— Как видите, — продолжала Синтия, — тут все взаимосвязано: похоть, месть, извращенные представления о психологической войне, то, что случилось в Уэст-Пойнте десять лет назад.
Карл кивал.
В заключение Синтия в связи с личными взглядами Энн Кемпбелл на жизнь упомянула Фридриха Ницше. Карл, казалось, заинтересовался, и я понял, что Синтия играет, что называется, на публику.
Сцепив пальцы рук, Карл, видимо, размышлял над вечными проблемами бытия и, как мудрейший из мудрейших, готовился дать на них ответ.
— Пол проделал большую работу, — добавила Синтия. — Очень поучительно быть с ним в паре.
Во дает, подумал я.
Карл сидел неподвижно, как идол. Становилось ясно, что никакого ключа к загадке и жизни у нашего мудрейшего из мудрейших нет. Синтия старалась поймать мой взгляд. Я отворачивался.
— Да, Ницше... В вопросах любви, ревности, мести женщины еще пребывают в полуживотном состоянии по сравнению с мужчинами, — изрек наконец полковник Хеллман.
— Это Ницше, сэр, или ваше личное мнение? — полюбопытствовал я.
Он посмотрел на меня так, что я почувствовал, как лед подо мной проламывается. Потом сказал Синтии:
— Хорошо. Вы вскрыли тайные мотивы и последствия массового развращения нравов.
— Благодарю вас, сэр.
Карл посмотрел на меня, потом на часы.
— Нам не пора в церковь?
— Пора, сэр.
Мы все встали, взяли фуражки и вышли.
Ехали мы в моем «блейзере», Карл сидел на почетном месте сзади.
— Вы знаете, кто это сделал? — спросил он после долгого молчания.
— Думаю, да.
— Может быть, соблаговолите поделиться со мной?
Тебе-то что, подумал я и сказал:
— Кое-какие вещественные доказательства, свидетельские показания и косвенные улики указывают на полковника Кента. — Я взглянул в зеркало заднего вида и первый раз за сегодняшний день почувствовал радостное возбуждение, увидев, как округлились глаза Карла. Его гранитная челюсть, однако, не отвисла. — Начальник военной полиции, — подсказал я.
Карл взял себя в руки.
— Вы двое готовы выдвинуть официальное обвинение?
Спасибо, что подкинул туза, Карл.
— Нет, полковник. Я передаю дело ФБР.
— Почему не сами?
— Над обвинением еще надо поработать.
Я въехал на стоянку возле церкви — массивного кирпичного сооружения, пригодного для армейских свадеб, похорон, воскресных служб и молитв в одиночку перед отправкой в зону военных действий. Мы вылезли из «блейзера» на жаркое августовское солнце. Стоянка была почти заполнена, и машины парковались на шоссе и на траве.
Синтия вынула из сумочки листок бумаги и вручила его Карлу:
— Это письмо Энн Кемпбелл к миссис Кент. Мы нашли его в ее компьютере.
Карл прочитал письмо и вернул его Синтии.
— Представляю степень унижения и недовольства полковника Кента, когда его супруга получила такое письмо. Но неужели это толкнуло его на убийство?
В этот момент Кент, помахав рукой, прошел мимо нас. Синтия сказала Карлу:
— Это полковник Кент.
— По нему не скажешь, что его преследуют призраки содеянного.
— По-моему, он вот-вот убедит себя, что содеянное им справедливо, — сказала Синтия.
— Главный секрет нашей профессии в том, чтобы не читать преступнику нотации о добре и зле. Надо дать ему возможность объяснить свои мотивы, — изрек Карл. — Какие еще доказательства у вас есть?
Синтия пересказала ему дневниковые записи Энн Кемпбелл, сообщила о следах, оставленных Кентом, о содранной коре на сосне и наших разговорах с подозреваемым.
— У него были мотив и возможность совершить преступление, а также достаточно воли сделать это, по крайней мере в тот момент, — закончила Синтия. — По натуре Кент не убийца, но как полицейский повидал немало подобных случаев. Он чувствовал себя в безопасности, поскольку был в курсе расследования, мог в известной степени влиять на него хотя бы тем, что подтасовывал обстоятельства. Он, например, не укрыл место преступления брезентом, и дождь смыл все следы. Вместе с тем у него слабое алиби, если оно вообще есть.
Выслушав Синтию, наш гуру изрек очередную истину:
— Если вы правы и можете это доказать, то сумеете завершить дело, не втягивая в него еще больше людей. Если же ошибаетесь, то нанесете в ходе доследования вред себе и другим.
— Мы это понимаем, сэр, поэтому и работали день и ночь. Но сейчас дело уплыло от нас. — Синтия посмотрела на меня и продолжила: — Пол прав в том, что нам не следует давать рекомендации по обвинению. Это ничего не дает ни нам, ни вам, ни УРП.
Карл подвигал фигуры на шахматной доске у себя в голове и обернулся ко мне:
— Что-то вы молчаливы сегодня, это на вас не похоже.
— Мне нечего сказать, полковник.
— Озабочены побегом вашего заключенного?
— Он скорее свидетель, но я не озабочен.
— Пол сегодня с утра не в духе, — вставила Синтия. — Еще до вашего приезда куксился. — Она улыбнулась, но я сидел с каменным лицом, и ее улыбка погасла.
Мне просто хотелось убраться отсюда, от скверных историй, от жаркого солнца, бежать из Джорджии — куда-нибудь, где я буду недосягаем для других.
— Там все места займут, — буркнул я и пошел к церкви. Карл и Синтия — за мной.
— Надо дать ему последнюю возможность признаться, — сказал он ей.
— Кому, Полу? — игриво спросила Синтия.
— Нет, мисс Санхилл, полковнику Кенту.
— Да, мы так и задумали.
— Если правильно настроить человека, он признается в самом чудовищном преступлении. У того, кто убил возлюбленную, на душе камень, и он испытывает потребность переложить часть груза на других. В отличие от рецидивистов ни соучастников, ни сообщников у него нет. Он безмерно одинок, ни одной живой души, с кем можно было бы поделиться главной тайной жизни.
— Совершенно верно, сэр, — поддакнула Синтия.
— Думаете, полковник Кент попросил вас взяться за расследование исходя из простой целесообразности? Ничуть не бывало. Им двигало подсознательное желание быть разоблаченным.
Карл изрекал общеизвестные истины, готовя нас к решительному разговору с подозреваемым и особо упирая на то, что Кент значительный и влиятельный человек с большими связями. Я даже представил себя перед комиссией, разбирающей персональное дело полковника Кента. Я выступал обвинителем, а семь офицеров буквально сверлили меня глазами. И хотя я малость трусоват, но старался поддержать марку профессионала. Тем не менее пусть Карл сам отдаст распоряжение сделать последний шаг.
Церемония переноса гроба в церковь уже закончилась. Старинный деревянный лафет, позаимствованный, вероятно, из музея, был уже пуст, и почетные носильщики прошли внутрь.
Согласно распоряжению, подписанному полковником Фаулером, доступ прессы был ограничен: только небольшая группа представителей печатных изданий и два фотографа из общевойсковой информационной службы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119