Пеллэм краем глаза огляделся по сторонам, ища, куда откатиться при выстреле. Он подумал было о том, чтобы броситься за своим «кольтом», но пришел к выводу, что не успеет.
Какую линию поведения принять: извиниться или перейти в наступление?
Нахмурившись, Пеллэм шагнул вперед.
— Я здесь делаю свою работу, — гневно бросил он. — Не хочешь отвечать на мои вопросы — это твое дело, черт бы тебя побрал. Но у меня нет ни малейшего желания выслушивать твои долбанные нравоучения.
Черные глаза сузились в щелочки.
«Сейчас он меня пристрелит. Проклятие! Так я и знал. Надо было облизать ему задницу!»
Но парень не нажал на спусковой крючок. И не ударил Пеллэма рукояткой пистолета в лицо — чего тот тоже опасался.
Убрав пистолет, латиноамериканец направился вокруг дома Этти, знаком предложив Пеллэму следовать за ним. Поднырнув под желтой лентой полицейского ограждения, парень поднялся по лестнице к тому, что осталось от крохотного подъезда. У него за спиной Пеллэм быстро вытащил из сумки «кольт» и засунул его сзади за пояс джинсов. Подхватив сумку, он пошел следом за парнем.
Тот ударом ноги распахнул входную дверь и шагнул в вестибюль, испачкав футболку об обгоревшее дерево косяка. Пеллэм услышал звон разбитого стекла и громкий треск. Минуту спустя молодой латиноамериканец вышел на улицу, сжимая в руке металлическую табличку. Парень швырнул табличку Пеллэму, тот неловко ее подхватил. Список жильцов дома. Длинный, тонкий палец члена банды «Кубинские лорды» постучал по фамилии: «К. Рамирес».
— Это моя тетка. Ты доволен? Она жила здесь с двумя ninos[30]. Сестра моей матери! Доволен? Ты все понял? Я ни за что не подожду дом, в котором живут мои родственники. И знаешь что еще? Эта дама, моя тетя Кармелла, она видела, как в прошлом месяце один из ирландцев Джимми Коркорана трахнул молотком по голове одного типа. Тетя Кармелла дала показания в суде. Теперь этот ирландец за решеткой, а Джимми — он очень разозлился на нее за то, что она сказала. Ну, дружок, как тебе нравится вот это? Теперь ты доволен? Узнал всю правду? Правду о белом ирландце? А теперь убирайся отсюда. Чтобы ноги твоей не было в Адской кухне!
— Кто такой этот Коркоран? Джимми Коркоран?
Парень вытер со лба пот.
— Возвращайся в свою телестудию и расскажи всем, что «Кубинские лорды» никогда не занимаются подобным дерьмом!
— Я не журналист.
— Так что нам с тобой больше говорить не о чем. Ты уже знаешь la verdad[31].
— Твоя фамилия Рамирес? — спросил Пеллэм. — А как тебя зовут?
Постояв, парень поднес к губам палец, призывая к молчанию, затем ткнул Пеллэму в лицо.
— Всем расскажи!
Он оглядел Пеллэма с ног до головы, словно стараясь запомнить получше, а затем не спеша шагнул из тени сгоревшего здания на раскаленное, яркое солнце.
Но Джимми Коркоран оказался призраком.
Никто о нем даже не слышал, никто не знал вообще никаких Коркоранов!
Пеллэм бродил по кварталу, останавливаясь у пуэрториканских винных погребков, корейских лотков с овощами и зеленью, итальянских мясных лавок. Никто не знал Джимми Коркорана, но у всех в голосе появлялось какая-то странная веселая нотка — как будто люди были огорчены тем, что им приходится отвечать отказом.
Пеллэм заглянул в мексиканское кафе.
— Этот Коркоран обитает где-то здесь, — добавил он, пытаясь разговорить хозяина.
Хозяин, древний мексиканец со сморщенным лицом, уставился на поднос с пирожками и, затянувшись, молча кивнул.
Поняв, что от него ничего не добиться, Пеллэм купил кокосовый напиток и вышел на улицу. Подойдя к группе молодых парней в футболках, толпящихся у газетного киоска, он задал им свой вопрос. Двое поспешно ответили, что никогда не слышали ни о каком Джимми Коркоране. Остальные трое и вовсе забыли те зачатки английского, которые знали.
Пеллэм решил пройти дальше на запад, ближе к реке. Когда он проходил мимо приходской школы на Одиннадцатой улице, кто-то его окликнул:
— Привет!
— Привет! — ответил Пеллэм.
Мальчишка стоял в высоком, видавшем виды мусорном баке и смотрел вниз, положив руки на тощие бедра. На нем были мешковатые джинсы и, несмотря на жару, красно-зелено-желтая ветровка. Пеллэм пришел к выводу, что ему очень нравится мозаичная прическа у мальчишки на голове. Выхваченный бритвой кусок повторял улыбку, глубоко врезавшуюся в черное лицо.
— Что ты ищешь?
— Вот что я тебе скажу… Спускайся сюда.
— Зачем?
— Я хочу с тобой поговорить. Не прыгай, слезай по задней стенке… Нет!
Мальчишка спрыгнул вниз.
— Ты меня не помнишь.
— Конечно, помню. Ты сын Сибби.
— Попал в самую точку! А ты из Си-эн-эн. Ты снимал на камеру.
В расположенном неподалеку маленьком стадиончике с четырьмя полями для бейсбола и двумя баскетбольными площадками не было ни души. Ворота были надежно заперты на цепь. Пеллэм прикинул, что на обустройство стадиончика ушло не меньше сотни банок краски.
— Где мать и сестра?
— В приюте.
— А ты почему не в школе?
— Какая еще школа летом?
Пеллэм начисто забыл про то, что на дворе август. В больших городах трудно определить, какое за окном время года — даже несмотря на снег или зной. Пеллэм с трудом мог представить себе, на что похожи летние каникулы в Адской кухне. Сам он летом бегал в кино, торговал журналами, изредка играл в волейбол. Ему запомнилось, как по утрам он словно одержимый носился на велосипеде, петляя по ровному бетону между скользкими дорожками, оставленными растерянными слизняками и улитками.
— Как тебя зовут?
— Исмаил. А тебя?
— Я Джон Пеллэм.
— Ого, мне не нравится имя Джон. Одного моего знакомого бездельника-ниггера зовут Джоном. Он целый день ничего не делает, ты меня понимаешь? Лучше я буду звать тебя Пеллэмом.
Похоже, вопрос о том, ставить ли перед фамилией «мистер», даже не рассматривался.
— Как тебе нравится в приюте?
Улыбка на лице мальчишки погасла.
— Этому ниггеру не нравится, когда там люди. Постоянная ругань. Повсюду одни ширялы.
Мальчишка имел в виду наркоманов, принимающих «крэк». Пеллэм снимал несколько фильмов в трущобах южного Лос-Анджелеса и разбирался в жаргоне.
— Потерпи, это ненадолго, — сказал Пеллэм.
Но это заверение прозвучало фальшиво даже в его собственных ушах; он не мог сказать, как к нему отнесся мальчишка.
Вдруг глаза Исмаила радостно блеснули.
— Слушай, ты любишь баскетбол? Я обожаю Патрика Эвинга. Он лучший из лучших, ты со мной согласен? И еще мне нравится Майкл Джордан. Слушай, ты когда-нибудь видел в игре «Чикаго буллс»?
— Я живу в Лос-Анджелесе.
— «Лос-Анджелес лейкерс»! Здорово! Мэджик Джонсон — это класс! Я люблю Би Баркли. Отличный парень! С таким не страшно ввязаться в любую драку. — Мальчишка помутузил кулаками воображаемого противника. — Слушай, приятель, ты любишь баскетбол, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Какую линию поведения принять: извиниться или перейти в наступление?
Нахмурившись, Пеллэм шагнул вперед.
— Я здесь делаю свою работу, — гневно бросил он. — Не хочешь отвечать на мои вопросы — это твое дело, черт бы тебя побрал. Но у меня нет ни малейшего желания выслушивать твои долбанные нравоучения.
Черные глаза сузились в щелочки.
«Сейчас он меня пристрелит. Проклятие! Так я и знал. Надо было облизать ему задницу!»
Но парень не нажал на спусковой крючок. И не ударил Пеллэма рукояткой пистолета в лицо — чего тот тоже опасался.
Убрав пистолет, латиноамериканец направился вокруг дома Этти, знаком предложив Пеллэму следовать за ним. Поднырнув под желтой лентой полицейского ограждения, парень поднялся по лестнице к тому, что осталось от крохотного подъезда. У него за спиной Пеллэм быстро вытащил из сумки «кольт» и засунул его сзади за пояс джинсов. Подхватив сумку, он пошел следом за парнем.
Тот ударом ноги распахнул входную дверь и шагнул в вестибюль, испачкав футболку об обгоревшее дерево косяка. Пеллэм услышал звон разбитого стекла и громкий треск. Минуту спустя молодой латиноамериканец вышел на улицу, сжимая в руке металлическую табличку. Парень швырнул табличку Пеллэму, тот неловко ее подхватил. Список жильцов дома. Длинный, тонкий палец члена банды «Кубинские лорды» постучал по фамилии: «К. Рамирес».
— Это моя тетка. Ты доволен? Она жила здесь с двумя ninos[30]. Сестра моей матери! Доволен? Ты все понял? Я ни за что не подожду дом, в котором живут мои родственники. И знаешь что еще? Эта дама, моя тетя Кармелла, она видела, как в прошлом месяце один из ирландцев Джимми Коркорана трахнул молотком по голове одного типа. Тетя Кармелла дала показания в суде. Теперь этот ирландец за решеткой, а Джимми — он очень разозлился на нее за то, что она сказала. Ну, дружок, как тебе нравится вот это? Теперь ты доволен? Узнал всю правду? Правду о белом ирландце? А теперь убирайся отсюда. Чтобы ноги твоей не было в Адской кухне!
— Кто такой этот Коркоран? Джимми Коркоран?
Парень вытер со лба пот.
— Возвращайся в свою телестудию и расскажи всем, что «Кубинские лорды» никогда не занимаются подобным дерьмом!
— Я не журналист.
— Так что нам с тобой больше говорить не о чем. Ты уже знаешь la verdad[31].
— Твоя фамилия Рамирес? — спросил Пеллэм. — А как тебя зовут?
Постояв, парень поднес к губам палец, призывая к молчанию, затем ткнул Пеллэму в лицо.
— Всем расскажи!
Он оглядел Пеллэма с ног до головы, словно стараясь запомнить получше, а затем не спеша шагнул из тени сгоревшего здания на раскаленное, яркое солнце.
Но Джимми Коркоран оказался призраком.
Никто о нем даже не слышал, никто не знал вообще никаких Коркоранов!
Пеллэм бродил по кварталу, останавливаясь у пуэрториканских винных погребков, корейских лотков с овощами и зеленью, итальянских мясных лавок. Никто не знал Джимми Коркорана, но у всех в голосе появлялось какая-то странная веселая нотка — как будто люди были огорчены тем, что им приходится отвечать отказом.
Пеллэм заглянул в мексиканское кафе.
— Этот Коркоран обитает где-то здесь, — добавил он, пытаясь разговорить хозяина.
Хозяин, древний мексиканец со сморщенным лицом, уставился на поднос с пирожками и, затянувшись, молча кивнул.
Поняв, что от него ничего не добиться, Пеллэм купил кокосовый напиток и вышел на улицу. Подойдя к группе молодых парней в футболках, толпящихся у газетного киоска, он задал им свой вопрос. Двое поспешно ответили, что никогда не слышали ни о каком Джимми Коркоране. Остальные трое и вовсе забыли те зачатки английского, которые знали.
Пеллэм решил пройти дальше на запад, ближе к реке. Когда он проходил мимо приходской школы на Одиннадцатой улице, кто-то его окликнул:
— Привет!
— Привет! — ответил Пеллэм.
Мальчишка стоял в высоком, видавшем виды мусорном баке и смотрел вниз, положив руки на тощие бедра. На нем были мешковатые джинсы и, несмотря на жару, красно-зелено-желтая ветровка. Пеллэм пришел к выводу, что ему очень нравится мозаичная прическа у мальчишки на голове. Выхваченный бритвой кусок повторял улыбку, глубоко врезавшуюся в черное лицо.
— Что ты ищешь?
— Вот что я тебе скажу… Спускайся сюда.
— Зачем?
— Я хочу с тобой поговорить. Не прыгай, слезай по задней стенке… Нет!
Мальчишка спрыгнул вниз.
— Ты меня не помнишь.
— Конечно, помню. Ты сын Сибби.
— Попал в самую точку! А ты из Си-эн-эн. Ты снимал на камеру.
В расположенном неподалеку маленьком стадиончике с четырьмя полями для бейсбола и двумя баскетбольными площадками не было ни души. Ворота были надежно заперты на цепь. Пеллэм прикинул, что на обустройство стадиончика ушло не меньше сотни банок краски.
— Где мать и сестра?
— В приюте.
— А ты почему не в школе?
— Какая еще школа летом?
Пеллэм начисто забыл про то, что на дворе август. В больших городах трудно определить, какое за окном время года — даже несмотря на снег или зной. Пеллэм с трудом мог представить себе, на что похожи летние каникулы в Адской кухне. Сам он летом бегал в кино, торговал журналами, изредка играл в волейбол. Ему запомнилось, как по утрам он словно одержимый носился на велосипеде, петляя по ровному бетону между скользкими дорожками, оставленными растерянными слизняками и улитками.
— Как тебя зовут?
— Исмаил. А тебя?
— Я Джон Пеллэм.
— Ого, мне не нравится имя Джон. Одного моего знакомого бездельника-ниггера зовут Джоном. Он целый день ничего не делает, ты меня понимаешь? Лучше я буду звать тебя Пеллэмом.
Похоже, вопрос о том, ставить ли перед фамилией «мистер», даже не рассматривался.
— Как тебе нравится в приюте?
Улыбка на лице мальчишки погасла.
— Этому ниггеру не нравится, когда там люди. Постоянная ругань. Повсюду одни ширялы.
Мальчишка имел в виду наркоманов, принимающих «крэк». Пеллэм снимал несколько фильмов в трущобах южного Лос-Анджелеса и разбирался в жаргоне.
— Потерпи, это ненадолго, — сказал Пеллэм.
Но это заверение прозвучало фальшиво даже в его собственных ушах; он не мог сказать, как к нему отнесся мальчишка.
Вдруг глаза Исмаила радостно блеснули.
— Слушай, ты любишь баскетбол? Я обожаю Патрика Эвинга. Он лучший из лучших, ты со мной согласен? И еще мне нравится Майкл Джордан. Слушай, ты когда-нибудь видел в игре «Чикаго буллс»?
— Я живу в Лос-Анджелесе.
— «Лос-Анджелес лейкерс»! Здорово! Мэджик Джонсон — это класс! Я люблю Би Баркли. Отличный парень! С таким не страшно ввязаться в любую драку. — Мальчишка помутузил кулаками воображаемого противника. — Слушай, приятель, ты любишь баскетбол, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84