По утрам всегда было много работы. Расчесать шерсть собакам, расставить цветы в доме, протереть фарфор в гостиной, заказать продукты из деревни, дать указания поварам. Для всего этого существовала только я, так как на протяжении всей зимы маму мучил артрит, и врачи посоветовали ей держать ноги на подушке. Каждое утро она устраивалась на диване в малой гостиной и за весь день поднималась только для того, чтобы поесть.
— Иду! — отозвалась я и побежала через холл к лестнице, которая вела в гостиную.
Мама возлежала на своем обычном месте возле окна. Солнце освещало ее волосы, которые до сих пор не потеряли своего золотого блеска. Она обратила ко мне свое улыбающееся лицо, которое буквально светилось от радости, и я подумала:
«Как же она красива!»
— У меня есть для тебя хорошая новость, Гвендолин, — сообщила мама.
— Новость? Для меня?
Она протянула письмо, и я узнала почерк Анжелы.
— Анжела хочет, чтобы ты погостила у них в Лондоне, — сказала мама. — Ну как, поедешь? У меня от радости замерло сердце.
— Когда? — спросила я.
— Как только мы соберем тебя, — ответила мама. — Анжела говорит, что собиралась пригласить тебя еще в прошлом году, но смерть дяди Гренвиля помешала. Она считает, что теперь, когда траур кончился, пора вывозить тебя в свет. Она испросила разрешения представить тебя ко двору и получила для тебя приглашение на бал.
— О мама! — только и смогла вымолвить я. Мама водрузила на нос очки. Без них она не могла читать.
— Она говорит, что тебе не надо беспокоиться по поводу туалетов. «Генри проявил исключительную любезность, — пишет она, — и, когда я объяснила ему, что вам будет довольно сложно обеспечить Лин всем необходимым, он сказал, что возьмет это на себя. Так-то вот!»
— Ну когда же, когда я смогу поехать? — спросила я. Мама сняла очки и взглянула на меня.
— Мне будет не хватать тебя, — мягко проговорила она.
— Но, мама, мне надо ехать.
— Конечно, дорогая, — ответила она. — Я очень хочу, чтобы ты поехала и хорошо провела время. Меня нередко охватывает чувство вины за то, что мы не отправили тебя в школу. Анжеле очень нравилось у мадемуазель Жак. Но ты сама понимаешь, что с тех пор налоги сильно выросли. Мы и сейчас не так уж много можем себе позволить.
— Она вздохнула.
— Я не жалуюсь, мама, и мне ужасно хочется поехать в Лондон. Она улыбнулась мне.
— Надеюсь, поездка не станет для тебя разочарованием, — проговорила она. — Вот я свой первый сезон в Лондоне вспоминаю с отвращением.
— Но ведь ты имела неслыханный успех, — удивилась я.
— Это было потом, в последующие годы. А тогда я была робка, страшно стеснялась и почти ничего не знала. Сейчас девушки совсем другие.
— Вот и я ни с кем не знакома в Лондоне, — заметила я, — кроме Анжелы и Генри, но от этого только интереснее. Как будто отправляешься в путешествие. Мама, ты можешь представить меня в качестве исследователя новой земли?
— О Гвендолин, опять твои фантазии! — засмеялась мама. — Боюсь, когда-нибудь они доведут тебя до беды.
— Мои фантазии? — удивилась я. — Ты говоришь о них как о недостатке.
Мама лукаво взглянула на меня.
— Когда ты была еще малюткой, — призналась она, — я часто спрашивала себя, понимаешь ли ты, что происходит вокруг и часто ли ты выходишь из своего замкнутого мирка.
Я смущенно засмеялась. Не всегда приятно узнавать, что кто-то заметил в тебе какие-то особенности характера, о существовании которых ты и не подозревала.
— Я буду сдерживать свое воображение, — пообещала я. — Как долго Анжела намерена терпеть меня у себя?
— Она ничего об этом не пишет, — ответила мама. — Но, думаю, дворцовый бал состоится не раньше середины июля.
— Более двух месяцев! — воскликнула я. — Как замечательно! А можно, я выеду завтра же?
— В субботу благотворительная распродажа, — напомнила она. — Ты ведь обещала викарию, что примешь в ней участие.
— Тогда в воскресенье? — настаивала я.
— Наверняка в выходные Анжелы не будет в городе. Думаю, тебе лучше отправиться в понедельник. Ты как раз поспеешь к чаю.
— Я могу поехать поездом в 2.45, — сказала я, вспомнив, что множество раз отвозила наших гостей именно к этому поезду и потом долго смотрела вслед удаляющемуся дымку и махала платком тем, кто отправлялся в незнакомый мне мир. — А в чем я поеду в Лондон? Что я могу надеть?
— А что у тебя есть? — спросила мама. Я знала, что она не помнит, какие у меня платья, — ее никогда не интересовали ни ее собственные, ни мои туалеты. До сих пор у меня в ушах звучит голос няни:
— Но, миледи, одежда девочки превратилась в лохмотья, и обувь износилась до дыр.
Тогда мама обратила на няню несколько обеспокоенный взор и промолвила:
— Как жаль. Боюсь, мне придется заказать ей платья в Лондоне.
А когда платья прислали, няня с видом триумфатора принесла их матери, которая воззрилась на них с изумлением.
— Платья! Надеюсь, Гвендолин больше ничего не нужно? Мне кажется, всего месяц назад я уже заказывала ей новое платье.
— Думаю, я надену платье из синего саржа, — ответила я. — Оно страшно выношено, но так как я сильно похудела — ты согласна, мама? — я смогу взять что-нибудь у Анжелы, пока мы не купим мне новые туалеты.
Я подошла к высокому, потемневшему от старости зеркалу времен королевы Анны, висевшему между двумя книжными шкафами, и оглядела себя. Я действительно похудела, но мои формы все равно казались мне слишком вызывающими. Я тут же вспомнила слова няни: «У нее очень красивая фигура, миледи, сплошные мышцы — ни капли жира!»
Трудно было Отрицать, что у меня на самом деле хорошая фигура. И вовсе не плоская — без бедер и груди — что вошло в моду. Именно такой фигурой обладала Анжела, которая начала следить за своим весом с семнадцати лет.
Я казалась себе крупной: у меня были красивые ноги, но мне приходилось покупать туфли шестого размера. Зато шея у меня была белой и гладкой — ну прямо как у Юноны! Я бросила на свое отражение последний взгляд, который был полон отвращения, и отвернулась.
— Надеюсь, Генри готов потратить довольно крупную сумму на мои туалеты, — сказала я. — Ему ничего другого не остается, если он хочет, чтобы я выглядела прилично, когда попаду в светское общество.
«А вдруг я потерплю неудачу? — подумала я. — Вдруг я опозорю Анжелу и Генри?» При этой мысли мне стало жутко. Вдруг через две недели они предложат мне возвращаться домой и скажут, что мне нет надобности ждать бала? Может, лучше не ездить, не рисковать и не подвергать себя унижению?
Я пыталась освободиться от этого страха, прекрасно сознавая, что он будет неотступно следовать за мной и наводить на меня ужас, не давая ни минуты покоя. Я понимала, что буду ночами лежать без сна и мучиться от обуревавших меня сомнений.
— Ты совершенно уверена, что Анжела хочет, чтобы я пожила с ними?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Иду! — отозвалась я и побежала через холл к лестнице, которая вела в гостиную.
Мама возлежала на своем обычном месте возле окна. Солнце освещало ее волосы, которые до сих пор не потеряли своего золотого блеска. Она обратила ко мне свое улыбающееся лицо, которое буквально светилось от радости, и я подумала:
«Как же она красива!»
— У меня есть для тебя хорошая новость, Гвендолин, — сообщила мама.
— Новость? Для меня?
Она протянула письмо, и я узнала почерк Анжелы.
— Анжела хочет, чтобы ты погостила у них в Лондоне, — сказала мама. — Ну как, поедешь? У меня от радости замерло сердце.
— Когда? — спросила я.
— Как только мы соберем тебя, — ответила мама. — Анжела говорит, что собиралась пригласить тебя еще в прошлом году, но смерть дяди Гренвиля помешала. Она считает, что теперь, когда траур кончился, пора вывозить тебя в свет. Она испросила разрешения представить тебя ко двору и получила для тебя приглашение на бал.
— О мама! — только и смогла вымолвить я. Мама водрузила на нос очки. Без них она не могла читать.
— Она говорит, что тебе не надо беспокоиться по поводу туалетов. «Генри проявил исключительную любезность, — пишет она, — и, когда я объяснила ему, что вам будет довольно сложно обеспечить Лин всем необходимым, он сказал, что возьмет это на себя. Так-то вот!»
— Ну когда же, когда я смогу поехать? — спросила я. Мама сняла очки и взглянула на меня.
— Мне будет не хватать тебя, — мягко проговорила она.
— Но, мама, мне надо ехать.
— Конечно, дорогая, — ответила она. — Я очень хочу, чтобы ты поехала и хорошо провела время. Меня нередко охватывает чувство вины за то, что мы не отправили тебя в школу. Анжеле очень нравилось у мадемуазель Жак. Но ты сама понимаешь, что с тех пор налоги сильно выросли. Мы и сейчас не так уж много можем себе позволить.
— Она вздохнула.
— Я не жалуюсь, мама, и мне ужасно хочется поехать в Лондон. Она улыбнулась мне.
— Надеюсь, поездка не станет для тебя разочарованием, — проговорила она. — Вот я свой первый сезон в Лондоне вспоминаю с отвращением.
— Но ведь ты имела неслыханный успех, — удивилась я.
— Это было потом, в последующие годы. А тогда я была робка, страшно стеснялась и почти ничего не знала. Сейчас девушки совсем другие.
— Вот и я ни с кем не знакома в Лондоне, — заметила я, — кроме Анжелы и Генри, но от этого только интереснее. Как будто отправляешься в путешествие. Мама, ты можешь представить меня в качестве исследователя новой земли?
— О Гвендолин, опять твои фантазии! — засмеялась мама. — Боюсь, когда-нибудь они доведут тебя до беды.
— Мои фантазии? — удивилась я. — Ты говоришь о них как о недостатке.
Мама лукаво взглянула на меня.
— Когда ты была еще малюткой, — призналась она, — я часто спрашивала себя, понимаешь ли ты, что происходит вокруг и часто ли ты выходишь из своего замкнутого мирка.
Я смущенно засмеялась. Не всегда приятно узнавать, что кто-то заметил в тебе какие-то особенности характера, о существовании которых ты и не подозревала.
— Я буду сдерживать свое воображение, — пообещала я. — Как долго Анжела намерена терпеть меня у себя?
— Она ничего об этом не пишет, — ответила мама. — Но, думаю, дворцовый бал состоится не раньше середины июля.
— Более двух месяцев! — воскликнула я. — Как замечательно! А можно, я выеду завтра же?
— В субботу благотворительная распродажа, — напомнила она. — Ты ведь обещала викарию, что примешь в ней участие.
— Тогда в воскресенье? — настаивала я.
— Наверняка в выходные Анжелы не будет в городе. Думаю, тебе лучше отправиться в понедельник. Ты как раз поспеешь к чаю.
— Я могу поехать поездом в 2.45, — сказала я, вспомнив, что множество раз отвозила наших гостей именно к этому поезду и потом долго смотрела вслед удаляющемуся дымку и махала платком тем, кто отправлялся в незнакомый мне мир. — А в чем я поеду в Лондон? Что я могу надеть?
— А что у тебя есть? — спросила мама. Я знала, что она не помнит, какие у меня платья, — ее никогда не интересовали ни ее собственные, ни мои туалеты. До сих пор у меня в ушах звучит голос няни:
— Но, миледи, одежда девочки превратилась в лохмотья, и обувь износилась до дыр.
Тогда мама обратила на няню несколько обеспокоенный взор и промолвила:
— Как жаль. Боюсь, мне придется заказать ей платья в Лондоне.
А когда платья прислали, няня с видом триумфатора принесла их матери, которая воззрилась на них с изумлением.
— Платья! Надеюсь, Гвендолин больше ничего не нужно? Мне кажется, всего месяц назад я уже заказывала ей новое платье.
— Думаю, я надену платье из синего саржа, — ответила я. — Оно страшно выношено, но так как я сильно похудела — ты согласна, мама? — я смогу взять что-нибудь у Анжелы, пока мы не купим мне новые туалеты.
Я подошла к высокому, потемневшему от старости зеркалу времен королевы Анны, висевшему между двумя книжными шкафами, и оглядела себя. Я действительно похудела, но мои формы все равно казались мне слишком вызывающими. Я тут же вспомнила слова няни: «У нее очень красивая фигура, миледи, сплошные мышцы — ни капли жира!»
Трудно было Отрицать, что у меня на самом деле хорошая фигура. И вовсе не плоская — без бедер и груди — что вошло в моду. Именно такой фигурой обладала Анжела, которая начала следить за своим весом с семнадцати лет.
Я казалась себе крупной: у меня были красивые ноги, но мне приходилось покупать туфли шестого размера. Зато шея у меня была белой и гладкой — ну прямо как у Юноны! Я бросила на свое отражение последний взгляд, который был полон отвращения, и отвернулась.
— Надеюсь, Генри готов потратить довольно крупную сумму на мои туалеты, — сказала я. — Ему ничего другого не остается, если он хочет, чтобы я выглядела прилично, когда попаду в светское общество.
«А вдруг я потерплю неудачу? — подумала я. — Вдруг я опозорю Анжелу и Генри?» При этой мысли мне стало жутко. Вдруг через две недели они предложат мне возвращаться домой и скажут, что мне нет надобности ждать бала? Может, лучше не ездить, не рисковать и не подвергать себя унижению?
Я пыталась освободиться от этого страха, прекрасно сознавая, что он будет неотступно следовать за мной и наводить на меня ужас, не давая ни минуты покоя. Я понимала, что буду ночами лежать без сна и мучиться от обуревавших меня сомнений.
— Ты совершенно уверена, что Анжела хочет, чтобы я пожила с ними?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69