– Хрр-рабр-риков, в конце концов!
Сергей Иванович, улыбаясь, подошел к Кирьянову вместе с тарелкой. Гости глядели на него снисходительно, словно на прислугу, и, даже не видя их, Храбриков чувствовал это.
– Храбриков! – воскликнул Кирьянов, прохаживаясь, разыгрывая опять спектакль. – Сколько это может продолжаться?
Приходя в себя, видя стоящую за столом Цветкову и соображая, о чем будет речь, Храбриков все же слегка ссутулился и естественно дрогнувшим, упавшим голосом спросил:
– Что продолжаться?
Кирьянов обошел возле него еще раз, и Храбриков заметил, как он встал, чтобы казаться еще выше, на какую-то приступку в полу. Что-то должно было произойти, какая-то неприятность, это было ясно, неясно только, в какую сторону и как поведет Кирьянов свой цирк, даст ли возможность экспедитору, от которого, между прочим, зависит, не ведая сам, выкрутиться? Или пойдет, как бульдозер сквозь чащу?
Насторожась, подбираясь, Храбриков посмотрел Кирьянову прямо в глаза, как бы намекая на существующую между ними связь. Кирьянов был непробиваем.
– Долго будет продолжаться это безобразие?! Начпартии просит вас переправить людей в безопасное место, людям угрожает опасность, может, даже смертельная, а вы тут… – он оглядел Храбрикова с головы до ног и закончил уничтожающе: – занимаетесь обжираловкой!
Храбриков вздрогнул, в мутных глазках от обиды навернулись слезы, но он тут же спрятал их, проморгался и сказал:
– Не понимаю, об чем речь?
Цветкова, все еще стоявшая за столом, кажется, поперхнулась, Храбриков заметил, как Кирьянов мельком, подозрительно взглянул на нее, и довершил:
– Про лодку мне Цветкова действительно говорила, тут я виноват, запамятовал, а больше ничего не знаю.
– Как не знаете! – крикнула Цветкова. – Заметив, что она побледнела, Храбриков вновь почувствовал себя в форме.
– А так! – удивился он наивно. – Ничего мне не говорили!
– Вы что? – всплеснула руками, плачущим голосом закричала Цветкова. – Белены объелись?
– Э-э, – заблеял Храбриков, щуря глазки и мотая головой, – нехорошо обзываться-то, девушка! – Он переходил в атаку, по многолетнему опыту зная, чем наглее он будет себя вести, тем лучше. – Ты ведь мне в дочки годишься! Старика обзываешь!
– Да он подлец! – крикнула Цветкова. – Разве вы не видите! Подлец! Отказывается от своих слов.
– Ну-у! – протянул Храбриков, победно глядя на Кирьянова. – Дак она пьяная!
В зале стоял шум: не зная истины, люди всегда много и охотно толкуют, строя предположения, догадки, осуждают и обсуждают – важно было вызвать симпатии у этих незнающих людей, и Храбриков сказал громко:
– Ишь, набралась!
Он пошел к выходу, сутулясь, изображая несправедливо оскорбленного, Цветкова бухнулась на стул, заплакала – громко, истерично, ее бросились утешать долговязый начпартии и грузинчик этот. Но Храбриков довольно усмехнулся, подумав: «Съела, сопливая? Съела?»
– Стой! – услышал Храбриков окрик Кирьянова.
ПэПэ кричал властно, словно собаке, но Храбриков, ликуя победу над Цветковой, не заметил этого. Он обернулся.
– Я не знаю, – воскликнул Кирьянов, – как там было. Кто и что сказал или вообще не говорил…
Столовая слушала его внимательно, притихнув, – только слышались всхлипы Цветковой, а Кирьянов смотрел лишь на гостей, не замечая как бы ни Цветкову, ни Храбрикова, выключая их из дела, беря решение в свои руки и играя, опять играя.
– Сейчас важно не это! Важно другое! – ПэПэ стоял с наполненным стаканом в руке, но глаза его казались холодными, деловитыми. Стакан был лишь подробностью, он не имел никакого значения в том, что говорилось. – Важны люди! Группа Гусева! Их надо спасать! Немедленно! Товарищ Лаврентьев, – сказал он, успокаивая нескладного начпартии. – Никакой группы спасения не надо. Ничего страшного пока не произошло. Храбриков обязан лететь, он и полетит.
Кирьянов поднял стакан. Лицо его опять выражало сердечность и добродушие.
– Выпьем за людей! За тех, кто в поле! За тех, кто решает все! – и, перед тем как выпить, велел Храбрикову: – Слышите! Летите немедленно! Сию секунду!
Храбриков сжался, понимая, что ему приказывают – унизительно, властно. Тарелка с куском лосятины снова стала оттягивать руки, он увидел, что гости смотрят на него, – недоверчиво, с опаской, как на жуликоватую прислугу.
Плечи его опустились, он вышел в кухню под придирчивый, насмешливый взгляд толстозадой поварихи, поставил тарелку на стол.
Заскорузлые пальцы тряслись как после контузии, в животе противно заурчало. Он натянул картуз, когда дверь из столовой хлопнула и его обнял Кирьянов.
– Ничего, дядя! – хохотнул ПэПэ, залезая в карман, и прибавил, приглушая голос, укорительно: – Нехорошо, нехорошо девушек непорочных обижать!
Храбриков вскинул голову, прищурился, готовясь защищаться, но Кирьянов добродушно поглядел на него, подмигивал едва заметно, как бы успокаивая, все понимая и даже присоединяясь.
– Вот возьми, – сказал он, протягивая мятые, потные бумажки. – Долетишь заодно до станции, ящик спирту возьмешь. А то кончается.
ПэПэ хохотнул, больно ударил его по спине, даже зазвенело что-то в груди, – оглобля стоеросовая, – и исчез за дверью.
Храбриков мгновенно соображал, держа на ладони деньги, потом, веселея, подмигнул поварихе.
– Слыхала? – спросил он.
– Слыхала! – недовольно ответила толстозадая.
– Запомни! – привередливо велел он.
– Чего запомни? – удивилась повариха.
– Запомни, что велено мне долететь заодно до станции, взять спирту. – В голосе его слышалось злорадство.
– Ну? – промямлила повариха.
Он ничего не ответил ей, не стал вдаваться в подробности, матюгая ее про себя за бабье тугодумство, и пошел к вертолетам.
Теперь, в воздухе, его мутило, ему было нехорошо, и единственное, что помогало, что выводило из удручения, – приказ Кирьянова.
Храбриков знал, группа Гусева сидит где-то на полпути к станции. Кирьянов велел купить спирту, но не сказал – что раньше.
Притаившись у иллюминатора, Храбриков глядел в темнеющую тайгу, стараясь разглядеть палатки. Когда машина пересекла Енисей, он понял, что внизу вода – она была темнее снега, лежавшего на берегах. Прямо над водой стлался туман. Отмечая эту подробность, Храбриков увидел красную ракету. Она, померкивая, светилась сзади и правее их курса. За ней поднялась еще, еще…
Храбриков прищурил веки, отмечая сквозь ресницы шарики, всплеснувшие позади. «Только бы не заметили пилоты», – отметил он, но вертолет летел точно к станции, не зависая, не разворачиваясь.
Сергей Иванович успокоенно закрыл глаза, жалея в душе всесильного Кирьянова за его грубость, невоспитанность и… глупость.

– Я хотел бы подробнее поговорить о Цветковой.
– Говорите, один черт.
– Некоторые утверждают, что у вас близкие отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38