Николь улыбнулась и провела пальцем по кожаным переплетам. Они оказались чистыми, и, зная привычки Клея, она поняла, что эта чистота — следствие частого употребления книг, а не тщательной уборки.
Все еще улыбаясь, она повернулась к противоположной стене с камином, и улыбка исчезла с ее лица. Над камином висел огромный портрет — портрет Бианки. Бианка была изображена в расцвете красоты, она выглядела менее полной, чем помнила ее Николь. Овальное лицо обрамляли волосы цвета меда, длинные крупные локоны спускались на обнаженные плечи. Темно-синие глаза сияли, а маленький ротик был сложен в легкую улыбку. Николь никогда не доводилось видеть на лице Бианки такого проказливого, озорного выражения. Несомненно, эта улыбка предназначалась любимому человеку.
Ошеломленная, она взглянула на каминную полку. На ней лежал маленький берет из красного бархата — точно такой же носила Бианка. А рядом с ним — золотой браслет, тоже знакомый. Надпись на браслете гласила: «Б. с любовью, К.»
Николь отшатнулась. Портрет, берет и браслет — все это напоминало святилище, и если бы Николь не знала, как обстоит дело, она решила бы, что это святилище воздвигнуто в память умершей женщины.
Разве она может бороться с этим? Прошлой ночью он так и не сказал, что любит ее. Она с ужасом вспомнила все, что говорила ему. Будь он проклят! Ведь он знал, как действует на нее спиртное. В их семье даже бытовала шутка, что если кому-то захочется выведать все секреты Николь, то надо всего лишь дать ей пару капель вина.
Но сейчас утро, она уже не та, что была прошлой ночью. Сегодня она должна сделать все, чтобы спасти остатки гордости. Она прошла через сад на кухню и села завтракать, не обращая внимания на прозрачные намеки Мэгги, что неплохо было бы дождаться мистера Клея.
После завтрака она отправилась в прачечную, где нашла все необходимое для уборки, потом переоделась в удобное простое платье из темно-синего ситца и принялась за дело. Может быть, работа поможет ей сосредоточиться и принять решение.
Она вытирала пыль с клавикордов, когда губы Клея коснулись ее шеи. Николь вздрогнула, как от ожога.
— Мне было скучно завтракать одному, — ласково проговорил он. — Если бы не урожай, я не оставил бы тебя ни на минуту.
Глаза его были темными, затуманенными.
Николь глубоко вздохнула. Если она останется, то будет проводить с ним каждую ночь, до тех пор, пока не появится женщина, которую он любит.
— Клей, я хотела бы поговорить с тобой. Ее холодный тон произвел немедленное действие: Клей выпрямился, лицо застыло, чарующая улыбка погасла.
— В чем дело? — произнес он таким же ледяным тоном.
— Я больше не могу оставаться здесь, — ответила Николь ровным, лишенным выражения голосом, стараясь скрыть боль. — Бианка… — Само это имя ранило ее. — Бианка скоро будет в Америке. Я уверена, что, как только она получит твое письмо и деньги на дорогу, она сядет на корабль.
— И куда же ты собираешься уходить? Ты останешься здесь. — Это звучало как приказ. Николь вспыхнула.
— Как твоя любовница?
— Ты моя жена. Неужели ты забыла, что ты моя жена, ты же постоянно напоминаешь мне, что тебя насильно выдали замуж.
— Да, я твоя жена. Пока. Но сколько будет продолжаться наш брак? Если сейчас на пороге появится Бианка, захочешь ли ты, чтобы я оставалась твоей женой? Он не ответил.
— Я требую ответа! По крайней мере, это я заслужила. Прошлой ночью ты нарочно напоил меня. Ты знал, что из этого получится, ты знал, что я даже не помнила, что происходило той ночью, когда ты нашел меня в лесу.
— Да, знаю. Но я знал также, что тебе необходимо выговориться, и другой цели у меня не было. Она отвернулась.
— Может быть. Но, как бы там ни было, я была пьяна, и поэтому висла у тебя на шее, предлагая себя.
— Это неправда. Ты должна помнить…
— Я помню все. — Она старалась взять себя в руки. — Прошу тебя, выслушай меня. Ты требуешь от меня слишком многого. Я не могу оставаться здесь и быть твоей женой, женой в полном смысле слова, зная, что в любой момент это может кончиться. — Николь закрыла лицо руками. — Слишком часто я сталкивалась в жизни с тем, что наступал конец.
— Николь… — Он коснулся ее волос. Николь отшатнулась.
— Не прикасайся ко мне! Ты слишком беззастенчиво играешь моими чувствами. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, и пользуешься этим. Прошу тебя, не заставляй меня больше страдать. Прошу тебя.
Клей отступил.
— Поверь, я никогда не хотел причинить тебе боль. Скажи, что ты хочешь. Все, что у меня есть, — твое.
«Мне нужно твое сердце», — хотелось крикнуть Николь, но она твердо произнесла:
— Мельницу. Близится сбор урожая, и я смогу за пару недель привести ее в рабочее состояние. Дом цел, и я поселюсь в нем.
Клей открыл было рот, чтобы сказать «нет», но промолчал. Взяв шляпу, он повернулся к двери.
— Она твоя. Я прослежу, чтобы были оформлены документы по передаче мельницы и домика в твою собственность. И еще я найму двух мужчин и женщину — тебе потребуются помощники. — Он нашел шляпу и вышел из комнаты.
Николь почувствовала, что силы разом покинули ее. Она тяжело опустилась в кресло. Ночь любви кончилась. Ее заменило утро печали.
Глава 8
Николь покинула дом без промедления — она знала, что ее решимости хватит ненадолго. Она переправилась через реку к мельнице, стоящей на холме. Вода поступала из реки по длинному деревянному желобу к мельничному колесу. Мельница представляла собой высокое узкое кирпичное здание на каменном основании с крышей, покрытой дранкой. По всему фасаду шла веранда. Мельничное колесо достигало высоты полутора этажей.
Войдя внутрь, Николь поднялась на второй этаж, откуда открывался обзор на колесо. Насколько она могла судить, лопасти были в сохранности, хотя те, что находились под водой, могли сгнить.
Огромные жернова имели пять футов в диаметре и восемь дюймов в толщину. Она провела рукой по камню, ощутив шершавую поверхность кварца. Это был точильный камень из французских каменоломен — лучший в мире. Их привезли в Америку в трюме корабля как балласт, а потом доставили на плантацию по реке. Камни были прекрасно обтесаны, сбалансированы и подогнаны друг к другу — зазор между ними был едва виден.
Выбравшись на яркий свет солнца, Николь подошла к маленькому домику. Трудно было судить, в каком он состоянии, потому что окна и двери были заколочены досками.
Ее внимание привлекло движение на берегу.
— Николь! Где ты? — услышала она голос Дженни, взбиравшейся по склону.
Николь очень обрадовалась, увидев эту рослую краснощекую женщину. Они кинулись друг другу в объятия, будто не виделись целую вечность.
— Ну что, опять все разладилось?
— Разладилось, — подтвердила Николь. — Совсем.
— А я-то надеялась, что теперь, когда вы поженились…
— Что ты здесь делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Все еще улыбаясь, она повернулась к противоположной стене с камином, и улыбка исчезла с ее лица. Над камином висел огромный портрет — портрет Бианки. Бианка была изображена в расцвете красоты, она выглядела менее полной, чем помнила ее Николь. Овальное лицо обрамляли волосы цвета меда, длинные крупные локоны спускались на обнаженные плечи. Темно-синие глаза сияли, а маленький ротик был сложен в легкую улыбку. Николь никогда не доводилось видеть на лице Бианки такого проказливого, озорного выражения. Несомненно, эта улыбка предназначалась любимому человеку.
Ошеломленная, она взглянула на каминную полку. На ней лежал маленький берет из красного бархата — точно такой же носила Бианка. А рядом с ним — золотой браслет, тоже знакомый. Надпись на браслете гласила: «Б. с любовью, К.»
Николь отшатнулась. Портрет, берет и браслет — все это напоминало святилище, и если бы Николь не знала, как обстоит дело, она решила бы, что это святилище воздвигнуто в память умершей женщины.
Разве она может бороться с этим? Прошлой ночью он так и не сказал, что любит ее. Она с ужасом вспомнила все, что говорила ему. Будь он проклят! Ведь он знал, как действует на нее спиртное. В их семье даже бытовала шутка, что если кому-то захочется выведать все секреты Николь, то надо всего лишь дать ей пару капель вина.
Но сейчас утро, она уже не та, что была прошлой ночью. Сегодня она должна сделать все, чтобы спасти остатки гордости. Она прошла через сад на кухню и села завтракать, не обращая внимания на прозрачные намеки Мэгги, что неплохо было бы дождаться мистера Клея.
После завтрака она отправилась в прачечную, где нашла все необходимое для уборки, потом переоделась в удобное простое платье из темно-синего ситца и принялась за дело. Может быть, работа поможет ей сосредоточиться и принять решение.
Она вытирала пыль с клавикордов, когда губы Клея коснулись ее шеи. Николь вздрогнула, как от ожога.
— Мне было скучно завтракать одному, — ласково проговорил он. — Если бы не урожай, я не оставил бы тебя ни на минуту.
Глаза его были темными, затуманенными.
Николь глубоко вздохнула. Если она останется, то будет проводить с ним каждую ночь, до тех пор, пока не появится женщина, которую он любит.
— Клей, я хотела бы поговорить с тобой. Ее холодный тон произвел немедленное действие: Клей выпрямился, лицо застыло, чарующая улыбка погасла.
— В чем дело? — произнес он таким же ледяным тоном.
— Я больше не могу оставаться здесь, — ответила Николь ровным, лишенным выражения голосом, стараясь скрыть боль. — Бианка… — Само это имя ранило ее. — Бианка скоро будет в Америке. Я уверена, что, как только она получит твое письмо и деньги на дорогу, она сядет на корабль.
— И куда же ты собираешься уходить? Ты останешься здесь. — Это звучало как приказ. Николь вспыхнула.
— Как твоя любовница?
— Ты моя жена. Неужели ты забыла, что ты моя жена, ты же постоянно напоминаешь мне, что тебя насильно выдали замуж.
— Да, я твоя жена. Пока. Но сколько будет продолжаться наш брак? Если сейчас на пороге появится Бианка, захочешь ли ты, чтобы я оставалась твоей женой? Он не ответил.
— Я требую ответа! По крайней мере, это я заслужила. Прошлой ночью ты нарочно напоил меня. Ты знал, что из этого получится, ты знал, что я даже не помнила, что происходило той ночью, когда ты нашел меня в лесу.
— Да, знаю. Но я знал также, что тебе необходимо выговориться, и другой цели у меня не было. Она отвернулась.
— Может быть. Но, как бы там ни было, я была пьяна, и поэтому висла у тебя на шее, предлагая себя.
— Это неправда. Ты должна помнить…
— Я помню все. — Она старалась взять себя в руки. — Прошу тебя, выслушай меня. Ты требуешь от меня слишком многого. Я не могу оставаться здесь и быть твоей женой, женой в полном смысле слова, зная, что в любой момент это может кончиться. — Николь закрыла лицо руками. — Слишком часто я сталкивалась в жизни с тем, что наступал конец.
— Николь… — Он коснулся ее волос. Николь отшатнулась.
— Не прикасайся ко мне! Ты слишком беззастенчиво играешь моими чувствами. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, и пользуешься этим. Прошу тебя, не заставляй меня больше страдать. Прошу тебя.
Клей отступил.
— Поверь, я никогда не хотел причинить тебе боль. Скажи, что ты хочешь. Все, что у меня есть, — твое.
«Мне нужно твое сердце», — хотелось крикнуть Николь, но она твердо произнесла:
— Мельницу. Близится сбор урожая, и я смогу за пару недель привести ее в рабочее состояние. Дом цел, и я поселюсь в нем.
Клей открыл было рот, чтобы сказать «нет», но промолчал. Взяв шляпу, он повернулся к двери.
— Она твоя. Я прослежу, чтобы были оформлены документы по передаче мельницы и домика в твою собственность. И еще я найму двух мужчин и женщину — тебе потребуются помощники. — Он нашел шляпу и вышел из комнаты.
Николь почувствовала, что силы разом покинули ее. Она тяжело опустилась в кресло. Ночь любви кончилась. Ее заменило утро печали.
Глава 8
Николь покинула дом без промедления — она знала, что ее решимости хватит ненадолго. Она переправилась через реку к мельнице, стоящей на холме. Вода поступала из реки по длинному деревянному желобу к мельничному колесу. Мельница представляла собой высокое узкое кирпичное здание на каменном основании с крышей, покрытой дранкой. По всему фасаду шла веранда. Мельничное колесо достигало высоты полутора этажей.
Войдя внутрь, Николь поднялась на второй этаж, откуда открывался обзор на колесо. Насколько она могла судить, лопасти были в сохранности, хотя те, что находились под водой, могли сгнить.
Огромные жернова имели пять футов в диаметре и восемь дюймов в толщину. Она провела рукой по камню, ощутив шершавую поверхность кварца. Это был точильный камень из французских каменоломен — лучший в мире. Их привезли в Америку в трюме корабля как балласт, а потом доставили на плантацию по реке. Камни были прекрасно обтесаны, сбалансированы и подогнаны друг к другу — зазор между ними был едва виден.
Выбравшись на яркий свет солнца, Николь подошла к маленькому домику. Трудно было судить, в каком он состоянии, потому что окна и двери были заколочены досками.
Ее внимание привлекло движение на берегу.
— Николь! Где ты? — услышала она голос Дженни, взбиравшейся по склону.
Николь очень обрадовалась, увидев эту рослую краснощекую женщину. Они кинулись друг другу в объятия, будто не виделись целую вечность.
— Ну что, опять все разладилось?
— Разладилось, — подтвердила Николь. — Совсем.
— А я-то надеялась, что теперь, когда вы поженились…
— Что ты здесь делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91