– Рамсес согласился? – нетерпеливо спросил он.
– Да.
– Собери свой совет, я готов к битве.
– Но прежде я бы хотел завершить последнее дело.
– Время не ждет.
– Гонцы, что несут мои послания о созыве совета, уже отправились в путь. Совет начнет собираться с завтрашнего дня.
– Это твой последний шанс.
– Последний шанс Египта.
– Что это за последнее дело?
– Я ничем не рискую, Сути.
– Позволь мне тебя сопровождать.
– Согласитесь хотя бы на присутствие Убийцы, – предложил Кем.
– Невозможно, – ответил визирь, – я должен быть один.
* * *
В тридцати километрах к югу от некрополя в Саккаре находилась местность Лишт, которая существовала еще во времена Среднего царства, в эпоху мира и процветания. Здесь высились храмы и пирамиды фараонов Аменемхета I и Сенусерта I, могущественных царей двенадцатой династии, которая сделала Египет счастливым после периода смут. Вот уже семь столетий сохранялась память о знаменитых правителях. Заупокойные жрецы каждодневно славили их, чтобы душа умерших фараонов присутствовала на этой земле и вдохновляла действия их наследников.
На расположенной неподалеку от оазиса пирамиде Сенусерта I велись восстановительные работы: устраняли разрушение части ее облицовки белым известняком, добытым в карьерах Туры.
Колесница Бел-Трана, управляемая старым офицером, остановилась у дороги, ведущей к пирамиде. Глава Двойного Белого дома нервно выпрыгнул из повозки и позвал жреца. Его возбужденный голос был неуместен здесь, в сердцевине тишины, окружающей эту местность.
Жрец с бритым черепом вышел навстречу.
– Я – Бел-Тран, визирь вызвал меня сюда.
– Следуйте за мной.
Бел-Тран чувствовал себя неуютно. Он не любил эти пережитки прошлого – пирамиды, храмы, жертвенники и прочие отжившие святыни.
Жрец шел впереди, указывая дорогу. Настенные рельефы изображали фараона, совершающего приношения богам. Жрец продвигался медленно, и Бел-Тран злился, что время проходит впустую.
Служитель храма повернул налево, пересек небольшой зал с колоннами и остановился перед лестницей.
– Поднимайтесь, визирь ждет вас на вершине пирамиды.
– Почему наверху?
– Он следит за работами.
– Восхождение на пирамиду не опасно?
– Со ступеней снята облицовка, если вы пойдете осторожно, вы ничем не рискуете.
Бел-Тран не признался жрецу, что страдает головокружениями, если бы он отступил, это сделало бы его смешным. Он неохотно пустился в путь, поднимаясь на высоту шестидесяти метров.
Бел-Тран карабкался по гребню, провожаемый взглядами гранильщиков, занятых реставрацией облицовки. Со взором, прикованным к камням, непослушными ногами, он поднялся на платформу, лишенную пирамидальной верхушки. Снятая со своего места, она была поручена золотых дел мастерам с тем, чтобы они покрыли ее слоем листового золота.
Пазаир протянул руку Бел-Трану и помог встать.
– Какой восхитительный вид, не правда ли?
Бел-Тран покачнулся, зажмурил на секунду глаза, но сохранил равновесие.
– С вершины этой пирамиды, – продолжал визирь, – открывается весь Египет. Заметили ли вы резкую границу между пустыней и возделываемой землей, между полями черного и красного цветов, между страной Хора и страной Сета? Однако они неразделимы и дополняют друг друга. Возделываемая земля хранит в себе вечный танец смены времен года, а пустыня – закон неизменности.
– Зачем вы пригласили меня сюда?
– Знаете ли вы имя этой пирамиды?
– Мне наплевать.
– Она называется «Созерцательница Двух Земель»; обводя их своим взором, она создает их единство. Древние посвятили столько сил созданию этого памятника, и мы строим храмы и сооружения вечности потому, что без них нет гармонии существования.
– Куча ненужных камней, – буркнул Бел-Тран.
– Фундамент нашего общества. Потусторонний мир вдохновляет наше управление, вечность наших деяний, потому что каждодневного не хватает, чтобы насытить людей.
– Ветхие устои.
– Ваши намерения разрушат Египет, Бел-Тран, и осквернят вас.
– Я оплачу себе лучшее очищение.
– Душа так просто не отмывается.
– Вы жрец или верховный сановник?
– Визирь служит Истине. Богиня справедливости вас никогда не соблазняла?
– По зрелом размышлении я презираю женщин. Если вам больше нечего сказать, я спускаюсь.
– Я думал, что вы являлись моим другом, когда мы помогали друг другу. Вы были тогда поставщиком папируса, а я – скромным судьей, растерявшимся в большом городе. Я даже не задавался вопросом о вашей искренности, вы мне казались движимым настоящей верой в служение Египту. Когда я думаю о том времени, я никак не могу представить себе, что вы все время лгали.
Налетел внезапный порыв ветра, и Бел-Тран ухватился за Пазаира.
– Вы кривили душой с нашей первой встречи, не так ли? – продолжал визирь.
– Я надеялся убедить вас и использовать, признаюсь. Но я испытал полное разочарование! Ваше упрямство и узость взглядов меня обескуражили. Хотя манипулировать вами было несложно.
– Что говорить о прошлом, поменяйте свою жизнь, Бел-Тран. Пусть ваш опыт и знания послужат интересам фараона и народа Египта, откажитесь от ваших непомерных амбиций – и вы познаете счастье тех, кто живет по справедливости.
– Какие смешные речи... Надеюсь, вы сами не верите в то, что говорите?
– Зачем вести народ к несчастью?
– Хотя вы и визирь, вам незнаком вкус власти. Но мне он знаком, эта страна будет моей, так как я могу здесь установить собственные порядки.
Из-за ветра мужчины говорили громко, отчетливо проговаривая слова. Вдали пальмы клонились от ветра, их огромные листья переплетались и скрипели, ломаясь. Песчаные вихри поднимались на штурм пирамиды.
– Забудьте ваши личные интересы, Бел-Тран, они приведут вас к пустоте.
– Ваш учитель Беранир был бы недоволен вами и вашим недостатком ума. Помогая мне, вы доказали вашу недальновидность; прося меня о подобном, вы доказываете вашу глупость.
– Вы убили его?
– Я не пачкаю рук, Пазаир.
– Никогда больше не произносите имя Беранира.
В глазах Пазаира Бел-Тран увидел свою смерть. Обезумев, он отступил на шаг и потерял равновесие. В последний миг Пазаир ухватил его за запястье.
С бешено бьющимся сердцем, цепляясь за каждый каменный выступ, глава Двойного Белого дома спускался с пирамиды. Сзади на него давил тяжелый взгляд египетского визиря.
43
Если к началу июня вода Нила окрасилась в зеленый цвет, то в конце июня она стала коричневой, тяжелой от грязи и ила. Работы в полях прекратились, с окончанием молотьбы начинался долгий период затишья. Чтобы подкопить средств, многие, как только река разливалась и можно было переправлять на лодках огромные каменные глыбы, шли работать на большие строительные площадки.
Умы египтян терзало беспокойство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78