— Стас! — громко окликнул капитан, перекрывая хриплый рев Джо Коккера.
На этот раз старик пел «You can leave your hat on». «Шляпу можешь оставить» — в переводе на русский. Мол, раздевайся, детка! Снимай с себя все, а шляпу… Можешь оставить.
Из соседней комнатки появился Петровский. Рюмин бы сказал, что он выглядел хуже, чем обычно — если бы к Стасу были применимы эти понятия: «хуже» или «лучше». Грязные волосы всклокочены, глаза покраснели, вокруг них залегли фиолетовые круги. Даже всегда тугой живот опал и теперь как-то обреченно болтался поверх ремня, поддерживающего брюки.
— Что с тобой? — спросил капитан.
— Да так… — отмахнулся криминалист. — Ерунда! В желчном пузыре нашли камни, на следующей неделе ложусь на операцию… Жену сократили на работе… Сына, оболтуса, собираются выгонять из школы — расследовал кражу сосисок в столовой и пришел к выводу, что виноват директор. А в целом… Все неплохо!
Рюмин не знал, что сказать. На фоне неприятностей, свалившихся на голову Стаса, собственные проблемы казались мелкими и незначительными.
— Хочешь пончиков? — участливо спросил капитан.
— Очень, — с грустью в голосе ответил Петровский. — Но мне нельзя. Камни…
— Совсем забыл, извини. Повисло неловкое молчание.
— Тебе что-то нужно? — пришел на помощь криминалист.
— Да. Скажи, Воронцов приносил пленку для проявки?
— Вон. Полощется в проявителе.
— Когда будет готова? Петровский пожал плечами.
— Минут через десять. Заходи, посмотришь;
— Только… Я не хочу, чтобы он об этом знал.
— Тайны мадридского двора?
— Ну… — Рюмин неопределенно покрутил рукой в воздухе. — Вроде того…
— Неприятный тип. Сказал, что я сам виноват — мол, меньше надо есть.
— В смысле?
— Это я про камни…
— А-а-а… Жестоко.
— Конечно. Я люблю поесть — ну и что с того? Ты отнесись к моему желчному пузырю по-человечески.
— Согласен. — Капитан посмотрел на часы. — Я еще зайду.
— До встречи, — и Стас скрылся в соседней комнате.
А Рюмин отправился в информационный центр.***
Несмотря на то, что «рублевское побоище» случилось без малого семь лет назад, об этом случае хорошо помнили. Сотрудница сразу нашла нужное дело: сняла с полки и положила на стол перед капитаном. Пухлая папка в сером картонном переплете издала звук, напоминавший тяжелый вздох, пыль заискрилась в солнечных лучах.
Рюмин развязал веревочные тесемки, перевернул обложку и начал читать.
Девятнадцатого июля 1999-го года в половину третьего ночи в дежурную часть пожарной охраны поступил вызов — горел особняк на Рублевке. Три расчета прибыли на место через четыре минуты. Крепкие ворота были заперты, никто не торопился их открывать. Попасть на территорию через участок соседей не получилось — высокая кирпичная стена окружала особняк со всех сторон.
Старший расчета принял единственно верное решение — он зацепил тросом створки ворот, и пожарная машина выдрала их к чертовой матери. Но тут пришлось столкнуться с новой проблемой. Двери особняка оказались наглухо закрыты. Огонь полыхал внутри, распространялся по дому с немыслимой скоростью; когда включили брандспойты, половина крыши уже обрушилась, вторая была готова рухнуть в любую секунду.
Через несколько минут в автоцистерне закончилась вода. Пожарные бросились к гидранту и обнаружили, что он поврежден. Старший вызвал подкрепление, и тут в доме начались взрывы. Рвались канистры с бензином; шестнадцать огненных столбов взметнулись в черное небо. Сомнений больше не оставалось: если в доме и были люди, то спасти их не удастся.
Пожар потушили через два часа. На месте дымящихся развалин принялись работать милиция и прокуратура. Даже видавшие всякие виды опера были потрясены страшной картиной: в доме нашли шесть обгоревших трупов. Судебно-медицинская экспертиза показала, что все шестеро были мертвы задолго до того, как возник пожар.
Хозяева дома — супружеская чета Волковых — и четверо человек из обслуги были убиты выстрелами из охотничьего ружья. В упор, крупной картечью, разрывающей человека на части. Но больше всего досталось хозяину: сначала убийца переломал ему пальцы, а потом — размозжил голову тупым тяжелым предметом. Скорее всего, прикладом — дорогой «Benelli» с расщепленным ложем валялся на полу в гостиной.
Погибший Волков был крупным бизнесменом. Главной стала версия о мести конкурентов — тем более что страна переживала неспокойное время, и заказные убийства были не редкостью. Затем на первый план вышла версия ограбления: в доме не нашли ни денег, ни ценностей, а банковские счета Волкова как-то подозрительно быстро опустели — буквально через несколько часов после трагедии.
Потом кто-то из знакомых вспомнил, что в Англии учится сын Волковых — Кирилл. Оперативники пробовали с ним связаться. Из колледжа пришел ответ: «Студент Волков выбыл в неизвестном направлении». Основная же странность заключалась в том, что никто его не видел и не мог толком описать. Оперативники кинулись разыскивать школьные фотографии, любительские снимки, опрашивать соседей, но все впустую. Кирилл Волков исчез. Как в воду канул. Навсегда.
Следственным органам ничего не оставалось, кроме как задвинуть толстую папку подальше в угол пыльного сейфа. И постараться забыть о ней.
Так и случилось.
— Ему был… — прошептал Рюмин. — Всего двадцать один год.
От этой мысли становилось страшно.
Хладнокровно продумать ужасный план, жестоко разделаться с родителями и всеми возможными свидетелями, ловко замести следы и нигде — ни в единой мелочи! — не совершить ошибку или даже пустяковый просчет?! На это способен далеко не каждый. Один из миллиона. Или даже — из миллиарда. По крайней мере, подобных случаев на памяти капитана не было, и Рюмин на мгновение усомнился: а сумеет ли он взять этого зверя? Справится ли? Не переоценил ли он свои силы, когда сказал Северцеву: «Этот убийца — матерый хищник. Тут нужен кто-то, под стать ему»? Может, он уже слишком стар, чтобы тягаться с таким противником?
«Шансов мало», — прозвучал в голове голос тренера.
— Но они есть! — вслух сказал Рюмин. — Значит, надо пытаться!
Женщина, выдававшая папки с делами, с тревогой посмотрела на капитана. Рюмин улыбнулся ей, вернул дело и спустился в лабораторию.***
— Ну что? — спросил он с порога.
Стас сидел за столом и что-то писал: судя по форменному бланку, — заключение экспертизы. Увидев Рюмина, он отложил лист в сторону и тяжело поднялся.
— Проявил. Твой Пинкертон уже забрал пленку.
— Ты ее видел? — сердце капитана забилось, в ожидании дурных новостей.
— Разумеется.
— И что там?
— Тебе сразу? Или — по кадру?
— Как хочешь, только, если можно, побыстрее.
— В двух словах? — верный старой привычке, Петровский нарочно тянул время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76