Но если она начнет расспрашивать Уинстона о жизни на Олимпе или о том, как он управляет миром силою своей красоты, этот разговор покажется ему более чем странным. «Он подумает, что я сумасшедшая», — Марина улыбнулась и решила, что постарается быть очень осторожной в разговорах с ним.
Глава 5
Уинстон спустился к завтраку в столовую, украшенную настенными тарелками с портретами римских императоров — все они были найдены во время раскопок при строительстве виллы.
При его появлении прислуга сразу забегала с подносами, на столе вмиг появились еда и кофе. Глядя в окно на залитое солнцем небо, Уинстон подумал, что ни за что не хотел бы сейчас оказаться снова в Нью-Йорке.
Интересно, как там Харви — вчера ведь был день выборов! Подумать страшно, сколько шума и суматохи ему пришлось пережить, сколько головной боли! А какова горечь разочарования потерпевшего неудачу кандидата…
Уинстон почти не сомневался, что, несмотря на весь оптимистический пыл Харви, Теодор Рузвельт будет все же переизбран на второй срок. Да, у него есть враги, но в то же время множество людей возлагает свои надежды именно на него, видя в нем некий оплот стабильности.
Но в любом случае, если Харви и проиграл, он уж никак не сможет приписать свою неудачу этой истории с Мариной. Почему-то, думая о ней, Уинстон не представлял, что Марина вообще может намеренно причинить кому-либо хоть малейшую неприятность. Уж слишком она отличалась от всех остальных женщин.
Дело было не только во внешности — хотя она и казалась ему ожившей статуей Афродиты из храма на краю мыса, дело было в ее поведении и манерах. Когда Уинстон переоделся с дороги и спустился в гостиную, где ждала его Марина, он с одного взгляда на нее понял — перед ним настоящая леди, и ей, наверное, было нелегко принять предложение приехать на виллу одной, без компаньонки.
Харви так убеждал, что Марина — вымогательница, хитрая бесстыжая кошка, которая запустила свои коготки в богатенького Элвина, что в подсознании Уинстона уже и тогда невольно затаилось сомнение в реальности зловещего образа, созданного братом.
Да, очень странно, что Марина — такая скромная воспитанная девушка — сразу, без всяких оговорок приняла приглашение Элвина. Она вполне могла отказаться ехать в сопровождении одного лишь посыльного или настоять на том, чтобы ее обеспечили компаньонкой.
Уинстон и не подозревал, что вчера, когда он ушел переодеваться к ужину, Марина думала именно об этом.
В Лондоне мысль о компаньонке просто не пришла ей в голову — ведь она ожидала встретиться на вилле с Элвином. Ей было так одиноко и тоскливо, и она так обрадовалась предстоящей встрече!
Но она никогда не думала о нем как о мужчине, в том смысле, как в свое время предупреждала ее мать, и уж по крайней мере в его обществе она не нуждалась в сопровождении строгой компаньонки.
Вот Уинстон — хотя он сначала показался ей чуть ли не богом — был мужчина, полный силы и мужественности, заставившей трепетать ее сердце. И когда спустя двадцать минут он появился в гостиной — элегантный, в безупречном вечернем костюме, она подумала, что, пожалуй, никогда еще не встречала столь ослепительного красавца.
«Я не должна была приезжать сюда одна! — пронеслось у Марины в голове. — Мама была бы просто в ужасе!»
Впрочем, если Уинстон — американец, он вполне может и не заметить, что она нарушила приличия. «А если и нарушила, — подумала она, — какое это теперь может иметь значение?»
Они принялись за изысканный ужин. За несколько дней, проведенных на вилле в ожидании Элвина, Марина уже успела убедиться в том, что шеф-повар здесь отменный — каждое его блюдо было подлинным произведением искусства.
К радости и удовольствию итальянской прислуги, с которой Марина за эти дни легко найма общий язык, она с восхищением отзывалась о местной кухне и с непритворным интересом расспрашивала о каждом новом блюде.
Она узнала, что неаполитанцы славятся своими самыми разнообразными спагетти и что макароны по-неаполитански подаются с соусом из особых, похожих на сливы помидор и тертым сыром.
Но больше всего ее поразило огромное разнообразие вкуснейшей свежей рыбы. Дворецкий посоветовал ей непременно посетить местный рыбный базар, где она сможет найти все — от крохотных серебристых анчоусов до гигантских осьминогов.
Их удивительный повар одинаково виртуозно готовил и средиземноморскую барабульку, и морского окуня, и еще каких-то редкостных рыб, названий которых, как обнаружила Марина, в английском языке просто не существует.
На завтрак Уинстону предложили тунца, великолепно зажаренного и украшенного веточками укропа. Он как раз положил себе на тарелку кусок рыбы с серебряного блюда, когда в дверях, ведущих в сад, появилась Марина.
Она была в платье из тончайшего муслина цвета весенней зелени, купленном в магазине Поля Пуаре. Рассыпанные по зеленому, ее волосы сияли, как первые лучи неяркого утреннего солнца.
— О, как вы рано поднялись! — воскликнул Уинстон, вставая ей навстречу.
— Да я уже давным-давно на ногах, — звонким, как колокольчик, голосом отозвалась Марина. — А то… вдруг что-нибудь пропущу!
Что-то в ее словах и тоне заставило Уинстона посмотреть на нее с пристальным вниманием.
Подоспел слуга и выдвинул для Марины стул. Теперь она сидела за столом напротив Уинстона.
Надо же, как долго они проговорили вчера вечером! Никогда еще Уинстону не приходилось встречать женщины, которая слушала бы его с широко открытыми глазами, будто он был кладезем премудрости, и не пыталась переключить его внимание на себя.
После кокетливых уловок Ивет Гленкерн, которая не могла произнести и «добрый вечер», не вложив в эти два слова двусмысленности, устремленные на него серые глаза Марины пробудили в нем красноречие, о котором он и не подозревал.
Конечно же, они говорили о вилле, о греках, построивших ее, и о римлянах, которые пришли после них. Уинстон рассказал ей, как его дед совершенно случайно обнаружил эти древние развалины, просто подыскивая себе местечко, куда бы он мог удалиться на покой. Как загорелся идеей восстановить стены на старом фундаменте и как приглашал в Сорренто знаменитых экспертов со всей Италии, чтобы те давали ему свои мудрые советы.
Марина слушала его буквально открыв рот.
Потом, когда Уинстон рассказывал ей, как дед ездил по всей стране, отыскивая подходящую обстановку, картины и фрагменты статуй — он хотел украсить ими не только дом, но и весь сад, — она, внезапно пораженная, воскликнула:
— Но ведь это, наверное, очень дорого!
Ее слова сразу остановили словесный поток Уинстона — будто кто-то резко захлопнул перед ним дверь.
Так, значит, она думает о деньгах!
Увлекшись такой интересной для него темой, он невольно выдал тот бесспорный факт, что для его семьи и ее интересов цена особой роли не играет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Глава 5
Уинстон спустился к завтраку в столовую, украшенную настенными тарелками с портретами римских императоров — все они были найдены во время раскопок при строительстве виллы.
При его появлении прислуга сразу забегала с подносами, на столе вмиг появились еда и кофе. Глядя в окно на залитое солнцем небо, Уинстон подумал, что ни за что не хотел бы сейчас оказаться снова в Нью-Йорке.
Интересно, как там Харви — вчера ведь был день выборов! Подумать страшно, сколько шума и суматохи ему пришлось пережить, сколько головной боли! А какова горечь разочарования потерпевшего неудачу кандидата…
Уинстон почти не сомневался, что, несмотря на весь оптимистический пыл Харви, Теодор Рузвельт будет все же переизбран на второй срок. Да, у него есть враги, но в то же время множество людей возлагает свои надежды именно на него, видя в нем некий оплот стабильности.
Но в любом случае, если Харви и проиграл, он уж никак не сможет приписать свою неудачу этой истории с Мариной. Почему-то, думая о ней, Уинстон не представлял, что Марина вообще может намеренно причинить кому-либо хоть малейшую неприятность. Уж слишком она отличалась от всех остальных женщин.
Дело было не только во внешности — хотя она и казалась ему ожившей статуей Афродиты из храма на краю мыса, дело было в ее поведении и манерах. Когда Уинстон переоделся с дороги и спустился в гостиную, где ждала его Марина, он с одного взгляда на нее понял — перед ним настоящая леди, и ей, наверное, было нелегко принять предложение приехать на виллу одной, без компаньонки.
Харви так убеждал, что Марина — вымогательница, хитрая бесстыжая кошка, которая запустила свои коготки в богатенького Элвина, что в подсознании Уинстона уже и тогда невольно затаилось сомнение в реальности зловещего образа, созданного братом.
Да, очень странно, что Марина — такая скромная воспитанная девушка — сразу, без всяких оговорок приняла приглашение Элвина. Она вполне могла отказаться ехать в сопровождении одного лишь посыльного или настоять на том, чтобы ее обеспечили компаньонкой.
Уинстон и не подозревал, что вчера, когда он ушел переодеваться к ужину, Марина думала именно об этом.
В Лондоне мысль о компаньонке просто не пришла ей в голову — ведь она ожидала встретиться на вилле с Элвином. Ей было так одиноко и тоскливо, и она так обрадовалась предстоящей встрече!
Но она никогда не думала о нем как о мужчине, в том смысле, как в свое время предупреждала ее мать, и уж по крайней мере в его обществе она не нуждалась в сопровождении строгой компаньонки.
Вот Уинстон — хотя он сначала показался ей чуть ли не богом — был мужчина, полный силы и мужественности, заставившей трепетать ее сердце. И когда спустя двадцать минут он появился в гостиной — элегантный, в безупречном вечернем костюме, она подумала, что, пожалуй, никогда еще не встречала столь ослепительного красавца.
«Я не должна была приезжать сюда одна! — пронеслось у Марины в голове. — Мама была бы просто в ужасе!»
Впрочем, если Уинстон — американец, он вполне может и не заметить, что она нарушила приличия. «А если и нарушила, — подумала она, — какое это теперь может иметь значение?»
Они принялись за изысканный ужин. За несколько дней, проведенных на вилле в ожидании Элвина, Марина уже успела убедиться в том, что шеф-повар здесь отменный — каждое его блюдо было подлинным произведением искусства.
К радости и удовольствию итальянской прислуги, с которой Марина за эти дни легко найма общий язык, она с восхищением отзывалась о местной кухне и с непритворным интересом расспрашивала о каждом новом блюде.
Она узнала, что неаполитанцы славятся своими самыми разнообразными спагетти и что макароны по-неаполитански подаются с соусом из особых, похожих на сливы помидор и тертым сыром.
Но больше всего ее поразило огромное разнообразие вкуснейшей свежей рыбы. Дворецкий посоветовал ей непременно посетить местный рыбный базар, где она сможет найти все — от крохотных серебристых анчоусов до гигантских осьминогов.
Их удивительный повар одинаково виртуозно готовил и средиземноморскую барабульку, и морского окуня, и еще каких-то редкостных рыб, названий которых, как обнаружила Марина, в английском языке просто не существует.
На завтрак Уинстону предложили тунца, великолепно зажаренного и украшенного веточками укропа. Он как раз положил себе на тарелку кусок рыбы с серебряного блюда, когда в дверях, ведущих в сад, появилась Марина.
Она была в платье из тончайшего муслина цвета весенней зелени, купленном в магазине Поля Пуаре. Рассыпанные по зеленому, ее волосы сияли, как первые лучи неяркого утреннего солнца.
— О, как вы рано поднялись! — воскликнул Уинстон, вставая ей навстречу.
— Да я уже давным-давно на ногах, — звонким, как колокольчик, голосом отозвалась Марина. — А то… вдруг что-нибудь пропущу!
Что-то в ее словах и тоне заставило Уинстона посмотреть на нее с пристальным вниманием.
Подоспел слуга и выдвинул для Марины стул. Теперь она сидела за столом напротив Уинстона.
Надо же, как долго они проговорили вчера вечером! Никогда еще Уинстону не приходилось встречать женщины, которая слушала бы его с широко открытыми глазами, будто он был кладезем премудрости, и не пыталась переключить его внимание на себя.
После кокетливых уловок Ивет Гленкерн, которая не могла произнести и «добрый вечер», не вложив в эти два слова двусмысленности, устремленные на него серые глаза Марины пробудили в нем красноречие, о котором он и не подозревал.
Конечно же, они говорили о вилле, о греках, построивших ее, и о римлянах, которые пришли после них. Уинстон рассказал ей, как его дед совершенно случайно обнаружил эти древние развалины, просто подыскивая себе местечко, куда бы он мог удалиться на покой. Как загорелся идеей восстановить стены на старом фундаменте и как приглашал в Сорренто знаменитых экспертов со всей Италии, чтобы те давали ему свои мудрые советы.
Марина слушала его буквально открыв рот.
Потом, когда Уинстон рассказывал ей, как дед ездил по всей стране, отыскивая подходящую обстановку, картины и фрагменты статуй — он хотел украсить ими не только дом, но и весь сад, — она, внезапно пораженная, воскликнула:
— Но ведь это, наверное, очень дорого!
Ее слова сразу остановили словесный поток Уинстона — будто кто-то резко захлопнул перед ним дверь.
Так, значит, она думает о деньгах!
Увлекшись такой интересной для него темой, он невольно выдал тот бесспорный факт, что для его семьи и ее интересов цена особой роли не играет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42