Густой поток машин, сиявшие блики света на мокрых тротуарах, грохот, лязг, пронзительный свисток полицейского, взмахи огромной руки в непромокаемом дождевике — все казалось знакомым и дружелюбным в тумане. Дневной кошмар вернулся только в театре, когда в зале погас свет, и поднявшийся занавес открыл жуткий мир пьесы Вотреля…
В конце первого акта мы с большим облегчением вышли покурить. Сидели все порознь, потому что театр был полон. В фойе я увидел, как сэр Джон знакомит Банколена с каким-то только что пришедшим мужчиной.
— …А это мистер Марл, — оглянулся он на меня. — Мистер Марл, познакомьтесь с мистером Доллингсом.
Я обменялся рукопожатием с вялым моложавым мужчиной, рука которого зависла в воздухе, а пожатие было слабым, как у мертвеца. Остекленевший взгляд неподвижно смотрел в одну точку где-то за плечом собеседника. Он пробормотал нечто вроде «очпр», выдавил бледную, призрачную улыбку и принялся рассматривать свои ногти. Начинавший полнеть, симпатичный, одновременно бледный и румяный. Должно быть, не так давно вышел из Оксфорда. Беседа завязывалась с трудом.
Все какое-то время молчали. Потом кто-то спросил:
— Надеюсь, мистер Доллингс, спектакль вам понравился?
— Ау? — переспросил Доллингс с некоторой рассеянностью, вынырнув из мира грез. — Ау! — повторил он, как бы поняв вопрос, и вновь призрачно улыбнулся. — Не знаю, по правде сказать. Я только пришел. Боюсь, ужасно опоздал. А вам нравится?
Теперь я убедился, что беседовать с ним затруднительно. После очередной паузы кто-то предложил выпить. Мало-помалу Доллингс оттаял и к началу второго акта держался почти дружелюбно. Впрочем, требовалось большое внимание чтобы улавливать в его бурчании связные слова Я сразу вспомнил, как в Гейдельберге однажды серьезный тевтон твердо уверенный, будто я говорю по-немецки, схватил меня за пуговицу и лихорадочно прочел сорокапятиминутную лекцию бог весть о чем, то и дело требуя согласия. Я только кивал, поддакивал «ja, ja», делал умный вид, в паузах с неодобрением бормотал: «Bahnhof»[4]. Наконец, сэр Джон спросил:
— Кстати, Джордж, помните ту дикую историю, которую вы мне рассказывали? Про тень виселицы или что-то вроде того?
— Виселицы? — переспросил Доллингс, сморщив лоб — Ау! Точно!
Сэра Джона явно науськал Банколен. Рассеянный задумчивый детектив обронил по этому поводу в «Бримстоне» несколько сумбурных замечаний и наконец пригласил Доллингса выпить в клубе после спектакля. Тот беспричинно испугался, когда сэр Джон проявил желание снова выслушать историю, но согласился, пообещав охотно повторить.
— Кстати, мистер Доллингс, — небрежно бросил Банколен, — вы, случайно, не знаете некоего аль-Мулька? Кажется, его зовут Низам аль-Мульк.
Теперь Доллингс по-настоящему испугался. Запустил пятерню в густые черные волосы, заморгал, забормотал, заикаясь.
— Ну, собственно, я о нем слышал… — запнулся и подозрительно посмотрел на Банколена.
Начинался второй акт, и я вернулся в зал, более чем заинтригованный. Банколен улыбался.
Больше мы не проронили ни слова до конца спектакля Он произвел на нас жуткое, угнетающее впечатление — вся толпа мрачно покидала театр. Вместе с подошедшим Доллингсом мы молча шагали по улице. Стоял сильный холод, вокруг фонарей клубился туман, непроницаемый, словно табачный дым. Мостовую заполоняла масса громыхавших такси, все они мчались мимо, не обращая внимания на поднятую палку; мы так и не нашли свободного, почти добравшись до Пикадилли-Серкус.
— Ну, давайте пройдемся, — раздраженно предложил сэр Джон. — Туман уже рассеивается. Свернем направо, тут недалеко.
В тот момент мы находились на углу Джермин-стрит со стороны Пикадилли. Пешеходов было немного, и слава богу, потому что я шел не глядя, вслепую. Рука полисмена остановила движение, я увидел, как мои спутники повернули, переходя дорогу. Шагнув следом за ними, я в смутном свете горевшей над нами рекламы заметил оглянувшегося сэра Джона, который взмахнул тростью и крикнул:
— Осторожно, дружище!
Я очнулся от крика, метнулся назад и едва не упал. Машины стояли, но одна, не обращая внимания на сигнал полисмена, бесшумно вывернула с Джермин-стрит. Сбитая с толку густым туманом, она жила собственной дьявольской жизнью, и ярко горевшие фары летели прямо на меня. Я расслышал крик полицейского, резкий свисток. Огромный зеленый лимузин промчался мимо к Хеймаркету.
Но я не по этой причине застыл, содрогаясь от тошнотворного страха, а потому, что мельком разглядел лицо шофера пронесшейся с ревом машины.
Водитель машины был мертв.
Картина быстро промелькнула, но была кошмарно живой. Мертвое лицо в тумане четко стояло передо мной. Черная физиономия негра-гиганта в ливрее теперь стала серой, голова лежала на правом плече. Я хорошо разглядел белки глаз, отвисшую челюсть, перерезанное от уха до уха горло… Лимузин катился к Хеймаркету. Это была машина аль-Мулька. Осознав, что с меня слетела шляпа, упавшая в лужу, я стоял посреди Джермин-стрит и незнакомым голосом сыпал проклятиями.
Рядом со мной очутился Банколен. Он тоже все видел и не стал терять время. Позади нас в потоке машин появилось такси с поднятым флажком. Пока к нам спешил полисмен, Банколен запихнул всех в машину.
— Садитесь скорей! — крикнул он. — Вы нужны мне, сэр Джон. Скотленд-Ярд, — сообщил он шоферу. — Держитесь вон за тем зеленым лимузином. Видите?
Я свалился сэру Джону на колени, и мы вчетвером набились в такси. Задохнувшийся ошарашенный Доллингс прижался в углу. Шарф закрыл его лицо, придушенный голос протестовал:
— Эй! Послушайте!…
Большое тяжелое такси, чихая и трепеща, с визгом промчалось мимо взбешенного полисмена, грозившего в окно кулаком. Из пещерной темноты я видел фрагменты домов, проплывавшие в туманном свете при повороте на Хеймаркет.
— Скорей не могу! — крикнул Банколену шофер сквозь басовитый рев машины.
Объезжая крошечный «остин», такси вильнуло, накренилось, но мы не потеряли из виду зеленую «Минерву». Только теперь я понял безумие происходящего: дикую комедию погони за мертвецом, мчавшимся по вечернему Лондону. Мы летели вдогонку за трупом. Доллингс и сэр Джон заговорили одновременно, но Банколен, высунувшийся в окно, энергичным жестом призвал их к молчанию.
Шофер отчаянно кричал:
— Туман слишком сильный, хозяин! Вон она! На Пэлл-Мэлл повернула…
Нас окутало густое облако тумана. Повернули направо, и впереди открылась Пэлл-Мэлл, в виде длинного поля огней. На прямой, почти пустой улице даже в тумане хорошо виднелись красные подфарники «минервы». Мы промчались по площади Ватерлоо, по-прежнему держа путь вперед. Труп нарушал все законы об ограничении скорости. Я мысленно видел, как он потирает руки, радуясь гонке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
В конце первого акта мы с большим облегчением вышли покурить. Сидели все порознь, потому что театр был полон. В фойе я увидел, как сэр Джон знакомит Банколена с каким-то только что пришедшим мужчиной.
— …А это мистер Марл, — оглянулся он на меня. — Мистер Марл, познакомьтесь с мистером Доллингсом.
Я обменялся рукопожатием с вялым моложавым мужчиной, рука которого зависла в воздухе, а пожатие было слабым, как у мертвеца. Остекленевший взгляд неподвижно смотрел в одну точку где-то за плечом собеседника. Он пробормотал нечто вроде «очпр», выдавил бледную, призрачную улыбку и принялся рассматривать свои ногти. Начинавший полнеть, симпатичный, одновременно бледный и румяный. Должно быть, не так давно вышел из Оксфорда. Беседа завязывалась с трудом.
Все какое-то время молчали. Потом кто-то спросил:
— Надеюсь, мистер Доллингс, спектакль вам понравился?
— Ау? — переспросил Доллингс с некоторой рассеянностью, вынырнув из мира грез. — Ау! — повторил он, как бы поняв вопрос, и вновь призрачно улыбнулся. — Не знаю, по правде сказать. Я только пришел. Боюсь, ужасно опоздал. А вам нравится?
Теперь я убедился, что беседовать с ним затруднительно. После очередной паузы кто-то предложил выпить. Мало-помалу Доллингс оттаял и к началу второго акта держался почти дружелюбно. Впрочем, требовалось большое внимание чтобы улавливать в его бурчании связные слова Я сразу вспомнил, как в Гейдельберге однажды серьезный тевтон твердо уверенный, будто я говорю по-немецки, схватил меня за пуговицу и лихорадочно прочел сорокапятиминутную лекцию бог весть о чем, то и дело требуя согласия. Я только кивал, поддакивал «ja, ja», делал умный вид, в паузах с неодобрением бормотал: «Bahnhof»[4]. Наконец, сэр Джон спросил:
— Кстати, Джордж, помните ту дикую историю, которую вы мне рассказывали? Про тень виселицы или что-то вроде того?
— Виселицы? — переспросил Доллингс, сморщив лоб — Ау! Точно!
Сэра Джона явно науськал Банколен. Рассеянный задумчивый детектив обронил по этому поводу в «Бримстоне» несколько сумбурных замечаний и наконец пригласил Доллингса выпить в клубе после спектакля. Тот беспричинно испугался, когда сэр Джон проявил желание снова выслушать историю, но согласился, пообещав охотно повторить.
— Кстати, мистер Доллингс, — небрежно бросил Банколен, — вы, случайно, не знаете некоего аль-Мулька? Кажется, его зовут Низам аль-Мульк.
Теперь Доллингс по-настоящему испугался. Запустил пятерню в густые черные волосы, заморгал, забормотал, заикаясь.
— Ну, собственно, я о нем слышал… — запнулся и подозрительно посмотрел на Банколена.
Начинался второй акт, и я вернулся в зал, более чем заинтригованный. Банколен улыбался.
Больше мы не проронили ни слова до конца спектакля Он произвел на нас жуткое, угнетающее впечатление — вся толпа мрачно покидала театр. Вместе с подошедшим Доллингсом мы молча шагали по улице. Стоял сильный холод, вокруг фонарей клубился туман, непроницаемый, словно табачный дым. Мостовую заполоняла масса громыхавших такси, все они мчались мимо, не обращая внимания на поднятую палку; мы так и не нашли свободного, почти добравшись до Пикадилли-Серкус.
— Ну, давайте пройдемся, — раздраженно предложил сэр Джон. — Туман уже рассеивается. Свернем направо, тут недалеко.
В тот момент мы находились на углу Джермин-стрит со стороны Пикадилли. Пешеходов было немного, и слава богу, потому что я шел не глядя, вслепую. Рука полисмена остановила движение, я увидел, как мои спутники повернули, переходя дорогу. Шагнув следом за ними, я в смутном свете горевшей над нами рекламы заметил оглянувшегося сэра Джона, который взмахнул тростью и крикнул:
— Осторожно, дружище!
Я очнулся от крика, метнулся назад и едва не упал. Машины стояли, но одна, не обращая внимания на сигнал полисмена, бесшумно вывернула с Джермин-стрит. Сбитая с толку густым туманом, она жила собственной дьявольской жизнью, и ярко горевшие фары летели прямо на меня. Я расслышал крик полицейского, резкий свисток. Огромный зеленый лимузин промчался мимо к Хеймаркету.
Но я не по этой причине застыл, содрогаясь от тошнотворного страха, а потому, что мельком разглядел лицо шофера пронесшейся с ревом машины.
Водитель машины был мертв.
Картина быстро промелькнула, но была кошмарно живой. Мертвое лицо в тумане четко стояло передо мной. Черная физиономия негра-гиганта в ливрее теперь стала серой, голова лежала на правом плече. Я хорошо разглядел белки глаз, отвисшую челюсть, перерезанное от уха до уха горло… Лимузин катился к Хеймаркету. Это была машина аль-Мулька. Осознав, что с меня слетела шляпа, упавшая в лужу, я стоял посреди Джермин-стрит и незнакомым голосом сыпал проклятиями.
Рядом со мной очутился Банколен. Он тоже все видел и не стал терять время. Позади нас в потоке машин появилось такси с поднятым флажком. Пока к нам спешил полисмен, Банколен запихнул всех в машину.
— Садитесь скорей! — крикнул он. — Вы нужны мне, сэр Джон. Скотленд-Ярд, — сообщил он шоферу. — Держитесь вон за тем зеленым лимузином. Видите?
Я свалился сэру Джону на колени, и мы вчетвером набились в такси. Задохнувшийся ошарашенный Доллингс прижался в углу. Шарф закрыл его лицо, придушенный голос протестовал:
— Эй! Послушайте!…
Большое тяжелое такси, чихая и трепеща, с визгом промчалось мимо взбешенного полисмена, грозившего в окно кулаком. Из пещерной темноты я видел фрагменты домов, проплывавшие в туманном свете при повороте на Хеймаркет.
— Скорей не могу! — крикнул Банколену шофер сквозь басовитый рев машины.
Объезжая крошечный «остин», такси вильнуло, накренилось, но мы не потеряли из виду зеленую «Минерву». Только теперь я понял безумие происходящего: дикую комедию погони за мертвецом, мчавшимся по вечернему Лондону. Мы летели вдогонку за трупом. Доллингс и сэр Джон заговорили одновременно, но Банколен, высунувшийся в окно, энергичным жестом призвал их к молчанию.
Шофер отчаянно кричал:
— Туман слишком сильный, хозяин! Вон она! На Пэлл-Мэлл повернула…
Нас окутало густое облако тумана. Повернули направо, и впереди открылась Пэлл-Мэлл, в виде длинного поля огней. На прямой, почти пустой улице даже в тумане хорошо виднелись красные подфарники «минервы». Мы промчались по площади Ватерлоо, по-прежнему держа путь вперед. Труп нарушал все законы об ограничении скорости. Я мысленно видел, как он потирает руки, радуясь гонке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50