голову, радужной пеленой застлало глаза. Согнув ослабевшие руки, она упала грудью на постель, судорожно выгнула спину и, чтобы справиться с рвущимся изнутри криком блаженства, с силой закусила уголок подушки.
— Еще? — Отто перевел дух, перевернул ее на спину и, взметнув кверху щиколотки, взял снова, на этот раз грубо, жестко, раздирая покорное тело надвое, словно древний воин захваченную в бою пленницу.
Яростный скрип постели, стоны, любовный пот рекой, неописуемое блаженство. И так каждую ночь и каждый день.
А началось все две недели назад, когда, устав от суеты веселой Вены, Шидловская забрела под своды Хофбургекого музея. В тот год, после смерти деда, стараясь заглушить тоску, она много путешествовала: пирамиды в Гизе, охота на акул в Мексике, Храм Изумрудного Будды в Таиланде, амазонские джунгли, Парк попугаев на острове Тенерифе, и вот, на десерт, старая добрая Европа. После чопорного Лондона, любвеобильной Лютеции, раскаленного Мадрида и вечного Рима Вена не произвела на нее особого впечатления — да, красиво, да, Штраус, Фрейд, кто там еще…
Какая скука. С отсутствующим видом Шидловская бродила среди старинных раритетов, пока не оказалась у копья судьбы, которым, по преданию, пронзили распятого Христа.
— Признайтесь, ведь вы немка? — Услышав вдруг отрывистый, преисполненный восторга голос, Анастасия обернулась и увидела высокого, крепкого мужчину с длинными белокурыми волосами. — Только у немок бывают такие божественные икры и ягодицы.
В глазах незнакомца светилось восхищение, в них не было и намека на пошлость. Шидловская улыбнулась, — он не был юн, но был прекрасен, словно бог. Само воплощение сверхчеловека, которым так бредил Ницше.
— Да, я немка. — Она гордо вскинула подбородок. — А вас, случайно, не Зигфридом зовут?
— Эрик Кнутсен, к вашим услугам, или лучше зовите меня Отто. — Великан склонил голову и осторожно, словно к божественной реликвии, прикоснулся губами к руке Шидловской. — О, вы прекрасны, как валькирия!
Он походил на древнегерманское божество не только внешне — прямой, напористый, бесстрашный, в мыслях ни тени хитрости, ни малейшего подвоха, что в голове, то и на языке.
— Это копье — подделка, его изготовили по приказу Генриха Гиммлера. — Отто презрительно кивнул на витрину с копьем судьбы. — Настоящее же, то, которым владел фюрер, хранится в ледовом тайнике, на секретной базе, откуда возродится в будущем великая Германия. Пойдемте со мной, вы должны многое узнать.
И Шидловская пошла, отчего-то она сразу почувствовала неодолимое влечение к этому могучему человеку. Они долго бродили по венским улочкам, заходили в галереи, пили пиво в маленьких уютных кабачках. Отто был просто одержим идеей возрождения Германии, он много рассказывал об Адольфе Гитлере, для которого жизнь в столице сложилась фатально неудачно. Благодаря профессорам-евреям молодого Шикльгрубера не приняли в Академию изящных искусств, он голодал, нищенствовал, отогревался в теплицах и искал постель в ночлежках, но все же находил в себе силы посещать библиотеки и слушать оперы Вагнера. Зато потом гений фюрера проявил себя во всем блеске своего величия: Гитлер геройски воевал, получил Железный крест первой степени и, возглавив партию немецких патриотов, возродил Германию из версальского пепла. Лишь случайность и происки врагов не позволили ему поставить на колени этот прогнивший жидовский мир.
Воодушевление Отто действовало на Анастасию странным образом. Из темноты глубин подсознания ей слышались звуки битвы, проклятия умирающих врагов, их стоны, последние хрипы, с восторгом она ощущала, как бешено бьется сердце и горло перехватывает яростный спазм, ноздри ее раздувались от запаха крови, могучего пота и вспаханной копытами земли. Она ощущала себя в шкуре древнего воина, душу ее переполняла жестокость, боги ее требовали жертв.
Вечером они ужинали в каком-то небольшом, уютном ресторанчике, а потом, в гостинице, теряя от страсти рассудок, Норна впервые познала мужчину. Это была яростная, затянувшаяся на всю ночь исступленная схватка. Разгорячившийся великан, похоже, даже не понял, что она была девственницей, огромный член его был могуч, словно молот Тора.
С тех пор прошло уже две недели, а они все никак не могли насытиться друг другом, страсть их разгоралась подобно пожару.
— О, майн блюмхен. — Отто наконец захрипел, содрогнулся в пароксизме страсти, и Шидловская почувствовала, как внутрь ее тела изливается обжигающе-сладострастная струя, — в который уже раз острое наслаждение переполнило ее.
— Это божественно. — Скрестив ноги, она бессильно вытянулась, затем соскользнула на пол и, ступая по пушистому ковру, направилась в ванную. — Что тебе заказать на завтрак, дорогой?
Ей казалось, что она идет по траве, ворсинки ковра были длинны и шелковисты.
— Мы позавтракаем позже, в ресторане аэропорта. — Отто посмотрел на часы, рывком вскочил на ноги. — Сегодня прилетает мой отец, я хочу тебя с ним познакомить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100