Кит даже подумал, а не съездить ли ему самому туда на одиннадцатичасовую службу. Он немного повертел эту мысль в голове, но потом все же решил, что при том, как развиваются события в целом, подобный поступок был бы не очень умным.
Служба закончилась, и Кит направился к небольшой лестнице, что вела из церкви; пастор Уилкес уже стоял возле верхних ее ступенек, прощаясь с каждым из прихожан за руку и называя всех по имени. Обычно Кит всегда старался избежать этой процедуры, но на этот раз встал в общую очередь. Увидев его, пастор Уилкес искренне обрадовался и с удовольствием пожал ему руку.
– Добро пожаловать домой, мистер Лондри! – воскликнул он. – Очень рад, что вы смогли прийти.
– Благодарю вас за приглашение, сэр. Мне очень понравилась ваша проповедь.
– Надеюсь, вы сумеете приехать в следующее воскресенье. Тот наш разговор подсказал мне тему для проповеди.
– Возвращение блудного сына?
– Нет, мистер Лондри, я подумывал о другом.
– Меня в следующее воскресенье может здесь не быть.
– Жаль, – озорно улыбнулся пастор Уилкес. – Я собирался говорить о роли церкви в общественных делах.
– Интересная тема. Пришлите мне текст проповеди, если можно.
– Хорошо, пришлю.
Они снова обменялись рукопожатием, и Кит вышел. Утро было холодным и ветреным, сильные порывы северного ветра проносились над полями кукурузы, раскачивали деревья, несли по траве первые опавшие осенние листья, завывали среди надгробий прицерковного кладбища. День обещал быть просто превосходным: по оловянно-серому небу плыли осенние облака, и на этом фоне особенно красиво выделялись белое здание церкви и дом священника, штакетник кладбищенского забора, высокие раскачивающиеся вязы. Но во всем этом было и что-то зловещее, нечто внушавшее тревожные, нехорошие предчувствия – особенно в пронизывающем ветре, как будто выдувавшем отовсюду последние остатки лета и покрывавшем землю красными и золотыми мазками, этими обманчиво-красочными провозвестниками холодного и мрачного времени года. И как бы ни хотелось Киту остаться здесь навсегда, в душе он все-таки радовался тому, что через несколько дней его тут уже не будет.
На стоянке Кит столкнулся с теткой – та обрадовалась, заявив, что весьма довольна была увидеть его в церкви, и пригласила приехать на воскресный обед. Кит не нашелся, как можно было бы отказаться так, чтобы не обидеть ее – честно признаться, что он с большим удовольствием посидит с банкой пива перед телевизором и посмотрит футбол, было бы невежливо, – и он согласился.
В назначенный час, даже немного раньше, Кит появился в доме тети Бетти с бутылкой красного «бургундского». Тетя Бетти внимательно поизучала этикетку, пытаясь произнести вслух французские слова, потом убрала бутылку в холодильник. Впрочем, вино можно было бы и не охлаждать: как вскоре выяснилось, в доме тетки не было штопора, и в результате Киту пришлось сидеть со стаканом быстрорастворимого чая – со льдом, но сильно переслащенного.
На воскресный обед оказались приглашенными и кое-кто из тех, кого он уже видел у тети на шашлыках в День труда: Зак Хоффман, двоюродный брат его матери, со своей женой Хэрриет, и их взрослая дочь Лили с ее мужем Фредом. Последние привезли с собой трех своих сыновей; их имен Кит не запомнил, и к тому же они были еще слишком малы, чтобы попросить включить по телевизору футбол. Ребята ушли на улицу и занялись игрой во дворе.
Сознавая, что все собравшиеся состояли в какой-то степени родства друг с другом, Кит, поболтав немного о каких-то пустяках, перевел разговор на обсуждение семейной генеалогии. Тема, неожиданно даже для самого Кита, оказалась интересной: в ней открывалось нечто первозданное, нечто первобытно-родовое.
Уже за обедом, традиционно состоявшим из жареного мяса в соусе, картофельного пюре, зеленого горошка и сухого печенья – эта истинно американская еда уже лет двадцать как исчезла во всех столичных ресторанах, – Хэрриет, продолжая тему семейного древа, вдруг, как будто невзначай, упомянула:
– А моя сестра, Дороти, замужем за Люком Прентисом. Ты ведь, по-моему, знаешь Прентисов, Кит.
Он посмотрел на Хэрриет и внезапно понял, почему ему сразу же показалось, что он ее раньше видел.
– Мне кажется, ты когда-то ухаживал за Энни, моей племянницей.
– Да.
– Она вышла за одного из Бакстеров. За Клиффа. Он у нас тут начальник полиции.
Быть может, попытаться все-таки открыть эту бутылку отверткой, подумал Кит.
Зак поднял голову от тарелки.
– Я слышал, в церкви Святого Джеймса было какое-то собрание насчет Клиффа Бакстера. Этот тип… – Он глянул на сидевших за столом ребят и договорил: –… совсем, на мой взгляд, с цепи сорвался.
Лили и Фред с ним согласились. Тетя Бетти не отреагировала никак, а мальчишки попросили разрешения встать из-за стола и тотчас же получили его.
Зак подождал, пока они вышли из комнаты, потом подался вперед и произнес тоном заговорщика:
– Я слышал, он погуливает. Там, в церкви, выступала одна женщина. Конечно, с ее стороны это полное бесстыдство; но она там открыто заявила, что между ней и Клиффом Бакстером кое-что было.
– Кто-нибудь хочет добавки? – спросила тетя Бетти. Хэрриет повернулась к Киту.
– Ты хоть раз видел Энни после колледжа?
– Нет.
– А я слышал, что там выступала еще одна женщина, Мэри Арлес, – вступил в разговор Фред. – Ей и Бобу, ее мужу, принадлежит заправочная станция на дороге номер 22, так вот она рассказывала, что Клифф Бакстер берет у них в магазине все, что ему нравится, а потом приписывает лишнее в счет за бензин, и таким образом городская казна расплачивается за его покупки.
– Моя сестра была на том собрании, – сказала Хэрриет, – и она просто в ужасе от того, что услышала там о похождениях своего зятя. – Хэрриет замолчала и посмотрела на Кита.
Кит молча слушал, отметив про себя, что Зак и Фред осуждают скорее допущенные начальником полиции финансовые нарушения, чем его любовные похождения; Лили же и Хэрриет были озабочены исключительно проблемой святости семейных уз.
– Если бы я услышала, что мой муж гуляет на стороне, – заявила Лили, – выставила бы его вон сразу же, без колебаний.
Пожалуй, Фред не похож на человека, который бы захотел, а тем более имел бы возможность гулять на стороне, подумал Кит; но теперь, когда его столь недвусмысленно предупредили, вид у Фреда стал какой-то затравленный.
– Если кому нужна добавка, у меня на кухне еще сколько хотите, – сказала тетя Бетти.
– Не удивлюсь, – проговорила Хэрриет, обращаясь к Киту, – если она от него уйдет.
– Кто?
– Энни.
– А-а… возможно. Но жена или муж всегда узнают последними.
– Моя племянница просто святая, – продолжала Хэрриет. – Вырастила для этого типа двух великолепных детей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Служба закончилась, и Кит направился к небольшой лестнице, что вела из церкви; пастор Уилкес уже стоял возле верхних ее ступенек, прощаясь с каждым из прихожан за руку и называя всех по имени. Обычно Кит всегда старался избежать этой процедуры, но на этот раз встал в общую очередь. Увидев его, пастор Уилкес искренне обрадовался и с удовольствием пожал ему руку.
– Добро пожаловать домой, мистер Лондри! – воскликнул он. – Очень рад, что вы смогли прийти.
– Благодарю вас за приглашение, сэр. Мне очень понравилась ваша проповедь.
– Надеюсь, вы сумеете приехать в следующее воскресенье. Тот наш разговор подсказал мне тему для проповеди.
– Возвращение блудного сына?
– Нет, мистер Лондри, я подумывал о другом.
– Меня в следующее воскресенье может здесь не быть.
– Жаль, – озорно улыбнулся пастор Уилкес. – Я собирался говорить о роли церкви в общественных делах.
– Интересная тема. Пришлите мне текст проповеди, если можно.
– Хорошо, пришлю.
Они снова обменялись рукопожатием, и Кит вышел. Утро было холодным и ветреным, сильные порывы северного ветра проносились над полями кукурузы, раскачивали деревья, несли по траве первые опавшие осенние листья, завывали среди надгробий прицерковного кладбища. День обещал быть просто превосходным: по оловянно-серому небу плыли осенние облака, и на этом фоне особенно красиво выделялись белое здание церкви и дом священника, штакетник кладбищенского забора, высокие раскачивающиеся вязы. Но во всем этом было и что-то зловещее, нечто внушавшее тревожные, нехорошие предчувствия – особенно в пронизывающем ветре, как будто выдувавшем отовсюду последние остатки лета и покрывавшем землю красными и золотыми мазками, этими обманчиво-красочными провозвестниками холодного и мрачного времени года. И как бы ни хотелось Киту остаться здесь навсегда, в душе он все-таки радовался тому, что через несколько дней его тут уже не будет.
На стоянке Кит столкнулся с теткой – та обрадовалась, заявив, что весьма довольна была увидеть его в церкви, и пригласила приехать на воскресный обед. Кит не нашелся, как можно было бы отказаться так, чтобы не обидеть ее – честно признаться, что он с большим удовольствием посидит с банкой пива перед телевизором и посмотрит футбол, было бы невежливо, – и он согласился.
В назначенный час, даже немного раньше, Кит появился в доме тети Бетти с бутылкой красного «бургундского». Тетя Бетти внимательно поизучала этикетку, пытаясь произнести вслух французские слова, потом убрала бутылку в холодильник. Впрочем, вино можно было бы и не охлаждать: как вскоре выяснилось, в доме тетки не было штопора, и в результате Киту пришлось сидеть со стаканом быстрорастворимого чая – со льдом, но сильно переслащенного.
На воскресный обед оказались приглашенными и кое-кто из тех, кого он уже видел у тети на шашлыках в День труда: Зак Хоффман, двоюродный брат его матери, со своей женой Хэрриет, и их взрослая дочь Лили с ее мужем Фредом. Последние привезли с собой трех своих сыновей; их имен Кит не запомнил, и к тому же они были еще слишком малы, чтобы попросить включить по телевизору футбол. Ребята ушли на улицу и занялись игрой во дворе.
Сознавая, что все собравшиеся состояли в какой-то степени родства друг с другом, Кит, поболтав немного о каких-то пустяках, перевел разговор на обсуждение семейной генеалогии. Тема, неожиданно даже для самого Кита, оказалась интересной: в ней открывалось нечто первозданное, нечто первобытно-родовое.
Уже за обедом, традиционно состоявшим из жареного мяса в соусе, картофельного пюре, зеленого горошка и сухого печенья – эта истинно американская еда уже лет двадцать как исчезла во всех столичных ресторанах, – Хэрриет, продолжая тему семейного древа, вдруг, как будто невзначай, упомянула:
– А моя сестра, Дороти, замужем за Люком Прентисом. Ты ведь, по-моему, знаешь Прентисов, Кит.
Он посмотрел на Хэрриет и внезапно понял, почему ему сразу же показалось, что он ее раньше видел.
– Мне кажется, ты когда-то ухаживал за Энни, моей племянницей.
– Да.
– Она вышла за одного из Бакстеров. За Клиффа. Он у нас тут начальник полиции.
Быть может, попытаться все-таки открыть эту бутылку отверткой, подумал Кит.
Зак поднял голову от тарелки.
– Я слышал, в церкви Святого Джеймса было какое-то собрание насчет Клиффа Бакстера. Этот тип… – Он глянул на сидевших за столом ребят и договорил: –… совсем, на мой взгляд, с цепи сорвался.
Лили и Фред с ним согласились. Тетя Бетти не отреагировала никак, а мальчишки попросили разрешения встать из-за стола и тотчас же получили его.
Зак подождал, пока они вышли из комнаты, потом подался вперед и произнес тоном заговорщика:
– Я слышал, он погуливает. Там, в церкви, выступала одна женщина. Конечно, с ее стороны это полное бесстыдство; но она там открыто заявила, что между ней и Клиффом Бакстером кое-что было.
– Кто-нибудь хочет добавки? – спросила тетя Бетти. Хэрриет повернулась к Киту.
– Ты хоть раз видел Энни после колледжа?
– Нет.
– А я слышал, что там выступала еще одна женщина, Мэри Арлес, – вступил в разговор Фред. – Ей и Бобу, ее мужу, принадлежит заправочная станция на дороге номер 22, так вот она рассказывала, что Клифф Бакстер берет у них в магазине все, что ему нравится, а потом приписывает лишнее в счет за бензин, и таким образом городская казна расплачивается за его покупки.
– Моя сестра была на том собрании, – сказала Хэрриет, – и она просто в ужасе от того, что услышала там о похождениях своего зятя. – Хэрриет замолчала и посмотрела на Кита.
Кит молча слушал, отметив про себя, что Зак и Фред осуждают скорее допущенные начальником полиции финансовые нарушения, чем его любовные похождения; Лили же и Хэрриет были озабочены исключительно проблемой святости семейных уз.
– Если бы я услышала, что мой муж гуляет на стороне, – заявила Лили, – выставила бы его вон сразу же, без колебаний.
Пожалуй, Фред не похож на человека, который бы захотел, а тем более имел бы возможность гулять на стороне, подумал Кит; но теперь, когда его столь недвусмысленно предупредили, вид у Фреда стал какой-то затравленный.
– Если кому нужна добавка, у меня на кухне еще сколько хотите, – сказала тетя Бетти.
– Не удивлюсь, – проговорила Хэрриет, обращаясь к Киту, – если она от него уйдет.
– Кто?
– Энни.
– А-а… возможно. Но жена или муж всегда узнают последними.
– Моя племянница просто святая, – продолжала Хэрриет. – Вырастила для этого типа двух великолепных детей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87