И тогда Эрриэз поняла, что нужно делать. Она сжала кулаки; ее бледное личико, усталое и, боюсь, не слишком тщательно умытое, вспыхнуло; светлые глаза, не привыкшие видеть солнце каждый день, вдруг загорелись. Выдох пламени понесся от нее, и дерево ответило шелестом, чародей — стоном, а Конан — взглядом ей навстречу. Но Эрриэз смотрела не на них. Она выкрикнула срывающимся голосом:
— Атвейг!
Меч в руке Конана пронзительно запел, и голос Эрриэз слился с голосом оружия. Впервые в жизни Атвейг вышла из-под власти своего владельца — может быть, потому, что отвечала любовью на его любовь и тоже знала о мыслях чародея…
Конан посмотрел на убитого. Рот колдуна раскрылся, глаза побелели, словно радужная оболочка растворилась. Конан молча выдернул меч из его горла, вытер клинок о траву и тяжело опустился на землю.
Я осторожно подсел к нему.
— Он ранил тебя, Конан?
Конан отмолчался. Он даже не взглянул в мою сторону. Мне почему-то показалось, что он сейчас никого не хочет видеть.

Глава восьмая
Коварный Гримнир

С тех пор, как мы разделались с колдуном, препятствия нам больше не встречались. Мы шли уже целый день, и никто не нападал на нас ни сверху, ни сбоку, ни снизу. Однако бдительности терять не следовало, и потому мы постоянно озирались по сторонам и прислушивались. Не то враги наши стали осторожнее, не то они струсили, поняв, что ни с какого боку нас не возьмешь, только никто не показывался. А может, они вообще иссякли.
Так я размышлял, пока мы шли по хорошей лесной дороге.
Но не успел я подумать о том, что эти кровавые псы, учуяв наш запах, поджали свои облезлые хвосты, как увидел свисающие с небес ноги. Собственно, свисали они, если приглядеться, не с небес, а с ветки, протянувшейся над дорогой. Две ноги в сапогах чудовищного размера. Они лениво покачивались. Потом на дереве кто-то завозился.
Мы сбились в кучу и задрали головы. Кто-то тяжелый лег животом на ветку и высунул к нам свою башку, открывая для обзора черную повязку через один глаз, усы и прочие достопримечательности физиономии Гримнира.
— Привет, — басом проговорил он. — Добрались-таки. Боевые вы ребята, как я погляжу.
— Гримнир, — удивленно сказал Конан. Я увидел, как мгновенно пропала вся его настороженность. Доверчивый он все-таки. — Как ты сюда попал?
С дерева донесся радостный гогот. Затем этот громила, страшно довольный собой и своими поступками, заявил:
— Тут имеется кружная дорога, по которой никто не ходит… Кроме меня.
Я просто вышел из себя, когда услыхал такое.
— И ты не мог нас предупредить? А если бы мы погибли?
— Я оплакал бы вас, — сообщило это чудо искренности. — Конан хороший воин. Я сожалел бы о его гибели.
Я даже подпрыгнул.
— Трус! — выкрикнул я. — Отсиживался за нашими спинами! Не мог даже помочь нам, когда мы тут сражались с полчищами! Проклятые злодеи лезли со всех сторон!.. А ты!..
Подскакивая внизу и всеми силами души желая вцепиться в плохо выбритое горло Гримнира, я выкликал самые черные проклятия. Я желал его верблюду переломать себе ноги, а ему самому сдохнуть от жажды возле ничейного колодца. Он свешивался с ветки и оглушительно хохотал.
И вдруг, выкатив свой единственный глаз, который вполне мог бы принадлежать какому-нибудь пьянице, светлый, с красными прожилками — Гримнир рявкнул:
— Не мог! Не мог я вам помочь!
От неожиданности я даже присел с полуоткрытым ртом. А потом завопил прямо в его усатую морду:
— Почему? Объясни тогда! Почему? Гримнир тоже заорал, сверкая крупными желтыми зубами:
— Потому! Тот, кто взялся за это дело, должен решить все для себя сам!
— За это дело еще никто не взялся! — крикнул я.
— Не уверен! — вопил Гримнир. — Не уверен! А убить Чудовище может только человек! И никто иной! Понял ты, недоумок лупоглазый?
Взбешенный до полуобморочного состояния, я заорал:
— А имя данного героя должно начинаться на букву «К»! Иначе ничто не поможет! Да? И он непременно должен быть киммерийцем — и никак иначе! Да?
— Так ты киммериец? — удивленно проговорил Гримнир, обращаясь к Конану. — А сам ни словом не обмолвился.
Конан смотрел на него без улыбки и молчал,
— Кстати, он не просто киммериец — он в душе очень мирный человек и ненавидит всякую войну, — сообщил я.
Гримнир фыркнул. Я видел, что он мне не поверил.
— В любом случае, — заявил он, — твой друг — просто находка, маленький, преданный Кода. Ведь все местные жители трусливы, как распоследние цверги. От одного только слова «змей» они лезут под стол и заворачиваются в скатерть.
Гримнир спрыгнул на землю. Мне показалось, что несчастное дерево вздохнуло с облегчением. Великан обтер о штаны испачканные в смоле руки и радостно ухмыльнулся.
— Я рад тебя видеть, Гримнир, — сказал, наконец, Конан. — Прости за неуместный вопрос: ты сам разве не человек?
— Нет, разумеется, — беспечно откликнулся Гримнир. — Ты разве еще не догадался?
— Я не занимаюсь разгадыванием чужих тайн, — сказал Конан. — Когда я слышу: «Это Гримнир, странствующий воин», я, как правило, верю на слово.
Гримнир ничуть не смутился.
— Я действительно странствующий воин. Но этим моя личность далеко не исчерпывается… Ну что, пошли?
Он затопал по лесной дороге, возглавив наш небольшой отряд. Мне совсем не хотелось идти за этим вероломным типом, по Конан принял его приглашение, не задумываясь, а бросать друга в трудную минуту, когда одной его храбрости мало и явно требуется еще немного ума — нет, такое не входит в мои привычки.
Я видел, что могучая магия, которой, несомненно, обладал этот Гримнир, в данном случае ни при чем. Конан пошел за ним добровольно. По крайней мере, в этом Гримнир вел себя честно. В случае чего напущу на него холеру, подумал я. Дождусь, чтоб он расслабился и перестал контролировать влияния извне, и напущу. Будет знать, как проявлять вероломство.
Гримнир вывел нас к вырубке, посреди которой стояло нечто вроде избушки. Вырубка успела зарасти сорными кустами и прочей жизнерадостной дрянью, вроде сочной травы в человеческий рост. Все эти поросли скрывали под собою пни и вывороченные корни, так что пройти по поляне и не переломать себе ноги могло считаться своего рода искусством.
Домик состоял из хлипких стен и крыши, которая протекала — это было заметно даже в сухую, ясную погоду. Имелась там огромная печь, зато труба отсутствовала, и поэтому бревна внутри этого чрезвычайно уютного жилища были покрыты копотью. Черные жирные пятна покрывали также солому, заменявшую постель. Крохотное окошко залеплялось в случае непогоды маленьким ставнем.
— Прошу, — сказал Гримнир, толкнув низенькую дверь.
Он стоял возле избы с таким видом, будто предлагал нам посетить один из дворцов Шадизара.
Конан нырнул в дом. Проходя вслед за ним мимо Гримнира, я не удержался — посмотрел на него с подчеркнутым удивлением и покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21