Да что вы говорите!
– И если бы мой брат был с вами знаком, он никогда бы не повесился.
Простите, не понял?
Он замолчал. Бокал с коньяком медленно поворачивался в его ладонях. Казалось, он пытается выудить из этого бокала будущее своего покойного брата. Воспользовавшись паузой, я, в свою очередь, заглянул в свой бокал, стараясь прочитать в нем будущее моей сестренки: Тереза бросает гадание на кофейной гуще ради гадания на изысканном шампанском… Моя Тереза меняет свой автоприцеп на кабинет, меблированный в стиле Людовика XV, а свои гадальные карты – на двойную колоду для бриджа… И я увидел ее – очень отчетливо, там, внутри бокала, увидел, как Тереза склоняется над бархатным столом для игры в бридж и предсказывает будущее сливкам общества по лежащим перед ней картам вистующего. Эта картина, словно вспышка, промелькнула в моем мозгу! О, вроде ничего такого, интуитивное предположение, мимолетное, но четкое, как постановление правительства: я влип в дерьмо по уши. Вот такие дела. Из-за этой свадьбы я окажусь по уши в дерьме, лично я. Бенжамен Малоссен. Причем это будет не лишь бы какая выгребная яма, не из тех простых выгребных ям, в которые меня до сих пор забрасывала судьба, нет, это будет выгребная яма океанических размеров, а все, что случалось со мной до сих пор, покажется детскими играми по сравнению с тем, что меня ожидает. Я еще точно не знал, какое, собственно, обвинение выдвинут против меня на этот раз, но, заглядывая на дно своего бокала с коньяком, в бесшумной атмосфере шикарного бара, почувствовал, что получу свое сполна. На сей раз удар будет по-настоящему жестоким. И никакие уловки не помогут мне отвертеться от надвигающейся беды. Меня не будут обвинять в том или в этом – нет, нет, нет, меня обвинят во всем.
И, словно эхо объявшего меня ужаса, размеренный голос Мари-Кольбера (ах да, Мари-Кольбер!) произнес:
– Я имею в виду вашу профессию козла отпущения, Бенжамен…
Нет никаких сомнений, тучи с дерьмом сгущались над моей головой.
– Если бы вы научили моего брата быть козлом отпущения, он теперь был бы среди нас.
Который час? Мне пора сматываться, но МК2 продолжал, глядя мне прямо в глаза, словно исповедуясь впервые в жизни:
– Шарль-Анри был чистейшим продуктом Школы, впрочем, как и я сам, то есть был козлом отпущения вроде вас. Только мы об этом не догадывались. Мы готовимся в Школе администрации к тому, чтобы занять самые высокие должности, мы поступаем туда прилежными учениками и выходим с намерением стать министрами, но кто такой министр, Бенжамен? Или высокопоставленный государственный служащий? А генеральный директор крупной компании? Или управляющий? Предохранители, мой дорогой! Люди, которые выходят в отставку, чтобы сохранить покой своим боссам! Козлы отпущения, восходящие на жертвенный алтарь при каждом новом повороте политики. Нам казалось, что нас учат управлению, а нам, оказывается, суждено было играть роль жертвы! Преподавателя науки о том, как эффективно работать козлом отпущения, – вот кого не хватает Школе администрации! Человек вашей закалки сумел бы подготовить элиту, мечтающую о власти, к жертвоприношению. Говорю вам. Школа нуждается в таком преподавателе, как вы!
В тот момент я должен был почувствовать себя удостоенным высокой чести. Получить предложение о работе как раз тогда, когда Королева Забо выставила меня за дверь! И где – в самом престижном вузе страны, подумать только! Я, обучающий важнейших из шишек! Вот только почему-то вместо лаврового венка я чувствовал над своей головой совсем иное: все ту же проклятую тучу с дерьмом.
– И тогда, будь вы его преподавателем, Шарль-Анри не повесился бы, даже если бы и оказался в чем-то виновным! Он превосходно сыграл бы роль козла отпущения – он всегда был прилежным учеником – и сидел бы теперь с нами, живой и невредимый.
От тучи уже потянуло такой вонью, что по сравнению с ней сам пес Джулиус Превосходный пах чудеснее не бывает. Но почему опять я? Почему все время я?
– Я не шучу, Бенжамен. Двери Школы администрации открыты для вас. Только дайте знак, и я переговорю с кем следует.
Нет, нет! Очень благодарен вам, но ни слова тому, кому следует, особенно тому, кому следует! Впрочем, мне уже надо идти, вот, все было очень… кофе… и наша беседа… коньяк, конечно, и доверие тоже… вы делаете честь моей сестре… на самом деле, очень…
– И последнее, Бенжамен.
Ах да, последнее, ну давай последнее!
И Мари-Кольбер де Роберваль, инспектор финансового контроля первого класса, мой будущий шурин, крикнув официанту: «Счет, пожалуйста!», выдал мне последнюю – более последней не бывает – новость:
– Не принимайте это близко к сердцу, но я предпочел бы, чтобы вы не присутствовали на нашей свадьбе. Ни вы, ни кто-либо другой из членов вашей семьи.

2
Его аргументы выглядели убедительными. Тереза поведала ему о любовных приключениях мамаши, которые никогда не заканчивались свадьбой (куча детей, и все – безотцовщина), о замужестве Клары (жуткая смерть жениха), о браке хирурга Бертольда с нашей подругой Мондин (грандиозная потасовка на скамьях в соборе Парижской Богоматери: семеро раненых, среди которых трое оказались в критическом состоянии)… «все эти события нанесли ей серьезную душевную рану, Бенжамен». Дело не в том, что Мари-Кольбер стыдился нашей семьи, нет, он всего-навсего хотел избежать риска гражданской войны, которая могла вспыхнуть во время церемонии в Сен-Филипп-дю-Руль, просто «ваша сестра не вынесет этого; у нее слишком обостренное чувство… святого». (Мне ли этого не знать!)
– Однако мне не хватило мужества сказать об этом Терезе, я предпочел бы чтобы вы объявили ей об этом сами, словно идея исходит от вас. Рассматривайте, пожалуйста, мой малодушный поступок как проявление деликатности по отношению к вашей сестре, Бенжамен.
Все это мы пережевывали с Джулиусом, медленно шагая в направлении Бельвиля. Мы пытались «подвести итоги» прошедших переговоров, как говорят политики. Но итоги ни в ком не нуждаются, чтобы подвести себя, в отличие от выводов, которые приходится делать нам. И печальные итоги – это как раз то, что случается, если вы не сделали для себя выводы. Я видел свое будущее в черном свете. Можно было даже не смотреть на небо – я и так был уверен на все сто, что туча с дерьмом неотступно следует за нами…
Потому что в итоге все сводится к чему? Мари-Кольбер де Роберваль, политическая зверушка, вскормленная плодами Истории, строит планы о том, как воспользоваться дарованием Терезы ради своей личной карьеры, вот и все. И этот же стратег хочет найти для меня теплое местечко в самом престижном из престижнейших вузов, уже примеривая на меня самую престижную из престижнейших мантий. «Я имею в виду вашу профессию козла отпущения, Бенжамен…».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39