Это же ясно, как Божий день. Морицбургский классный наставник, которому я благодарен за свое гениальное образование, тоже верил в духов.
— Та-ак! Как же звали этого знаменитого человека?
— Его имя Элиас Функельмайер.
— Ах, так Nomen et omen!
— Только, пожалуйста, не говори по-португальски! Это тебе совершенно не идет! Как можешь ты этого героя эвфемистического знания назвать знаменитым человеком! Его нужно называть знаменитейшим! Сегодня это знает каждый типографский ученик. Но тебя, кажется, совершенно не коснулись достижения великого прогресса последнего десятилетия. Ты остался висеть на клейстере дохристианского средневековья, и над твоей колыбелью не пел ни один дружественный трубадур:
Gaudeamus, Igelkur.
Juvenal kaut humus..
Тут Фред захохотал так, что слезы побежали по его щекам, а хозяин подхватил этот раскатистый смех.
— Что здесь смешного? — спросил Фрэнк. — Трубадуры были все же не смешнее лапландских крестовых походов. Они под предводительством Готфрида фон Олеума взяли приступом Иерусалим, а два года спустя, когда Парменио сказал: «Мне надо воевать Штральзунд» и когда он в цепях висел на небе, тут они ответили: «Не будь смешным, старый швед! Гвардия умирает, но не отдается!». И над такими героями вы смеетесь? Есть ли у вас хоть какое-то понимание этих лютых образов оскорбленной мировой и военной истории?
— О, над трубадурами мы не смеемся, — ответил Фред, — нас развеселил твой «Гаудеамус».
— Я вынужден заявить протест! Эту песню я выучил, как таблицу умножения. Второе двустишие гласит:
Gaugamela, Inventur,
Pflaumenboom ist Prunus.
Впрочем, ты со своими чрезмерными морфологическими замечаниями совершенно увел меня от первоначальной темы. Мы говорили о привидениях и…
Он прервался, увидев подъезжающего всадника, одетого в форму драгуна американской армии. Знаки различия говорили, что пред ними офицер.
Этот человек примчался с юга самым отчаянным галопом и остановил лошадь прямо перед тремя собеседниками.
— День добрый! — приветствовал он их. — Я попал на ферму, которую называют Хельмерс-Хоум?
— Да, сэр! — ответил Хельмерс. — Я тот человек, которому принадлежит этот дом.
— Сам Хельмерс? Я рад с вами встретиться, потому что приехал навести справки.
— О чем?
— Это долгая история. Позвольте мне присесть.
Он спрыгнул с лошади и занял место за столом. Собеседники разглядывали его во все глаза, прибывший делал вид, что не замечает этого. Он был коренаст, крепко сложен и носил густую черную бороду. Взгляд у него был проницателен и колюч; губы были скрыты под опущенными усами.
— Я прибыл сюда, так сказать, в качестве разведчика, — небрежно начал он. — Мы стоим вверху, у Форт-Силла, и намерены передислоцироваться в Льяно.
— Зачем? — спросил Хельмерс.
— Федеральное правительство оповещено о том, сколько злодеяний совершено в последнее время на Равнинах. Естественно, бандиты должны быть быстро и строго наказаны. Весьма вероятно, что преступники как-то связаны между собой. Отдельные преступления столь похожи одно на другое, что приходится предположить о существовании хорошо организованной банды. Ей надо нанести сокрушительный удар. Два эскадрона драгун выделены для этой операции, а также для полного освобождения Равнин и их окрестностей от всякого подозрительного сброда. Драгуны, как уже сказано, ждут у Форт-Силла, а я послан вперед, чтобы произвести разведку и связаться с добропорядочными поселенцами. Разумеется, мы исходим из убеждения, что каждый честный человек нас поддержит.
— Это разумеется само собой, сэр! Меня очень радует, что вы ко мне заглянули, и вы вскоре сможете убедиться, что я буду помогать армии изо всех сил. Джон Хельмерс известен как человек, на которого всякий порядочный человек может положиться.
— Это я слышал, поэтому и приехал к вам.
— Прекрасно! Но позвольте вас спросить, почему вы приехали с юга? Ведь Форт-Силл расположен к северу отсюда. Как это понимать?
— Я приехал не прямо из форта, а сначала спустился вниз по реке, проехав потом по окраине Льяно, чтобы осмотреть окрестности.
— В одиночку? Почему же командующий не дал вам людей?
— Он точно так же, как и я, не считает это разумным. Большой отряд привлечет внимание, чего мы, естественно, хотели бы избежать.
— Но два-три всадника проедут так же незаметно, как и один. Как легко с вами может что-нибудь случиться! Тогда вы не сможете вернуться, а ваши товарищи не узнают, что с вами произошло.
— О, об этом не стоит беспокоиться. Майор уверен в том, что на меня можно положиться. Вы же знаете, что в разведчики берут только таких людей, которые проявили способности к подобной службе, да к тому же в совершенстве знают Дикий Запад.
— Вы уже здесь когда-то бывали?
— И даже многократно.
— Хм! Может быть, поэтому мне показалось, будто мы уже однажды виделись. Возможно ли это?
Офицер окинул Хельмерса долгим, испытующим взглядом и ответил:
— Нет, сэр.
— Тогда вы, верно, не забирались слишком далеко вниз?
— О, собственно говоря, я был еще дальше внизу, только не с этой стороны Льяно. На той стороне я доезжал до Чиуауа и даже дальше.
— Как солдат?
— Нет, вы же знаете, что пересекать границу в форме запрещено.
— Это верно. Значит, вы ездили в Мексику по своим делам? Ну, я тоже бывал на той стороне много раз, и там, верно, могло случиться, что я мельком вас видел, а вы меня не заметили. Когда вы должны вернуться в свою часть?
— Это определится обстоятельствами. Как только я соберу нужные сведения, я должен буду ехать — так гласит приказ. Но если я не узнаю ничего важного, придется на свой страх отправиться в Льяно. В этом случае я должен через неделю появиться в Хельмерс-Хоум, где оба эскадрона намерены немного отдохнуть.
— Значит, у меня? Это же хорошо. И когда кончится эта неделя?
— Послезавтра. В этот или на следующий день сюда прибудут мои товарищи.
— Значит, поскольку вы не вернулись, следует предположить, что вы не узнали ничего важного?
— Да. К сожалению, я должен признаться, что моя трудная поездка была бесполезной. Успеха я не достиг, потому что в незаселенных краях не встретил людей, от которых мог бы хоть что-то узнать.
— Это, конечно, большая неудача. Обитатели Льяно могли бы рассказать вам много полезного, и я не понимаю, как вы их не разыскали.
— Не считаю, что вы правы, сэр. Говорят, что именно эти обитатели связаны с бандой. Расспросы такого фермера могли привести к тому, что преступники были бы оповещены о близости военных, что, естественно, поставило бы под вопрос успех нашей разведки.
— Но именно здесь вы, сэр, совершили очень большую ошибку! Прошу не обижаться.
— Какую ошибку?
— Вы не сняли свою форму. Если вы были очень заинтересованы в том, чтобы никто не догадался о присутствии ваших войск, вы должны были бы переодеться в штатское.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Та-ак! Как же звали этого знаменитого человека?
— Его имя Элиас Функельмайер.
— Ах, так Nomen et omen!
— Только, пожалуйста, не говори по-португальски! Это тебе совершенно не идет! Как можешь ты этого героя эвфемистического знания назвать знаменитым человеком! Его нужно называть знаменитейшим! Сегодня это знает каждый типографский ученик. Но тебя, кажется, совершенно не коснулись достижения великого прогресса последнего десятилетия. Ты остался висеть на клейстере дохристианского средневековья, и над твоей колыбелью не пел ни один дружественный трубадур:
Gaudeamus, Igelkur.
Juvenal kaut humus..
Тут Фред захохотал так, что слезы побежали по его щекам, а хозяин подхватил этот раскатистый смех.
— Что здесь смешного? — спросил Фрэнк. — Трубадуры были все же не смешнее лапландских крестовых походов. Они под предводительством Готфрида фон Олеума взяли приступом Иерусалим, а два года спустя, когда Парменио сказал: «Мне надо воевать Штральзунд» и когда он в цепях висел на небе, тут они ответили: «Не будь смешным, старый швед! Гвардия умирает, но не отдается!». И над такими героями вы смеетесь? Есть ли у вас хоть какое-то понимание этих лютых образов оскорбленной мировой и военной истории?
— О, над трубадурами мы не смеемся, — ответил Фред, — нас развеселил твой «Гаудеамус».
— Я вынужден заявить протест! Эту песню я выучил, как таблицу умножения. Второе двустишие гласит:
Gaugamela, Inventur,
Pflaumenboom ist Prunus.
Впрочем, ты со своими чрезмерными морфологическими замечаниями совершенно увел меня от первоначальной темы. Мы говорили о привидениях и…
Он прервался, увидев подъезжающего всадника, одетого в форму драгуна американской армии. Знаки различия говорили, что пред ними офицер.
Этот человек примчался с юга самым отчаянным галопом и остановил лошадь прямо перед тремя собеседниками.
— День добрый! — приветствовал он их. — Я попал на ферму, которую называют Хельмерс-Хоум?
— Да, сэр! — ответил Хельмерс. — Я тот человек, которому принадлежит этот дом.
— Сам Хельмерс? Я рад с вами встретиться, потому что приехал навести справки.
— О чем?
— Это долгая история. Позвольте мне присесть.
Он спрыгнул с лошади и занял место за столом. Собеседники разглядывали его во все глаза, прибывший делал вид, что не замечает этого. Он был коренаст, крепко сложен и носил густую черную бороду. Взгляд у него был проницателен и колюч; губы были скрыты под опущенными усами.
— Я прибыл сюда, так сказать, в качестве разведчика, — небрежно начал он. — Мы стоим вверху, у Форт-Силла, и намерены передислоцироваться в Льяно.
— Зачем? — спросил Хельмерс.
— Федеральное правительство оповещено о том, сколько злодеяний совершено в последнее время на Равнинах. Естественно, бандиты должны быть быстро и строго наказаны. Весьма вероятно, что преступники как-то связаны между собой. Отдельные преступления столь похожи одно на другое, что приходится предположить о существовании хорошо организованной банды. Ей надо нанести сокрушительный удар. Два эскадрона драгун выделены для этой операции, а также для полного освобождения Равнин и их окрестностей от всякого подозрительного сброда. Драгуны, как уже сказано, ждут у Форт-Силла, а я послан вперед, чтобы произвести разведку и связаться с добропорядочными поселенцами. Разумеется, мы исходим из убеждения, что каждый честный человек нас поддержит.
— Это разумеется само собой, сэр! Меня очень радует, что вы ко мне заглянули, и вы вскоре сможете убедиться, что я буду помогать армии изо всех сил. Джон Хельмерс известен как человек, на которого всякий порядочный человек может положиться.
— Это я слышал, поэтому и приехал к вам.
— Прекрасно! Но позвольте вас спросить, почему вы приехали с юга? Ведь Форт-Силл расположен к северу отсюда. Как это понимать?
— Я приехал не прямо из форта, а сначала спустился вниз по реке, проехав потом по окраине Льяно, чтобы осмотреть окрестности.
— В одиночку? Почему же командующий не дал вам людей?
— Он точно так же, как и я, не считает это разумным. Большой отряд привлечет внимание, чего мы, естественно, хотели бы избежать.
— Но два-три всадника проедут так же незаметно, как и один. Как легко с вами может что-нибудь случиться! Тогда вы не сможете вернуться, а ваши товарищи не узнают, что с вами произошло.
— О, об этом не стоит беспокоиться. Майор уверен в том, что на меня можно положиться. Вы же знаете, что в разведчики берут только таких людей, которые проявили способности к подобной службе, да к тому же в совершенстве знают Дикий Запад.
— Вы уже здесь когда-то бывали?
— И даже многократно.
— Хм! Может быть, поэтому мне показалось, будто мы уже однажды виделись. Возможно ли это?
Офицер окинул Хельмерса долгим, испытующим взглядом и ответил:
— Нет, сэр.
— Тогда вы, верно, не забирались слишком далеко вниз?
— О, собственно говоря, я был еще дальше внизу, только не с этой стороны Льяно. На той стороне я доезжал до Чиуауа и даже дальше.
— Как солдат?
— Нет, вы же знаете, что пересекать границу в форме запрещено.
— Это верно. Значит, вы ездили в Мексику по своим делам? Ну, я тоже бывал на той стороне много раз, и там, верно, могло случиться, что я мельком вас видел, а вы меня не заметили. Когда вы должны вернуться в свою часть?
— Это определится обстоятельствами. Как только я соберу нужные сведения, я должен буду ехать — так гласит приказ. Но если я не узнаю ничего важного, придется на свой страх отправиться в Льяно. В этом случае я должен через неделю появиться в Хельмерс-Хоум, где оба эскадрона намерены немного отдохнуть.
— Значит, у меня? Это же хорошо. И когда кончится эта неделя?
— Послезавтра. В этот или на следующий день сюда прибудут мои товарищи.
— Значит, поскольку вы не вернулись, следует предположить, что вы не узнали ничего важного?
— Да. К сожалению, я должен признаться, что моя трудная поездка была бесполезной. Успеха я не достиг, потому что в незаселенных краях не встретил людей, от которых мог бы хоть что-то узнать.
— Это, конечно, большая неудача. Обитатели Льяно могли бы рассказать вам много полезного, и я не понимаю, как вы их не разыскали.
— Не считаю, что вы правы, сэр. Говорят, что именно эти обитатели связаны с бандой. Расспросы такого фермера могли привести к тому, что преступники были бы оповещены о близости военных, что, естественно, поставило бы под вопрос успех нашей разведки.
— Но именно здесь вы, сэр, совершили очень большую ошибку! Прошу не обижаться.
— Какую ошибку?
— Вы не сняли свою форму. Если вы были очень заинтересованы в том, чтобы никто не догадался о присутствии ваших войск, вы должны были бы переодеться в штатское.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67