Она была его единственным оружием, не считая перочинного ножа, которым он чистил картошку и резал хлеб.
Малыш отозвался бы сразу, он бы не стал прятаться от хозяина.
Осторожно, боком, Иван направился в дальний угол, туда, где шевелились кусты. Правой рукой он крепко сжимал хворостину, а левую держал на весу, не хотелось пачкать красивую повязку, наложенную Тамбовцевым.
— Я вот тебе сейчас дам… — грозил Иван. — Сейчас ты у меня получишь…
По мере того как он приближался, все ощутимее становился неприятный запах. Смрад. Вонь от чего-то разлагающегося.
Так часто делал Малыш. Бывало, найдет дохлого крота или крысу — и давай кататься, втирая в густую шерсть частицы гнили. Так он отбивал запах псины, мешавший охотиться на мелких лесных зверьков, наделенных чутким обонянием.
— Малыш, это ты? Малыш!
Из кустов послышалось негромкое рычание. Иван остановился.
Волки вроде бы не рычат. Да и откуда здесь взяться волкам? Последнего подстрелили лет восемь назад. Может, какая собака забрела из города? Или одичавшая?
Конечно, с Малышом он бы чувствовал себя спокойнее. Малыш никого не пустил бы на участок.
А так, одному… Черт его знает, кто там сидит. Кто там прячется в кустах.
Иван перехватил палку.
— Эй! — Он прошел еще несколько шагов. Теперь вонь резко била в нос. В глазах защипало. — Фу, зараза! — Иван вытянул руку и пошевелил палкой между веток кустарника. Листва зашуршала. Рычание стало громче.
Иван отшатнулся.
«Пожалуй, не стоит испытывать судьбу, — пронеслось у него в голове. — Пойду я лучше домой, а то, боюсь, Дукалис без меня не справится».
Он осторожно сделал шаг назад. Рычание усилилось. Иван медленно отступал, не сводя глаз с кустов.
Только не надо бежать. Если это одичавшая собака, она обязательно бросится.
Рычание становилось все громче и громче. Иван увидел, как на фоне темных листьев вспыхнули два ярких зеленых глаза.
Черт! Если это собака, то очень здоровая — вон глаза как широко расставлены.
Он вытянул перед собой хворостину, как шпагу. В его любимом романе «Три мушкетера» так д'Артаньян отступал от Миледи, приставлял острие то к груди, то к горлу, и потихоньку выбрался из ее дома. Только у Ивана была другая задача: добраться до хижины и успеть закрыть за собой дверь. Задвинуть на засов, а к окну придвинуть шкаф. И так пересидеть… До утра? Да, черт возьми, сколько потребуется!
Шериф вроде бы обещал утром зайти. Или не обещал? Как он сказал? «Утром обо всем мне доложишь…» Что это должно было означать? Что он сам придет? Или Иван должен прийти к нему? Не важно. Там будет видно. Сейчас главное — добраться до дома. Дом — самое надежное укрытие.
Иван постепенно приближался к хижине. Больше всего он боялся споткнуться и упасть. Тогда злобный зверь одним прыжком перемахнет расстояние до него и бросится на грудь.
Из кустов высунулась собачья морда, показавшаяся знакомой.
«Малыш! — подумал Иван и от удивления застыл на месте. — Это он! Что с ним случилось?»
Но когда пес показался целиком, Иван понял, что ошибся. Пес действительно был чем-то похож на Малыша. Все пропорции остались теми же, но само тело и голова словно выросли, стали крупнее в полтора раза. Шерсть из нежно-палевой превратилась в черную, лапы стали мощнее и толще, грудь расширилась и теперь нервно вздымалась в такт злобному рыку. Малыш, сколько его помнил Иван, никогда не рычал — только заливисто и громко лаял.
Но больше всего пугало не это. Больше всего пугали огромные, с палец величиной, клыки. Они были не белые, как у Малыша, а зеленые, будто это чудовище питалось травой. Слюна (если это можно было назвать слюной) густыми черными соплями свисала до самой земли и светилась на широкой груди зеленоватыми потеками. Светилась… «Как панель приборов в „жигулях“…»
Пес рычал, и из его черной пасти вырывалось смрадное дыхание. Оно долетало до Ивана, вызывая тошноту.
«Если бы… если бы рядом был Дукалис… с этой лихой девчонкой, — промелькнуло в голове у Ивана, — они бы в два счета разобрались с этой тварью».
Он уже слышал голоса, доносившиеся из распахнутой двери хижины. Дукалис, Волков, этот малахольный Ларин… Он, конечно, по части разборок Дукалису в подметки не годится, но стрелять все же умеет. Вот оно, спасение! Оно совсем близко! «Менты» в обиду не дадут!
Иван почувствовал, как его правая нога уперлась во что-то твердое.
«Старая маленькая наковальня», — успел подумать он.
Наковальня, на которой он когда-то правил гвозди, а позже — выброшенная за ненадобностью, даже не выброшенная, а просто брошенная, второпях и, как оказалось, совсем некстати, незаметно подкралась сзади и подставила Ивану предательскую подножку. Земля качнулась и мягко ударила его в спину.
Краем глаза Иван успел заметить, как страшный пес ощерился, шерсть на его загривке встала дыбом, чудовище мелко переступало на передних лапах, примериваясь к прыжку. Иван успел схватить палку обеими руками: левая ладонь отозвалась глухой болью, но сейчас это не имело никакого значения.
Повязка испачкается.
Но это тоже не имело значения.
Пес прыгнул. Черная тень повисла над Иваном, накрыла его целиком. Затем — медленно, как в рапидной съемке — стала опускаться, непроницаемая и зловещая. Время замедлило свой ход — но только для глаз и слуха. Для тела оно по-прежнему текло быстро. Летело. Иван видел, как неуклюже поднимаются его руки, сжимающие хворостину. Танец под водой. Как в кошмарном сне.
Вода — или эта страшная черная тень?! — огромной тяжестью навалилась на грудь. Иван хотел вздохнуть и не смог. Он услышал громкий хруст: толстая палка переломилась в мощных челюстях чудовища, как соломинка. В «Дорожном патруле» иногда показывали, как работают спасатели, гидравлические ножницы в их руках перекусывали арматуру и резали железо, как бумагу, но до клыков этой твари им было далеко.
Последнее, что успел почувствовать Иван — это вонь, ударившая ему в лицо из мерзкой черной пасти, жадное чавканье и звук, сухой и отрывистый, как выстрел в осеннем лесу: «Клац!» Пес мотнул лобастой остроухой головой, и Иван увидел, что земля и небо быстро меняются местами. Словно он опять оказался в глубоком детстве и скатывается в бочке с обрыва, перед глазами все крутится: зелень травы, голубизна неба и сверкающее зеркало речки Тихой. Наконец все успокоилось.
Иван попробовал повернуться и не смог. Тогда он скосил глаза и увидел странную картину: чудовище стояло в нескольких шагах от него, уперев мощные лапы в грудь какого-то безголового тела. Тело нелепо загребало ногами, из разорванной шеи со свистом била алая кровь. На левой ладони — белая повязка.
«Это же я…» — Последняя мысль уже не промелькнула, она вяло проползла и затихла. Слабый вечерний свет стал медленно, как в кинотеатре, гаснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Малыш отозвался бы сразу, он бы не стал прятаться от хозяина.
Осторожно, боком, Иван направился в дальний угол, туда, где шевелились кусты. Правой рукой он крепко сжимал хворостину, а левую держал на весу, не хотелось пачкать красивую повязку, наложенную Тамбовцевым.
— Я вот тебе сейчас дам… — грозил Иван. — Сейчас ты у меня получишь…
По мере того как он приближался, все ощутимее становился неприятный запах. Смрад. Вонь от чего-то разлагающегося.
Так часто делал Малыш. Бывало, найдет дохлого крота или крысу — и давай кататься, втирая в густую шерсть частицы гнили. Так он отбивал запах псины, мешавший охотиться на мелких лесных зверьков, наделенных чутким обонянием.
— Малыш, это ты? Малыш!
Из кустов послышалось негромкое рычание. Иван остановился.
Волки вроде бы не рычат. Да и откуда здесь взяться волкам? Последнего подстрелили лет восемь назад. Может, какая собака забрела из города? Или одичавшая?
Конечно, с Малышом он бы чувствовал себя спокойнее. Малыш никого не пустил бы на участок.
А так, одному… Черт его знает, кто там сидит. Кто там прячется в кустах.
Иван перехватил палку.
— Эй! — Он прошел еще несколько шагов. Теперь вонь резко била в нос. В глазах защипало. — Фу, зараза! — Иван вытянул руку и пошевелил палкой между веток кустарника. Листва зашуршала. Рычание стало громче.
Иван отшатнулся.
«Пожалуй, не стоит испытывать судьбу, — пронеслось у него в голове. — Пойду я лучше домой, а то, боюсь, Дукалис без меня не справится».
Он осторожно сделал шаг назад. Рычание усилилось. Иван медленно отступал, не сводя глаз с кустов.
Только не надо бежать. Если это одичавшая собака, она обязательно бросится.
Рычание становилось все громче и громче. Иван увидел, как на фоне темных листьев вспыхнули два ярких зеленых глаза.
Черт! Если это собака, то очень здоровая — вон глаза как широко расставлены.
Он вытянул перед собой хворостину, как шпагу. В его любимом романе «Три мушкетера» так д'Артаньян отступал от Миледи, приставлял острие то к груди, то к горлу, и потихоньку выбрался из ее дома. Только у Ивана была другая задача: добраться до хижины и успеть закрыть за собой дверь. Задвинуть на засов, а к окну придвинуть шкаф. И так пересидеть… До утра? Да, черт возьми, сколько потребуется!
Шериф вроде бы обещал утром зайти. Или не обещал? Как он сказал? «Утром обо всем мне доложишь…» Что это должно было означать? Что он сам придет? Или Иван должен прийти к нему? Не важно. Там будет видно. Сейчас главное — добраться до дома. Дом — самое надежное укрытие.
Иван постепенно приближался к хижине. Больше всего он боялся споткнуться и упасть. Тогда злобный зверь одним прыжком перемахнет расстояние до него и бросится на грудь.
Из кустов высунулась собачья морда, показавшаяся знакомой.
«Малыш! — подумал Иван и от удивления застыл на месте. — Это он! Что с ним случилось?»
Но когда пес показался целиком, Иван понял, что ошибся. Пес действительно был чем-то похож на Малыша. Все пропорции остались теми же, но само тело и голова словно выросли, стали крупнее в полтора раза. Шерсть из нежно-палевой превратилась в черную, лапы стали мощнее и толще, грудь расширилась и теперь нервно вздымалась в такт злобному рыку. Малыш, сколько его помнил Иван, никогда не рычал — только заливисто и громко лаял.
Но больше всего пугало не это. Больше всего пугали огромные, с палец величиной, клыки. Они были не белые, как у Малыша, а зеленые, будто это чудовище питалось травой. Слюна (если это можно было назвать слюной) густыми черными соплями свисала до самой земли и светилась на широкой груди зеленоватыми потеками. Светилась… «Как панель приборов в „жигулях“…»
Пес рычал, и из его черной пасти вырывалось смрадное дыхание. Оно долетало до Ивана, вызывая тошноту.
«Если бы… если бы рядом был Дукалис… с этой лихой девчонкой, — промелькнуло в голове у Ивана, — они бы в два счета разобрались с этой тварью».
Он уже слышал голоса, доносившиеся из распахнутой двери хижины. Дукалис, Волков, этот малахольный Ларин… Он, конечно, по части разборок Дукалису в подметки не годится, но стрелять все же умеет. Вот оно, спасение! Оно совсем близко! «Менты» в обиду не дадут!
Иван почувствовал, как его правая нога уперлась во что-то твердое.
«Старая маленькая наковальня», — успел подумать он.
Наковальня, на которой он когда-то правил гвозди, а позже — выброшенная за ненадобностью, даже не выброшенная, а просто брошенная, второпях и, как оказалось, совсем некстати, незаметно подкралась сзади и подставила Ивану предательскую подножку. Земля качнулась и мягко ударила его в спину.
Краем глаза Иван успел заметить, как страшный пес ощерился, шерсть на его загривке встала дыбом, чудовище мелко переступало на передних лапах, примериваясь к прыжку. Иван успел схватить палку обеими руками: левая ладонь отозвалась глухой болью, но сейчас это не имело никакого значения.
Повязка испачкается.
Но это тоже не имело значения.
Пес прыгнул. Черная тень повисла над Иваном, накрыла его целиком. Затем — медленно, как в рапидной съемке — стала опускаться, непроницаемая и зловещая. Время замедлило свой ход — но только для глаз и слуха. Для тела оно по-прежнему текло быстро. Летело. Иван видел, как неуклюже поднимаются его руки, сжимающие хворостину. Танец под водой. Как в кошмарном сне.
Вода — или эта страшная черная тень?! — огромной тяжестью навалилась на грудь. Иван хотел вздохнуть и не смог. Он услышал громкий хруст: толстая палка переломилась в мощных челюстях чудовища, как соломинка. В «Дорожном патруле» иногда показывали, как работают спасатели, гидравлические ножницы в их руках перекусывали арматуру и резали железо, как бумагу, но до клыков этой твари им было далеко.
Последнее, что успел почувствовать Иван — это вонь, ударившая ему в лицо из мерзкой черной пасти, жадное чавканье и звук, сухой и отрывистый, как выстрел в осеннем лесу: «Клац!» Пес мотнул лобастой остроухой головой, и Иван увидел, что земля и небо быстро меняются местами. Словно он опять оказался в глубоком детстве и скатывается в бочке с обрыва, перед глазами все крутится: зелень травы, голубизна неба и сверкающее зеркало речки Тихой. Наконец все успокоилось.
Иван попробовал повернуться и не смог. Тогда он скосил глаза и увидел странную картину: чудовище стояло в нескольких шагах от него, уперев мощные лапы в грудь какого-то безголового тела. Тело нелепо загребало ногами, из разорванной шеи со свистом била алая кровь. На левой ладони — белая повязка.
«Это же я…» — Последняя мысль уже не промелькнула, она вяло проползла и затихла. Слабый вечерний свет стал медленно, как в кинотеатре, гаснуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126