— Я вас сама быстрее замочу! — прошипела я и бросилась к Таньке.
Девчонки отошли в сторону и стали шептаться. Не обращая на них внимания, я склонилась над подругой. Она была без сознания.
— Танька, ты жива? — потрясла я ее за плечо.
Танька молчала. Я взяла ее за запястье — пульс прощупывался с трудом. Почувствовав, как на лбу выступил холодный пот, я бросилась к двери и стала стучать изо всех сил.
— Что надо? — лениво спросил дежурный, открывая «глазок».
— Быстрее, тут девочка умирает! — истошно закричала я.
Дежурный вызвал санитаров, и Таньку унесли. Я с трудом сдерживала слезы. Вскоре пришел начальник и попросил нас объяснить, что произошло. Я понимала, что если выдам девчонок, которые душили Таньку, то мне присвоят звание «стукач». Это в колонии хуже смерти. Меня будут бить на каждом шагу и подстраивать всякие гадости. Конечно, тех, кто хотел убить Таньку, накажут, но за стукачество я пострадаю ничуть не меньше.
— Ну что же вы молчите? — посмотрел на меня начальник. — Рассказывайте, что произошло?
— У Тани, наверное, астма. Ей не хватало воздуха. Я проснулась от того, что она громко стонала. Я испугалась за ее жизнь и позвала дежурного.
— Странно, — прищурил глаза начальник. — Врач установил, что осужденную душили. На шее остались синяки. Я хочу знать, кто ее душил.
Девчонки опустили глаза и напряглись, искоса посматривая на меня. Я постаралась сделать удивленный вид и растерянно пожала плечами.
— Извините, ничем не могу вам помочь. Я рассказала то, что видела сама. Может, кто-то и вправду ее душил, но я не знаю, кто это сделал. Мне очень жаль.
Начальник хмыкнул и вышел из секции, громко хлопнув дверью. Следом за ним вышел дежурный. Девчонки молча легли спать. Я лежала и думала о Таньке. Где она и что с ней? На этот вопрос мне никто не ответит. Здесь вообще не принято задавать вопросы, это я поняла с первого дня пребывания в колонии.
На следующий день мне разрешили свидание. Удивившись, я прошла в специально оборудованную комнату и увидела… Верку.
— У нас всего час. Долгосрочное свидание мне не дали, ведь я не мать и не муж, — вздохнула она.
Я не произнесла ни слова.
— Я привезла целую сумку вещей, — продолжала Верка, — еды набрала на всю зарплату. Приехала рано утром, но очень долго простояла в очереди. Затем прошмонали меня по полной программе — делали досмотр, проверяли, нет ли спиртного. Повыбрасывали половину того, что я тебе привезла. Даже вязаный шарф выкинули, сказали, что в колонию вязаное вообще привозить нельзя. Мол, заключенные могут распускать нитки и вить веревки. Фланелевый халатик тоже не разрешили. Не знаю почему. Я слышала, что в колонию можно передавать только темные вещи, светлые нельзя. Я специально съездила на базар и купила темный фланелевый халатик. Твой размерчик. Сорок четыре. Темно-синего цвета. Не взяли, заразы! Теплые сапожки не взяли. Зима на носу. Они что у вас, сдурели, что ли?
— Мне и в казенной одежде неплохо, — тихо сказала я и исподлобья посмотрела на Верку. — Телогрейку и валенки дадут. Перезимую.
— Дашенька, ты так похудела! Сама на себя не похожа… — На Веркиных глазах показались слезы. — Стала как жердь, взгляд бегающий, словно ты чего-то боишься…
— Посиди тут, я посмотрю, какой у тебя взгляд будет.
— Я тебе суп привезла, курицу, пирожки, колбасу. Наверное, пока до тебя передача дойдет, половину съедят, тебе самый мизер достанется. Дашка, ты уверена, что выдержишь свой срок?
— Постараюсь. Здесь тоже жить можно. Ты с мужем приехала или одна?
— Одна.
— Скажи, Верка, вы ходили в милицию, ведь я так и не нашла денег? — в упор спросила я сестру.
— Нет. Какая, к черту, милиция… Мы туда и не собирались идти. Просто хотелось тебя немного припугнуть, и все. Хотели, чтобы ты с Глебом помирилась и нам деньгами помогла. Неужели ты думаешь, что у нас хватило бы подлости пойти в милицию? Ты что, Дашенька! — залилась краской Верка.
Попугать, говоришь, — усмехнулась я. — Хорошо же вы меня попугали, что я на три года в колонию общего режима загремела! Пугачи! Так напугали, что до сих пор трясусь!
— Извини, мы не знали, что так получится…
— Макса нашли?
— Нет. — Веркины глаза как-то странно забегали, и я поняла, что она что-то явно недоговаривает.
— А мать его ищет?
— Ищет, только никак не может найти. Он пока числится без вести пропавшим.
— А почему меня о нем никто не спрашивает?
— Кто тебя спросит, если ты здесь сидишь? — смутилась Верка.
— Ты мне все говоришь или что-то скрываешь?
— Все, — тихо сказала Верка.
— А как мать Макса отреагировала на то, что меня посадили?
— Да никак. Она тебя знать больше не хочет.
— Моя квартира закрыта?
— Закрыта. В ней никто не живет. Дашенька, ты только не волнуйся, про Макса мы никому не расскажем.
— А я и не волнуюсь. Ладно, Верка, мне пора. Нам больше не о чем говорить. Семейного тебе счастья и побольше денег. Все-таки нехорошо как-то получилось. Я-то, дура, думала, что вы всерьез меня на пушку взяли, а вы, оказывается, просто попугать решили… — сквозь слезы улыбнулась я.
— Подожди. Мы говорим еще только двадцать минут. У нас еще сорок минут осталось.
— Хватит и двадцати. Сорок минут это слишком много.
— Ты прости меня, если можешь. За все…
— Я не злюсь. Я вас с Кириллом давно уже простила. Что мне на вас злиться? Вы для меня чужие люди. У вас своя жизнь, а у меня своя. У нас ничего не может быть общего. Я рада, сестренка, что у тебя неплохо идут дела. Извини.
Я встала и направилась к выходу.
— Даша! — окликнула меня Верка. — Стой. Я хочу, чтобы ты на меня не обижалась.
— Я уже не в том возрасте, чтобы на кого-то обижаться. Я просто не хочу тебя больше знать.
Вернувшись в секцию, я села на кровать и смахнула слезы. Ближе к вечеру мне принесли передачу. В колонии есть такой закон. Передачами нужно делиться даже с теми, кто тебе неприятен. Пожадничаешь — изобьют. Кроме того, процветает натуральный обмен. За пачку дешевого чая можно получить приличные джинсы или неплохую юбку. Впрочем, хорошие вещи забирают себе надзиратели, а нам отдают те, что похуже. Вот и халат отобрали только потому, что он новый. «Зря сестрица потратилась», — злорадно усмехнулась я.
Раздав часть передачи девчонкам, я стала думать о Верке. Она что-то не договаривает, но что? Макса до сих пор не нашли, это точно. Я в этом не сомневаюсь. Если бы его нашли, то ко мне в колонию давно бы уже прикатил следователь. В этой истории что-то не так. Верка упорно молчит, но я-то знаю свою сестру. Может, мать Макса до чего-то докопалась? Хотя, в принципе, мне нечего бояться. Нужно еще доказать мою причастность к этому делу.
Через несколько дней в отряд вернулась Танька. Я бросилась к ней на шею и радостно прошептала:
— Ну, слава Богу, все обошлось!
— Я тебе обязана, — вздохнула Танька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60