Пусть и не мастерски, но для первого свидания я вел себя вполне достойно. По крайней мере, все сделал по полной программе.
Но даже так что-то не шло из головы. Что-то мизерное, такое даже не выразишь словами. Это что-то где-то явно было утеряно. И я это понимал. Что-то утеряно.
Потребовалось пятнадцать минут, чтобы понять что же это такое. В конце я сделал непростительную ошибку. Дурацкую и бессмысленную. По части бессмысленности эта ошибка — чистый гротеск. Короче, я посадил ее на кольцевую линию Яманотэ не в ту сторону.
Зачем я это сделал, сам не пойму. Мое общежитие — на Мэдзиро, поэтому ей можно было сесть со мной в один поезд. Пиво? Может, оно? Или просто моя голова переполнилась собственными проблемами? Как бы там ни было, что-то повернулось не туда. Вокзальные часы показывали без четверти одиннадцать. К сроку она не поспеет, если не заметит мою ошибку и не пересядет на обратное направление... Пожалуй, не пересядет, смутно догадался я. Пусть даже заметит сразу. Даже не так — пусть даже заметила до того, как двери захлопнулись.
Она вернулась на станцию Комагомэ в десять минут двенадцатого. Я стоял у лестницы. Посмотрела на меня и бессильно улыбнулась.
— Ошибся, — сказал я ей. Она молчала. — Не знаю почему, но ошибся. Бес попутал.
— ............
— Вот и ждал. Решил извиниться.
Сунув руки в карманы, она поджала губы:
— Что, правда, ошибся?
— Что значит — «правда»?.. Конечно, иначе так бы не вышло.
— Я думала, ты специально.
— Кто, я? — Что она хотела этим сказать, я не знал. — Почему ты думаешь, что я на такое способен?
— Не знаю.
Казалось, ее голос сейчас угаснет. Я взял ее за руки, посадил на скамейку, сам уселся рядом. Она вытянула ноги и пристально смотрела на носки белых туфелек.
— Почему ты подумала, что я это сделал нарочно? — еще раз спросил я.
— Думала, ты рассердился.
— Рассердился?!
— Да.
— Почему?
— Ну... я ведь сказала, что пора домой.
— Что со мной станет, если я буду сердиться всякий раз, когда девчонка уходит домой?
— Или же тебе со мной было неинтересно.
— Да ну! Это же я тебя пригласил.
— Но было скучно. Правда?
— Ничего не скучно. Очень даже интересно. Я не вру.
— Врешь. Разве со мной может быть интересно? Тебе, наверное, очень хотелось ошибиться, вот ты и ошибся.
Я вздохнул.
— Не бери в голову, — сказала она. — Со мной так не в первый раз. Боюсь, что и не в последний.
Из ее глаз скатились на куртку две слезинки.
Как быть, я представить себе не мог. Мы просто сидели и молчали дальше. Миновало несколько поездов, выплевывая на перрон пассажиров. Те пропадали наверху лестницы, и опять водворялась тишина.
— Оставь меня, пожалуйста.
Я молчал, не в силах что-либо сказать.
— Нет, правда, — продолжала она. — Если честно, мне было с тобой очень приятно. Давно так не было. Поэтому приятно вдвойне. Хотелось верить, что все будет хорошо. Даже когда ты посадил меня не в тот поезд, я подумала: ну и ладно. Какая-нибудь ошибка, а ты...
Она замолчала. Слезы капали на куртку, на ткани расплывались темные пятна.
— Но когда поезд проехал Токийскую станцию, мне все стало противно. Я не хочу, чтобы со мной так обходились. Я не хочу видеть сны.
Так долго она говорила впервые. А когда замолчала, между нами повисла долгая пауза.
— Извини, я был не прав.
Леденящий ночной ветер растрепал вечерний выпуск газеты и погнал ее на край платформы.
Моя соседка откинула намокшую от слез челку вбок и улыбнулась:
— Ладно. Если разобраться, меня здесь быть не должно.
Здесь — это где? В Японии или на блуждающей в мрачном космосе глыбе гранита — я не знал. Я молча взял ее руки и положил себе на колени, мягко прижав своими. Ладони у нее были теплые и влажные. От этого тепла растаяли какие-то давние воспоминания. И я решительно заговорил:
— Слушай, может нам попробовать начать все с начала. Действительно — я тебя почти не знаю. Но хочу узнать. И мне кажется, чем глубже я тебя узнаю, тем больше ты мне будешь нравиться.
Она не ответила ничего, и только ее пальцы едва шевельнулись в моих руках.
— У нас должно все получиться, — сказал я.
— Думаешь?
— Пожалуй. Обещать не могу. Но постараюсь. Я хочу стать честнее.
— А мне... что мне нужно делать?
— Встретиться со мной завтра. Идет?
Она молча кивнула.
— Я позвоню.
Она вытерла кончиками пальцев остатки слез, сунула обе руки в карманы и сказала:
— Спасибо. И прости меня за все.
— Тебе не за что извиняться. Ошибся ведь я.
И мы расстались. Я остался сидеть на скамейке, вынул последнюю сигарету и выбросил опустевшую пачку в урну. Стрелки часов подбирались к полуночи.
Я понял вторую ошибку, совершенную в ту ночь, лишь спустя девять часов. Очень глупая и роковая оплошность. Вместе с пустой сигаретной пачкой я выбросил в урну спички с номером ее телефона. Ни в рабочем журнале, ни в телефонном справочнике его не было. То была наша последняя встреча с ней.
Она стала вторым китайцем в моей жизни.
4

Рассказ о третьем китайце
Он, как я уже говорил, был моим школьным приятелем. Другом моего друга. Мы виделись несколько раз.
В наших встречах не было ничего драматичного. Они не так случайны, как встреча Ливингстона и Стэнли, не так трагичны, как встреча генерала Ямасита и генерал-лейтенанта Персивала, не так триумфальны, как встреча Цезаря со Сфинксом, не так страстны, как встреча Гёте и Бетховена.
Если и осмелюсь привести исторический пример (хотя впору усомниться в самой его историчности), наиболее подойдет встреча двух солдат в одном из ожесточенных боев Тихоокеанской войны, о котором я когда-то читал в детском журнале. Один из солдат — японец, другой — американец. Отставшие от своих отрядов, они вдруг чуть ли не столкнулись лбами на поляне в джунглях. Вскидывать оружие времени не было, и они растерянно смотрели друг на друга, пока один из них (интересно, кто?) внезапно не поднял вверх два пальца — а это, как мы знаем, приветствие у бойскаутов. Так вот: второй ответил ему тем же, и они, так и не вскинув оружия, молча разошлись каждый в свою сторону.
Мне исполнилось двадцать восемь. Шестой год после моей женитьбы. За это время я похоронил трех кошек. Испепелил несколько надежд, завернув несколького горестей в толстый свитер, предал их земле. И все это — в необъятном гигантском городе.
Стоял морозный, словно окутанный тонкой пеленой декабрьский полдень. Так безветренно, что холод пробирает до костей. И даже проблески солнца не могли прогнать темно-серую тень, покрывавшую город. На обратном пути из банка я зашел в укромное кафе-стекляшку на улице Аояма, заказал кофе и стал листать только что купленную книжку. Насладившись первыми страницами, поднял взгляд на дорогу, всматриваясь в вереницу ползущих автомобилей, затем опять углубился в книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32