Как прошел остаток свадебного торжества, она уже не запомнила. Удавалось ли ей улыбаться? Полетт так и не поняла, отчего Франко разозлился на нее. Ведь гневаться следовало именно ей.
Уже в спальне он подошел к ней, стоящей возле окна, и коснулся ладонями ее хрупких плеч.
— Ты словно ящик Пандоры… А чего еще я не знаю? — дыхнул он ей в затылок.
— Не я одна скрываю свои секреты, — напомнила ему Полетт. — Я тоже до поры до времени не подозревала о твоих взаимоотношениях с Бонни.
— Это другое дело. У нас с ней ничего не было.
— А какое право имеет твой отец копаться в моем прошлом?
— Мне следовало ожидать…
— И это все, что ты можешь мне ответить?
— Что было, то прошло, — сухо заметил Франко. — Хотя и мне самому надо бы было проделать то же самое…
Полетт недоверчиво обернулась.
— Не понимаю, о чем ты.
— Как видно, неважно действует служба безопасности отца, если Бонни удалось залезть в его личные бумаги. — Франко пристально посмотрел на нее. — Мне кажется, тебе придется начать сначала и рассказать мне всю правду.
Полетт передернула плечами.
— Вчера ночью тебя это отнюдь не интересовало.
— Вчера ночью я и не подозревал, что ты что-то скрываешь.
— А я и не скрывала. Мое замужество — это мое личное дело. Хочу рассказываю, хочу — нет!
Франко сузил глаза.
— Шесть лет назад оно было и моим.
— Однако, когда я рассказала Арманду о том, что произошло между мною и тобою, он ответил, что для него это не имеет никакого значения.
— Как он ответил? — изумленно переспросил Франко.
— Я хотела отказаться от свадьбы, но он умолял меня не делать этого. Сказал, что я ему необходима… что он не представляет своей жизни без меня. Уверял, что прощает мне абсолютно все и что нет смысла разрушать наше будущее из-за какой-то глупой ошибки.
— И ты это спокойно проглотила… Dio! — воскликнул Франко, широко разводя руками, тем самым словно желая подчеркнуть все безумие ее поступка.
Полетт всхлипнула.
— Я полагала, что он все прощает, потому что безумно любит меня, и мне не хотелось его огорчать…
— Да ты же вышла за него лишь из жалости! — прорычал Франко.
— Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Я полагала, что мы сможем быть счастливы! — откликнулась Полетт. — В наших взаимоотношениях секс никогда не играл никакой роли. А то, что произошло у нас с тобой… это меня перепугало — и то, как грубо ты повел себя позже…
— Давай, обвиняй во всем меня! — с негодованием швырнул в ответ Франко.
Полетт вновь обернулась к окну, почувствовав, что из глаз ее вот-вот ручьем потекут слезы.
— То, что произошло у нас с тобой… — повторила она. — Ты понимаешь, ведь этим же занималась и моя мать — и главным образом во все том же «Ред Холле», где она, как правило, отлавливала себе любовников. Самые страшные мои кошмары воплотились в реальность. Я почувствовала себя такой же, как и она, и это ужаснуло меня…
— Да я ведь едва к тебе прикоснулся! — безжалостно прервал ее Франко.
— Да не твое поведение заставило меня так переживать! Меня испугало то, что я с такой легкостью потеряла контроль над собою… то, что мне самой вдруг захотелось заниматься с тобой любовью. — Голос Полетт сорвался.
— Я бы предпочел услышать историю твоего брака, — жестко напомнил ей Франко.
Она судорожно вздохнула.
— Во время свадьбы, перед первой брачной ночью, Арманд жутко напился. И так продолжалось потом чуть ли не каждую ночь. Я решила, что в этом моя вина… что после тебя он просто не может заставить себя прикоснуться ко мне. А он и не пытался избавить меня от этих сомнений! — задыхаясь, призналась Полетт. — Это был сущий ад. Когда он возвращался домой, то запирался в своей комнате, а когда я попыталась поговорить с ним, он надолго замкнулся… Ни о какой физической близости не могло быть и речи.
Франко разразился столь гневными проклятиями, что Полетт вздрогнула.
— Он не стал обращаться за советом к сексопатологу, — продолжила она, — да и вообще не хотел хоть как-то на это реагировать. Он просто отказывался признавать существование такой проблемы…
— Так какого же черта ты не бросила его? — прорычал Франко.
Рыдания с трудом позволяли Полетт говорить.
— Из чувства вины. Я полагала, что во всем повинна только я сама. И, лишь заболев, Арманд признался, что он импотент… и что он никогда не испытывал физического влечения к женщине… У некоторых людей, говорят, полностью отсутствуют сексуальные эмоции, и, мне кажется, Арманд как раз и относился к их числу. Я не верю, что он был гомосексуалистом, хотя еще до нашей женитьбы ходили такие слухи. И его ужасало, что в кругу семьи и среди друзей появилось подобное мнение… потому-то он на мне и женился. Он использовал меня как ширму. Чтобы люди перестали болтать…
— И этого подонка ты называешь своим лучшим другом?
С уст Полетт сорвался горький смех.
— Но он же действительно был другом, пока я не вышла за него.
— А у тебя никогда не возникало стремления уйти?
— Нет, ведь он был болен, — прошептала Полетт.
— Ты же ничего ему не была должна. Он узнал про меня еще до того, как женился на тебе. Ты предоставила ему право выбора. А что он позволил выбирать тебе?
Полетт вытерла залитые слезами глаза.
— Ничего, — призналась она.
Франко прижал ее к своей широкой груди.
— Ты была столь юной и наивной, а я — столь нахальным, — горячо прошептал он. — Мне никогда и в голову не приходило, что ты могла испытывать в тот злополучный день. Я не верил, что после этого ты все равно выйдешь за него. Ты как-то сказала, что я и не представлял, какой вред тебе причинил… и ты была права. Я думал лишь о победе… Давай спустимся на пляж, — вдруг нежно прошептал Франко.
Полетт удивленно заморгала.
— На пляж?
— В этом доме я задыхаюсь. Она печально улыбнулась.
— Ты хочешь, чтобы я отправилась на пляж в таком одеянии?
Франко стремительно развернул Полетт спиной и рванул вниз молнию на ее платье.
Задыхаясь от возбуждения, вдруг охватившего ее, Полетт вытащила из шкафа ярко-розовый купальник и сунула ноги в пляжные туфли. Она почувствовала себя удивительно свободно и беззаботно, когда, выйдя на террасу, увидела Франко. Тот уже переоделся в джинсы и не забыл прихватить с собой бутылку шампанского из ведерка со льдом и бокалы, что стояли возле их кровати.
Он обхватил рукой ее обнаженные плечи.
— Пойдем.
— А как ты поступил с той туфелькой, которую я оставила на пороге, убегая от тебя шесть лет назад? — с удивлением услышала Полетт свой собственный голос, когда они уже подходили к берегу моря.
— Трудно сказать. Куда-то засунул.
— О!
— А ты полагаешь, что я оправил ее в золото и заключил в хрустальную шкатулку?
— Это были одни из моих самых любимых туфель…
— А как ты сама поступила с оставшейся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42