Любовь нельзя предсказать, она создается любящими людьми. Возьми, к примеру, вас с Жюли…
– Давай оставим Жюли в покое, хорошо?
(Тем более что Жюли в настоящий момент выигрывала свое пари.) Решив оставить в стороне дипломатию, я нанес мощнейший удар:
– Тереза, Мари-Кольбер запретил нам присутствовать на вашей свадьбе, он сообщил тебе об этом?
– Ну и что? Ведь ты же против свадьбы. Он скорее оказывает тебе услугу, тебе так не кажется?
Могу вас заверить: между вопросами и ответами проходило не более полсекунды. Наконец я ударил из дальнобойного орудия:
– Послушай, Тереза, вначале я не хотел тебе этого говорить, но сегодня днем я внимательно наблюдал за Мари-Кольбером и расстался с ним с твердым убеждением, что он собирается использовать твой дар ради своей личной карьеры, только и всего. Это человек, вскормленный властью, и он женится на тебе по политическим соображениям!
– То есть он будет любить не меня, а мои способности предсказывать будущее?
– Точно. Ты интересуешь его лишь как ясновидящая.
– Ну что ж, это легко будет проверить.
Она произнесла эту фразу с такой спокойной улыбкой на лице, что я вновь ободрился, подумав, что еще не все потеряно.
– Я лишусь дара предсказывать будущее на следующий день после нашей брачной ночи, – добавила она. – Если он отвергнет меня, значит, он хотел жениться на гадалке, а не на женщине.
Нам всем потребовалось некоторое время, чтобы переварить смысл, заключенный в ее последних словах.
Первым сломался Жереми:
– Ты хочешь сказать, что, когда ты больше не будешь… ты не…
– Точно.
– Потому что вы еще не… он тебя еще не…
– Вздрючил? Трахнул? Заделал? Натянул? Отодрал? – закончила фразу Тереза, заимствуя лексику Жереми. – Я приняла для себя решение выйти замуж девственницей. Чтобы хоть чуточку внести оригинальности в наши семейные традиции…
– Это ты на маму намекаешь?
– Мама есть мама. А я есть я.
И ужин покатился в тартарары: Жереми стал яростно защищать честь нашей мамы. Тереза кричала, что не собиралась говорить о ней ничего плохого, поднялся общий галдеж, который длился до тех пор, пока все не вскочили из-за стола и двери в спальнях не захлопали, как в лучших буржуазных домах.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
где говорится, что любовь действительно прекрасна, как о ней говорят
1
Я сделал все. Я поистине сделал все возможное, чтобы помешать этому браку. Прежде всего, я выставил за дверь Тео, который решительно встал на сторону Терезы. Он в то время как раз переживал очередное любовное приключение с одним биржевым маклером и превозносил страсть как высшую из ценностей, оставшихся у человечества. Опираясь на свою специфическую, окрашенную в голубые тона логику, он забросал меня аргументами, которые, возможно, при иных обстоятельствах я нашел бы весьма интересными:
– Бен, не мешай Терезе выходить замуж. Если б ты знал, как мы с Эрве хотим иметь ребенка!
– Хочешь оказать мне большую услугу, Тео?
– Все, что пожелаешь.
– Топай домой и не возвращайся сюда до тех пор, пока я не улажу это дело.
– Бенжамен, только у вас дома я чувствую себя хорошо. Эрве перевели на работу в Токио, а у меня нет столько денег, чтобы болтать с ним каждый вечер по телефону.
– Ничего, мы пустим шапку по кругу, чтобы сброситься тебе на телефонные разговоры.
После чего я занялся Жереми, который видел во мне лишь тупоголового властного отца, противившегося браку по любви своей прекрасной дочери, «ну точь-в-точь как те старые козлы в пьесах Мольера», уточнил он.
– Жереми, напомни мне, когда в последний раз я задавал тебе взбучку?
Пока он рылся в своей памяти, я перешел от намеков к прямым угрозам:
– Еще раз сунешь нос в это дело, получишь от меня так, что потом придется очень долго отлеживаться в кроватке. Понял? Да, и вот еще что: прекрати заниматься ерундой и оставь плакат Мартена Лежоли в покое, иначе длинные руки, наклеивающие его каждое утро, когда-нибудь дотянутся до твоей шеи.
Удалив со сцены Тео и Жереми, я, как настоящий руководитель партии во времена чисток, проконсультировался с каждым из оставшихся соратников. Однако это не дало особого эффекта. Даже старина Семель не знал, как предотвратить надвигающуюся угрозу.
– Ты не сможешь помешать свадьбе, Бенжамен. Возьми, к примеру, нас с женой. И ее, и моя семья были против нашего брака. И нельзя сказать, что они были не правы, я колотил ее всю жизнь, а она пропивала мой капитал, который я зарабатывал на торговле. Когда из-за ее цирроза я остался вдовцом, у меня не хватило денег даже на то, чтобы оплатить ее похороны, помнишь? Если бы не вы, лежать ей в общей могиле. Так вот, теперь мне ее не хватает… Ну, то есть не то чтобы не хватает, – поправил он себя, – мне не хватает нашего брака.
Жюли, избороздившая в свое время целый океан любви, прежде чем зайти в мою гавань, могла оказаться прекрасным советчиком в таких делах. Я спросил ее, что она – только честно – думает о Мари-Кольбере. Меня интересовало мнение женщины. Она ответила лишь одним словом:
– Резинка.
– Прости, не понял?
– У него лицо представителя санэпидемнадзора и руки гинеколога. Он занимается любовью только с презервативом. Независимо от того, есть опасность заражения СПИДом или нет. Такая публика всегда напяливает на свой прибор резинку.
– А я, наоборот, думал, что настоящий политик страдает приапизмом, они так озабочены тем, чтобы обойти конкурентов.
– Однако они редко оказываются хорошими любовниками и всегда – отвратительными мужьями.
– Жюли, как я могу этому помешать?
– Априори ты никак не можешь этого сделать.
– А как насчет апостериори? После подробного изучения личности нашего женишка?
Эта мысль пришла мне в голову как раз в тот момент, когда я задавал вопрос Жюли. Нужно провести следствие по делу Мари-Кольбера де Роберваля. Я хотел знать об этом типе все: о его карьере, семье, генеалогическом древе, о том, что творится в его змеиной голове, – короче говоря, все.
– Если Терезе и суждено попасть на бойню, то пусть она это сделает с полным осознанием того, на что идет!
Жюли сначала пыталась отговорить меня от задуманного: видите ли, в любви чем больше знаешь, тем сильнее обостряются чувства, она сама, мол, полюбила бы меня гораздо раньше, если бы ей попалось под руку мое личное дело. Однако сопротивлялась она недолго и очень быстро загорелась в предвкушении очередного журналистского расследования, так что у Мари-Кольбера вскоре появится возможность оценить на себе работу одного из лучших сканеров в среде парижских репортеров.
– Не упусти из виду смерть его брата, Жюли. Политики редко становятся самоубийцами по своей воле. Я хочу знать, добровольно ли накинул на себя петлю Шарль-Анри или кто-то его вздернул.
С Хадушем, Длинным Мо и Симоном-Арабом я повел наступление в другом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Давай оставим Жюли в покое, хорошо?
(Тем более что Жюли в настоящий момент выигрывала свое пари.) Решив оставить в стороне дипломатию, я нанес мощнейший удар:
– Тереза, Мари-Кольбер запретил нам присутствовать на вашей свадьбе, он сообщил тебе об этом?
– Ну и что? Ведь ты же против свадьбы. Он скорее оказывает тебе услугу, тебе так не кажется?
Могу вас заверить: между вопросами и ответами проходило не более полсекунды. Наконец я ударил из дальнобойного орудия:
– Послушай, Тереза, вначале я не хотел тебе этого говорить, но сегодня днем я внимательно наблюдал за Мари-Кольбером и расстался с ним с твердым убеждением, что он собирается использовать твой дар ради своей личной карьеры, только и всего. Это человек, вскормленный властью, и он женится на тебе по политическим соображениям!
– То есть он будет любить не меня, а мои способности предсказывать будущее?
– Точно. Ты интересуешь его лишь как ясновидящая.
– Ну что ж, это легко будет проверить.
Она произнесла эту фразу с такой спокойной улыбкой на лице, что я вновь ободрился, подумав, что еще не все потеряно.
– Я лишусь дара предсказывать будущее на следующий день после нашей брачной ночи, – добавила она. – Если он отвергнет меня, значит, он хотел жениться на гадалке, а не на женщине.
Нам всем потребовалось некоторое время, чтобы переварить смысл, заключенный в ее последних словах.
Первым сломался Жереми:
– Ты хочешь сказать, что, когда ты больше не будешь… ты не…
– Точно.
– Потому что вы еще не… он тебя еще не…
– Вздрючил? Трахнул? Заделал? Натянул? Отодрал? – закончила фразу Тереза, заимствуя лексику Жереми. – Я приняла для себя решение выйти замуж девственницей. Чтобы хоть чуточку внести оригинальности в наши семейные традиции…
– Это ты на маму намекаешь?
– Мама есть мама. А я есть я.
И ужин покатился в тартарары: Жереми стал яростно защищать честь нашей мамы. Тереза кричала, что не собиралась говорить о ней ничего плохого, поднялся общий галдеж, который длился до тех пор, пока все не вскочили из-за стола и двери в спальнях не захлопали, как в лучших буржуазных домах.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
где говорится, что любовь действительно прекрасна, как о ней говорят
1
Я сделал все. Я поистине сделал все возможное, чтобы помешать этому браку. Прежде всего, я выставил за дверь Тео, который решительно встал на сторону Терезы. Он в то время как раз переживал очередное любовное приключение с одним биржевым маклером и превозносил страсть как высшую из ценностей, оставшихся у человечества. Опираясь на свою специфическую, окрашенную в голубые тона логику, он забросал меня аргументами, которые, возможно, при иных обстоятельствах я нашел бы весьма интересными:
– Бен, не мешай Терезе выходить замуж. Если б ты знал, как мы с Эрве хотим иметь ребенка!
– Хочешь оказать мне большую услугу, Тео?
– Все, что пожелаешь.
– Топай домой и не возвращайся сюда до тех пор, пока я не улажу это дело.
– Бенжамен, только у вас дома я чувствую себя хорошо. Эрве перевели на работу в Токио, а у меня нет столько денег, чтобы болтать с ним каждый вечер по телефону.
– Ничего, мы пустим шапку по кругу, чтобы сброситься тебе на телефонные разговоры.
После чего я занялся Жереми, который видел во мне лишь тупоголового властного отца, противившегося браку по любви своей прекрасной дочери, «ну точь-в-точь как те старые козлы в пьесах Мольера», уточнил он.
– Жереми, напомни мне, когда в последний раз я задавал тебе взбучку?
Пока он рылся в своей памяти, я перешел от намеков к прямым угрозам:
– Еще раз сунешь нос в это дело, получишь от меня так, что потом придется очень долго отлеживаться в кроватке. Понял? Да, и вот еще что: прекрати заниматься ерундой и оставь плакат Мартена Лежоли в покое, иначе длинные руки, наклеивающие его каждое утро, когда-нибудь дотянутся до твоей шеи.
Удалив со сцены Тео и Жереми, я, как настоящий руководитель партии во времена чисток, проконсультировался с каждым из оставшихся соратников. Однако это не дало особого эффекта. Даже старина Семель не знал, как предотвратить надвигающуюся угрозу.
– Ты не сможешь помешать свадьбе, Бенжамен. Возьми, к примеру, нас с женой. И ее, и моя семья были против нашего брака. И нельзя сказать, что они были не правы, я колотил ее всю жизнь, а она пропивала мой капитал, который я зарабатывал на торговле. Когда из-за ее цирроза я остался вдовцом, у меня не хватило денег даже на то, чтобы оплатить ее похороны, помнишь? Если бы не вы, лежать ей в общей могиле. Так вот, теперь мне ее не хватает… Ну, то есть не то чтобы не хватает, – поправил он себя, – мне не хватает нашего брака.
Жюли, избороздившая в свое время целый океан любви, прежде чем зайти в мою гавань, могла оказаться прекрасным советчиком в таких делах. Я спросил ее, что она – только честно – думает о Мари-Кольбере. Меня интересовало мнение женщины. Она ответила лишь одним словом:
– Резинка.
– Прости, не понял?
– У него лицо представителя санэпидемнадзора и руки гинеколога. Он занимается любовью только с презервативом. Независимо от того, есть опасность заражения СПИДом или нет. Такая публика всегда напяливает на свой прибор резинку.
– А я, наоборот, думал, что настоящий политик страдает приапизмом, они так озабочены тем, чтобы обойти конкурентов.
– Однако они редко оказываются хорошими любовниками и всегда – отвратительными мужьями.
– Жюли, как я могу этому помешать?
– Априори ты никак не можешь этого сделать.
– А как насчет апостериори? После подробного изучения личности нашего женишка?
Эта мысль пришла мне в голову как раз в тот момент, когда я задавал вопрос Жюли. Нужно провести следствие по делу Мари-Кольбера де Роберваля. Я хотел знать об этом типе все: о его карьере, семье, генеалогическом древе, о том, что творится в его змеиной голове, – короче говоря, все.
– Если Терезе и суждено попасть на бойню, то пусть она это сделает с полным осознанием того, на что идет!
Жюли сначала пыталась отговорить меня от задуманного: видите ли, в любви чем больше знаешь, тем сильнее обостряются чувства, она сама, мол, полюбила бы меня гораздо раньше, если бы ей попалось под руку мое личное дело. Однако сопротивлялась она недолго и очень быстро загорелась в предвкушении очередного журналистского расследования, так что у Мари-Кольбера вскоре появится возможность оценить на себе работу одного из лучших сканеров в среде парижских репортеров.
– Не упусти из виду смерть его брата, Жюли. Политики редко становятся самоубийцами по своей воле. Я хочу знать, добровольно ли накинул на себя петлю Шарль-Анри или кто-то его вздернул.
С Хадушем, Длинным Мо и Симоном-Арабом я повел наступление в другом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39